— А не может кто-нибудь другой взять твои деньги из сейфа?

— Не понял вопроса. Нас трое в компании, и все наши деньги вместе. Каждый берёт столько, сколько ему нужно. Ты что так побледнела?

Юля потянулась, встала, сказала:

— Я хочу спать.

Не признаваться же Аркадию в том, что снова, как уже много раз прежде, сжало сердце. Почему? Ведь всё спокойно, все живы. И мама улыбается. И Аркадий улыбается.

СЕДЬМАЯ ГЛАВА

Густая лавина снега движется сверху — завалить людей и дома, как землю, усыпить до весны, погрузить в спячку. Неба не видно. Машины, автобусы с троллейбусами ездить не могут, а пешком не дойдёшь даже от подъезда до подъезда — снега выше колен.

Хорошо, у них шестой этаж — может, их и не засыплет?

Беспрерывно звонит телефон. Аркадий отвечает.

— Извините, сегодня встречи не получится, позвоните завтра.

— Что мы можем сделать?

— Я дам вам телефон этой компании, но, думаю, и там сегодня не работают. Простите, но я не виноват, что у вас самолёт. Я никак туда не попаду. Стихийное бедствие. Позвоните в справочную аэропорта, там знают погоду, но, думаю, самолёты не летают.

Говорит радио, обещает: снегопад прекратится через четыре-пять часов.

Но пока с неба валится снег — остановить людей в их действиях и суете.

Радио рассказывает, где кого убили, какие предприятия вышли из строя… Юля выключает его.

Сегодня должна прийти Ася, но, конечно, не придёт.

Мама с раннего утра в кухне: сварила борщ, приготовила завтрак. В духовке «доходят» голубцы. Запах детства. Мама рада, что Ася не пришла. При Асе ей приходится отсиживаться в своей комнате.

— Сегодня напеку вам пирогов, давно не пекла.

— Ты уже наготовила кучу всего! Тебе нужно отдохнуть.

— Мне очень хочется спечь вам пироги. Это отдых для меня.

Звонят в дверь.

Юля идёт открывать.

— Ася?! — восклицает она. — Как же вы добрались?

Асе очень нужны деньги. Сегодня её день.

— Боже, в каком вы виде! Вы насквозь промокли, едва стоите. Скорее снимайте брюки и колготки, я дам вам свои.

— Я плыла в снегу, — пытается улыбнуться Ася и послушно переодевается, еле двигая руками и ногами.

Мама уходит к себе.

— Садитесь скорее, вы совсем без сил. Попейте чаю, вас лихорадка треплет.

Ася покорно садится, берёт в руки чашку с чаем, подносит ко рту, а проглотить не может. Виновато улыбается.

— Сейчас это пройдёт. Вы перенапряглись, — успокаивает её Юля.

— Скажите, что нужно делать.

Разве что постирать? Но есть стиральная машина. А погладить Ася всё равно не успеет — бельё сохнет долго.

— Вы чем-то расстроены? Как всегда улыбаетесь, но я чувствую… — говорит Юля.

— Мой муж сегодня должен был проходить интервью.

У Аси есть муж? Юля думала, Ася — мать-одиночка. Если «проходить интервью» — значит, у мужа нет работы. Вот почему Асе так нужны деньги. Она тянет семью одна. Прокормить мужчину тяжелее, чем ребёнка.

Наконец Ася делает первый глоток.

— Сейчас, сейчас, вам станет легче, — говорит Юля. — Поешьте, пожалуйста. Какая у мужа специальность?

Ася пьёт залпом чай и уже говорит не через силу:

— Физик, теоретик. Но сейчас не нужны учёные, поэты, художники. Приходится искать работу не по специальности. Одной американской фирме нужен программист. Компьютер муж знает, но он не программист, и мы боимся: не возьмут. А если даже возьмут, вдруг не справится? Что делать тогда?

— Он давно без работы?

Генри мог бы помочь! Наверняка знает американские фирмы в Москве. Она позвонит Генри, она попросит…

— Он числится на своей работе, но там совсем не платят. Он стал такой нервный… вздрагивает от каждого звука.

Сколько часов Ася добиралась?

— Можете мне помочь? — спрашивает Юля. — Летает пищевая моль. В какой крупе завелась? Никак не доберутся руки перебрать… И очень хочется оттереть сковороды и кастрюли, перемыть хозяйскую посуду — почему-то вся чуть жирная, — вдохновенно врёт Юля.

— А стирать разве не нужно?

— Конечно, нужно…

Юля идёт к маме. Ребёнок тянет её сесть. Беспокойный у неё ребёнок. Чуть что, даёт о себе знать. Плачет он, что ли, в ней?

— Спасибо за книги и чучела. — Мама расставила всё на этажерке и теперь листает одну из книг. Поворачивается к Юле: — Что с тобой? На тебе лица нет. Кто обидел тебя?

Мама у неё тихая. Сама себя арестовывает, когда они с Аркадием дома, и не слышно её. Целый день читать — с ума сойдёшь…

— Асю жалко! — Юля передаёт их разговор.

Мама долго молчит, а потом говорит:

— Что ж, пока у вас есть деньги… помочь всегда приятно.

— Не расстраивайся, мамочка. Ты же приготовила нам обед!

— Я не расстраиваюсь, я очень благодарна тебе за книги.

— Как ты себя чувствуешь?

— Заново родилась. В последнее время я так привыкла к слабости, к невозможности дышать… руки такие тяжёлые — поднять не могла, и сердце словно давило на ноги — шагу не шагнуть, а сейчас… Помню, в юности, ничего не весила, и энергия через край. И сейчас — лёгкая, как в юности!

Генри спас маму. Мама будет жить. Нельзя просить Генри об Асе.

— Я мешаю вам с Аркашей. Вам нужно жить вдвоём. Совсем недолго вам придётся жить вдвоём. Как только ребёнок родится…

— Нет, мама! Если ты вернёшься к отцу, он сразу выгонит Любу, а ты снова попадёшь в работницы, и снова заболеешь.

— Я не собираюсь возвращаться к отцу, я поеду к родителям.

— Тебе плохо будет с родителями. И у тебя есть я.

— Тебе сейчас не до меня.

— Как только родится ребёнок…

— Я вернусь к тебе, как только родится ребёнок.

— Нет, мама! Если ты хочешь сделать по-моему, пойди в школу. У тебя появится своя жизнь, ты будешь занята.

— Как я могу работать в школе? Скоро ребёнок родится!

— Мы будем сменять друг друга.

— Я чувствую отчуждение…

— Нет же, просто я устаю к вечеру и хочу поскорее лечь. Кроме работы, у меня английский и курсы вождения. Скоро экзамен. Аркадий хочет, чтобы я была независимой.

— А в институт ты не собираешься?

— Собираюсь, конечно. Рожу, выкормлю, и через год можно начать учиться, если ты поможешь.

— Помогу, конечно.

— Спасибо, мама. Ты так нужна мне!

— Слушай, что скажу. Не рвись между мной и мужем. Мне хорошо с книгами. Для меня сейчас главное — чтобы вам обоим было хорошо. В школу пойду, раз ты так настаиваешь.

Аркадий вошёл в комнату без стука:

— Простите за вторжение, я должен уйти…

— Как можно?! Ася «плыла» четыре часа!

— Я только в контору. Вчера, уходя, не увидел некоторых документов и печати.

— Но почему именно сейчас? Остановится снег, и пойдёшь.

— Эти документы определяют наше будущее. Мне они срочно нужны. Особенно Договор.

— Прежде, чем идти, обзвони ребят — может, кто из них взял?

— Я звонил. Говорят, не брали.

— А что можно сделать с Договором, если он уже составлен, и копия лежит в нотариальной конторе?

Аркадий пожал плечами.

— Юленька, отпусти меня, я должен найти документы и печать.

— Я с тобой.

— Ни в коем случае, если хочешь сохранить ребёнка.

— Позвони, когда дойдёшь.

— Обязательно.

Домашние деньги, обе зарплаты, лежат в тумбочке. Стопа долларов и стопа наменянных русских рублей на жизнь.

Юля решила дать Асе двести долларов. Сейчас они ей очень пригодятся.

Пошла в кухню:

— Вот, Ася, вы делаете больше, чем нужно, а мы платим меньше.

Ася смотрит на деньги, потом на Юлю:

— Вы ошиблись, здесь очень много, в два раза больше моей школьной зарплаты.

Как жарко! Наверное, она вся красная. Начала было объяснять: они столько должны. И сорвалась, и почему-то закричала тонким голосом:

— Я не могу, Ася! Вы так высоко, вы как мой Давид Мироныч, и вы должны взять… а вы ещё спорите.

— Почему вы плачете? Почему вы так расстроились? Хорошо, я возьму. Только не думайте, что это унижение — работать. Унизили себя те, кто довёл нас до такой жизни. Я возьму. Это подарок. В день рождения.

— У вас день рождения?!

— Сегодня мне исполнилось пятьдесят…

— Сколько?! Я думала, вам тридцать.

— Я поздно родила детей. У меня всё в жизни складывается поздно.


Снег продолжает падать завесой. Он кажется Юле прожорливым чудовищем, поглощающим воздух: дышать становится всё труднее.

Юля задёрнула шторы, зажгла свет, включила радио.

Объявили: снега уже больше, чем на метр. Машины пытаются расчищать мостовые, но снег деть некуда — вывезти не на чем, его сбрасывают к тротуарам.

А он всё падает и падает крупными лохмотьями.

Это природа объявила людям войну, мстит им за их грехи? Или это лично ей наказание? Она чувствует: что-то не так в её жизни. И неожиданно думает: а не Договор ли с Генри исчез из сейфа?

— О какой демократии можно говорить? — резкий голос мужчины по радио. — Люди теряют работу, не могут прокормить семью. Спиваются, кончают самоубийством, гибнут от инфарктов и инсультов. Учёные, инженеры бегут за границу. А чем сегодня радует нас телевидение? Вульгарными песнями, детективами, пошлыми рекламами? И долго мы будем терпеть власть доллара? Пролегла пропасть между так называемыми новыми русскими, с их иномарками, виллами и громадными счетами в банках, и миллионами тех, кому нечем накормить детей? Сегодня царят ложь, хитрость, воровство, ловкачество.

Асин голос заглушает мужчину: «Не думайте, что это унижение — работать. Унизили себя те, кто довёл нас до такой жизни».