Она была встревожена, сомнений не было. Интересно, она волнуется за Анну, потому что успела к ней привязаться за пару дней? Или за этим волнением стоит что-то большее? Может, Марта о чем-то догадывается? Например, кто подменил ей стакан. Не потому ли возникла необходимость «сменить общество»?

— У фрау Браух страшная депрессия. Но нам кажется, что все гораздо серьезнее. Может быть, у нее какое-то психическое заболевание.

— Чушь! — решительно заявила Марта. — Кто вам это сказал?

— Ее секретарь.

— Он врет. Анна совсем не похожа на сумасшедшую. Уж поверьте, у меня большой опыт общения с такими людьми. Анна совершенно здорова. Только очень богата. В этом ее главная беда.

Мы переглянулись со значением. Хорошая беда — от такой беды мы бы не отказались. Как-то не получается думать, что богатство может доставлять неприятности.

Марта заметила наши переглядки и рассмеялась.

— Вы еще очень молоды. Вам трудно представить, что богатство может мешать. Кажется, что деньги делают жизнь легче. А это не так. Деньги добавляют проблем и… подозрений. Начинает казаться, что близкие любят не тебя, а твои деньги. Что наследники любезны с тобой только потому, что надеются получить после твоей смерти хороший куш. А если смерть не наступает очень долго, переживают и нервничают. Я бы не хотела, чтобы кто-то ждал моей смерти.

— А у Анны много наследников? — осторожно спросила Катя.

— Этого я не знаю. Мы не говорили на эту тему. Но мне она показалась очень одиноким человеком. Может, родственники у нее есть, но поговорить по душам ей точно не с кем. Вот и терпит рядом с собой этого ужасного Алекса.

— Чем он вам не понравился, Марта? Почему вы считаете его ужасным?

— Он показался мне неискренним. Очень любезный, услужливый, действительно незаменимый помощник. Как секретарь он выше всяких похвал. Но вот как человек…

Марта снова задумалась ненадолго, глядя на парящих над водой чаек. Потом тряхнула головой и заявила вдруг:

— Он очень злой человек. Очень неприятный. И, кажется, рассчитывает каким-то образом получить часть денег Анны. Я думаю, он хочет ее обмануть при покупке. Анна обмолвилась как-то, что собирается приобрести в этом круизе какую-то очень дорогую вещь. А организовывает эту покупку Алекс. Боюсь, что он собирается ее обмануть.

— Что за дорогая вещь? — подал голос Димыч.

Мне казалось, что он совсем не слушает нашу болтовню, а он, выходит, только вид равнодушный делал. А как разговор про дорогие покупки и обман зашел, так опер в нем победил туриста.

— Не знаю, — развела руками Марта. — Она не вдавалась в подробности. Кажется, вообще пожалела, что сболтнула лишнего. И Алекс так на нее посмотрел после этого. Как-будто она сделала что-то ужасное. Он не хотел, чтобы об этом знал кто-то еще. И боялся, что Анна расскажет ненароком. Поэтому и был не доволен нашей дружбой.

Марта вздохнула и поежилась.

Знала бы она, что скрывалось за этой их «дружбой». Несчастная одинокая богачка Анна решила убить новую знакомую. Может, как раз потому, что сболтнула лишнего и пожалела об этом.

Что же за «дорогую вещь» собирается покупать Анна? И где? Что такого удивительного и дорогого можно купить по берегам сибирских рек? Шишек кедровых пару мешков? В качестве сувениров нетерпеливым наследникам. Или черной икры? А что, говорят, за границей икра фантастически дорогой продукт. Может, Анна решила пожить на широкую ногу и обожраться деликатесным продуктом?

Или она просто испугалась, что Марта теперь знает о крупной сумме, которую везет с собой фрау Браух?

Не поймешь, что на уме у этих богачей. Может, Анна от богатства и сбрендила как раз. Потому и нелюдимой становится, что боится грабителей и мошенников.

— Марта, а Анна не рассказывала, откуда у нее деньги? Давно на нее свалилось такое богатство?

— Кажется, ее муж занимался бизнесом. Какой-то завод у них был по производству полимеров. А после его смерти все перешло к Анне. Но сама она в делах мало что понимает. Заводом руководит сейчас другой человек. А Анна очень удачно вкладывает деньги. В этом у нее талант. По-моему, и предстоящую покупку она рассматривала как вложение капитала.

— А этот ее переводчик, он знает про предстоящую покупку? — спросил вдруг Димыч.

— Кажется, знает. Он злой человек, поверьте. От него можно ждать любой пакости.

Марта говорила горячо, отчаянно жестикулировала, как будто изо всех сил пыталась нас убедить, что Алекс — злой человек. Эх, не того человека она боится!

Глава 15

До конца круиза осталось только три дня и все традиционно расслабились. Повара в первую очередь. Просто загадка природы какая-то, каждый раз одна и та же история — в начале круиза пашут всем на зависть, а за пару дней до окончания начинают «позволять себе». Ведь никто не ждет от них трудовых подвигов, только выполнения своих прямых обязанностей. Но и этого не дождешься — расслабились, и хоть ты тресни…

Все мои попытки найти сочувствие хоть в ком-то пропали даром. Володин только руками разводил. Что я, мол, могу сделать? Хороший у нас метрдотель, ничего не скажешь! Только на официанток орать умеет, а поварам напомнить, что рейс еще не закончен и от работы их никто не освобождал, стесняется. Вздыхает горько и руками разводит. Даже жалко его стало на секунду.

Но только на секунду. Дольше жалеть Андрюшу мне неинтересно, саму бы кто пожалел. Да и некогда, надо проблему решать в рабочем порядке. Она только на первый взгляд пустяковая, проблема эта. Забыли повара про наших диабетиков и не принесли никаких фруктов на десерт. Казалось бы, ерунда какая, не из-за чего и шум поднимать. Но это в обычное время и при обычных обстоятельствах. А когда нас на станции всего двое вместо троих, дело принимает совсем другой оборот, не такой пустяковый.

Получается, мне сейчас надо бежать на камбуз, искать там кого-то свободного и имеющего доступ к холодильнику, потом идти с ним в этот самый холодильник, чтобы принести оттуда пару яблок или бананов. А в это время Катя, оставшаяся одна, будет метаться между нашими семью столиками и ничего не успевать. Совсем ничего, потому что в одиночку успеть не реально.

Вот поэтому я и устраиваю скандалы на ровном месте, как сказал мне обиженный кондитер Виталя. Сам он за фруктами не побежит — не царское это дело, да и нельзя ему уходить.

А Володин только руками разводит. Метрдотель называется!

Я бежала по узкой «черной» лестнице на камбуз, рискуя переломать все ноги, и вслух сообщала окружающему пространству, что я думаю по поводу такой вот организации труда. Начала я шепотом, но по мере удаления от сервировочной добавляла громкости. Так что, на камбуз я явилась уже в полный голос кроя и Виталю, и Володина, и милый сердцу теплоход со всеми его обитателями.

На камбузе никого не было. Совсем никого, ни с ключами, ни без ключей. Пусто.

Так не бывает, чтобы совсем никого — хоть посудомойщики-то должны быть. Да и повара не все сейчас наверху заняты. Но по закону подлости именно сейчас, когда у меня каждая секунда на счету, камбуз будто вымер.

— Мать вашу! — крикнула я в гулкую пустоту.

Надо же, а раньше я такими словами не выражалась. Это Димыч на меня плохо влияет, не иначе.

— Чего ругаешься? — добродушно отозвалась пустота.

В приоткрытую на палубу дверь заглянул повар Костя, милейшей души человек, всеобщий официантский любимец.

— Наталья, ты чего разоряешься? Красивым девушкам ругаться не идет.

— Куда вы пропали все? — я не поддалась на грубую лесть. — Когда надо, никого не дозовешься.

— Что случилось? — терпеливо поинтересовался Костя. — Уж и покурить нельзя бедным кухонным работникам.

— Мне фрукты нужны. Срочно.

— Тоже мне проблема, — хмыкнул Костя. — Пошли. Будут тебе фрукты.

Он взял в шкафчике ключи и неторопливо пошел в подсобные помещения к холодильникам.

Холодильники и морозилки на теплоходе — это не привычные домашние агрегаты. Это целые комнаты, заставленные коробками и завешенные мясными тушами. Я когда туда попадаю, всегда пытаюсь прикинуть на глазок, как соотносится площадь одного такого холодильника и комнаты, в которой живу я. По всему выходит, что продуктам в этой жизни повезло больше. Вот только холодно у них там, в этих хоромах.

Я заранее ежилась от предполагаемого холода, хоть до нужной камеры мы пока не дошли. А Костя ничего, не мерзнет. Идет себе в белой поварской куртке нараспашку — как курил на корме, подставив пузо солнышку, так и в холодильник пошел. Даже не застегнулся. Полы куртки развеваются от быстрого шага и создают лишний ветер. Не ветер, конечно, так, слабый поток воздуха. Но если уж я начала ворчать, остановиться трудно. Пусть будет ветер…

Костя как раз проходил мимо злополучной «рыбной» морозилки, в которую положили убитую Карину, повернул резко за угол, куртка взлетела на секунду крыльями, и в этом секундном воздушном потоке затрепетал осенним листом клочок бумаги на двери.

Не клочок, конечно, бумажная полоска с корабельной печатью и Димкиной подписью. Это он так морозилку «опечатал».

Неужели отклеилась?

Я подошла к двери.

Нет, не отклеилась. Бумажка аккуратненько так разорвана на две части. Одна до сих пор приклеена к двери, а другая — к стене морозилки. Не могла она сама отклеиться. Я вспомнила, как уныло матерился Димыч, тщетно пытаясь приклеить бумажку при помощи «клея-карандаша» с ресепшн. Как после долгих поисков принесли, наконец, малюсенький тюбик «супер-клея». Как он не хотел выдавливаться из тюбика, и Димыч снова матерился. А потом приклеил все-таки. Намертво, потому что «супер-клей» — не хухры-мухры.

Бумажка была разорвана. Как раз на стыке двери и косяка, или что там бывает в морозилках. Дверь открывали. Но кроме трупа там ничего нет, это всем давно известно. Значит, того, кто открывал дверь, интересовал именно труп. Может его уже там и нет? Убийца не успел сразу от тела избавиться, а потом пробрался в морозилку и украл убитую Карину?