Поднявшись, она зашептала, торопясь и захлебываясь слезами:

— Оттуда! Это я его украла, я! Но я не убивала! Вот чем хочешь клянусь, не убивала я. Думала, пусть она понервничает, а я потом отдам. Вернее, подброшу в каюту или на работе куда-нибудь. Но я не убивала! А теперь получается, что это я Карину. А это не я. Честное слово!

— Зачем? — никак не могла я взять в толк. — Зачем оно тебе понадобилось?

Слово «украла» я произнести не могла. Даже повторить за Светкой не получалось. Этим словом я как будто ставила на ней крест, клеймо, которое никуда потом не спрячешь, не выведешь, ничем не замаскируешь. И которое не позволит нашим отношениям быть прежними. Даже если ничего не подтвердится, если окажется, что Светка не виновата ни в чем, все равно между нами будет стоять это страшное слово.

— Зачем оно тебе?

— Да ни зачем. Я злая на нее была, хотела проучить как-то, отомстить. Но чтобы не знали, что это я. Думала, пусть помучается, попереживает — меньше будет по сторонам пялиться, глазастая наша. Вот и взяла. Хотела отдать потом, через пару дней. И не успела. А теперь получается, что это я Каринку убила. А это не я. Не я это! Не я!

— Да никто на тебя и не думает, — я старалась говорить как можно убедительней, потому что не нравилось мне очень Светкино состояние. Она как будто не слышала меня вовсе, а только повторяла это свое: «Не я это! Не я!»

— Если хочешь знать, Димка сразу сказал, что записки этой не должно было быть по логике. Что тому, кто золото взял незачем с Кариной встречаться. Никто на тебя не подумает, не бойся.

Светка раскачивалась из стороны в сторону, так, что я даже испугалась, что она стукнется головой о переборку, и сипло шептала, как заведенная:

— Это не я! Я не убивала! Не я! Не я! Не я…

Я поняла вдруг, что Зотова меня не только не слышит, но и не видит, похоже. И говорит не со мной, а просто шепчет эти свои «не я», как заклинание.

Я кинулась к двери, чтобы позвать Димыча. Пусть он сам ей скажет, что в убийцы ее записывать не собирается.

Они с Вадимом вломились в каюту с такими лицами, словно и правда собирались меня спасать от компании маньяков. Правда, Вадик тут же и вышел обратно, оценив обстановку, а Димыч потребовал подробностей в свойственной ему манере.

— Что за фигня? — поинтересовался он, указывая глазами на сотрясающуюся от рыданий Светку.

Объяснить я ему ничего не успела, потому что вернулся Вадим, на этот раз с чемоданчиком, и предложил нам обоим погулять минут пять за пределами каюты.

Мы вышли, но гулять никуда не пошли, остановились здесь же, подперев спинами стену, и я рассказала Димычу в чем причина Светкиной истерики.

— Ну, вот, я же говорил, что с запиской лажа какая-то, — кивнул он удовлетворенно. — Не должен был тот, кто цацки взял, стремиться с потерпевшей встретиться. Так все и получается. Хоть золото нашлось — и то хорошо.

Тут открылась дверь, и появился Вадим. Мы ринулись к нему, но он остановил нас движением руки и сказал коротко Димычу:

— Я ей успокоительное вколол, так что, она заснет скоро. Но минут десять-пятнадцать у тебя есть. Можешь поговорить, только осторожненько. Состояние у нее не самое лучшее. И знаешь, я, конечно, не специалист, но не похожа она на убийцу, по-моему.

— Психологи все, куда деваться! — буркнул Димыч, скрываясь за дверью Светкиной каюты.

Мы с Вадиком посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, пошли к выходу на палубу.

— Пошли, покурим, что ли, — предложил он, спохватившись. — Или воздухом подышим, после таких впечатлений.

* * *

Мы дышали воздухом уже минут пять, когда Вадим вдруг спросил:

— А почему мы стоим?

В последнее время я мало чему удивляюсь. Поэтому и ответила терпеливо и спокойно.

— Потому, что сесть здесь некуда. Мы же на главной палубе, здесь стульев нет. Хочешь курить сидя, поднимись хотя бы на среднюю.

— Да я не об этом! Теплоход почему стоит?

— Ах, теплоход! Так бы сразу и сказал. Рыбу покупают, скорее всего.

Вадик неожиданно воодушевился.

— А где покупают? Пошли посмотрим, пока Захаров занят. Хоть одним глазком взглянуть, какие они, браконьеры.

Тут теплоход тронулся с места и, постепенно набирая ход, двинулся в прежнем направлении.

— Опоздали мы браконьеров смотреть, — разочаровала я Вадика.

— Все равно пойдем. Поглядим, как рыбу разделывают. Кровища! — он скорчил зловещую физиономию и рванул на корму.


Кровищи на корме, и правда, было достаточно. Четверо мужиков привычными движениями надрезали, вспарывали, вываливали прямо на палубу требуху. Уже выпотрошенные рыбины лежали бревнами в сторонке, готовые к заморозке.

Ближе всех к нам оказался развеселый санмеханик дядя Вася. Крепкий, усатый, прямо не человек, а персонаж плаката «Речник — это звучит гордо».

Сейчас дядя Вася выглядел, как палач из ужастика. Руки в крови по локоть, а лицо довольное.

— Смотри, какой «улов»! — поделился он со мной радостью. — А то боялись, что из этого рейса вообще без рыбы придем.

— Да уж совсем-то не пришли бы, — поддержала я разговор, — немножко-то купили все равно.

— Да где это «немножко»? Сегодня первый раз покупаем. Зато, сразу вон сколько. Гляди, какие красавцы!

На «красавцев» я вежливо взглянула, чтобы не обижать дядю Васю. Но сосредоточиться на восторгах не могла. Все время думала, как там Димыч со Светкой беседует. Да еще одна мысль вертелась в голове, но никак не получалось ее сформулировать. Что-то важное, а понять трудно.

— Ну, теперь затарились, — ворковал дядя Вася, укладывая свежеразделанную рыбину рядом с двумя другими. — А то ни одной лодки уже который день, хоть плачь. Чуть без рыбки не остались.

Я смотрела на страшную осетринную голову, смотревшую на меня тусклыми глазами, и пыталась понять, что мне не нравится во всей этой истории с рыбой. Нет, ну что браконьерство — это плохо, я знаю. Спасибо Димычу, что еще разок напомнил. А вот что не так именно в этой вот рыбьей голове, на которую я зачем-то уставилась? Или в дяде Васе?

— Дядь Вась, а перед Савельевском вы разве рыбу не покупали?

— Ты чего, Наташ? Какая перед Савельевском рыба? Ее там сроду не было! — дядя Вася даже руками развел изумленно. — Там же до города рукой подать, река грязная. Осетры там жить не будут. Перед Каманино еще может быть, но там не покупали. Говорю же, первый раз берем.

Я обернулась и вопросительно посмотрела на Вадима.

— Ты чего? — не понял он.

— Помнишь, вы на палубе кровь видели утром? Когда это было? Перед Савельевском?

Вадим задумался ненадолго, шевелил губами, будто что-то высчитывал.

— Перед Савельевском, — уверенно сказал он. — Мы с утра кровь видели, вот здесь, под скамейкой. Потом на завтрак пошли, а потом в Савельевск на экскурсию. Монастыри в Савельевске ведь? Тогда все точно.

— А дядя Вася говорит, что никто рыбу перед Савельевском не покупал, — я показала для убедительности на дядю Васю, и он кивнул, подтверждая мои слова. — И вообще в этом рейсе не покупали.

— И что?

— Так откуда же кровь тогда?

— Ну, не знаю, — махнул рукой Вадим, — может, порезался кто.


То же самое сказал и Захаров.

— Да порезался кто-нибудь. Или подрался. Мало ли. И не похожа та кровь была на рыбью.

Мы с Вадимом попробовали было усомниться, что на глазок можно определить, чья кровь засохла там, под скамейкой. Но Димыч уверил нас, что он-то крови навидался, в том числе и засохшей, так что отличить человеческую кровь от рыбьей может запросто.

— Как там Светка? — спросила я осторожно.

— Плачет, — коротко ответил Димыч. — Раскаивается. А нехрен было золотишко чужое тырить. Мстительница, блин!

— Дим, но это ведь не она убила.

— Конечно, не она. По крайней мере, плачет убедительно. Скорее всего, настоящий убийца просто удачно воспользовался ситуацией. Ему даже придумывать не пришлось, как Карину на палубу выманить. Просто воспользоваться. Подобрать, что лежит. Не такой он дурак, как нам бы хотелось.

— Нам?

— Ну, мне, — поправился Димыч. — Дурака вычислить легче. А этот Зотовой вашей прикрылся. Молодец!

Глава 13

Солнце припекало как на жарком юге. Как будто и не было двух дней тягостной мороси, неба прочно затянутого тучами. И трагических событий как будто не было. Хотелось так думать, подставляя лицо и ноги жарким лучам.

Забыть о трагических событиях не получалось, рядом сидел Димыч со своим потрепанным блокнотом и бубнил:

— Понимаешь, чтобы найти того, кто убил, надо понять, за что убили. Будет мотив, будет и преступник. Причину надо понять.

— А какие могут быть мотивы вообще? — спросила я, открывая глаза.

— Да мотивов не так много. Выгода, месть, ревность. Страх. В нашем случае два мотива уже имеются.

— Какие?

— Ревность, например. Этот Витька, который ее после работы караулил.

— Да ты что! Витька Карину любил.

— Ну, правильно. Он ее любил, а она его отвергла. Сама же говоришь, что Витька думал, что у Карины кто-то другой появился. Самая настоящая ревность. Типа, не доставайся же ты никому.

— А второй?

— Месть. Зотову я бы пока со счетов не сбрасывал.

От неожиданности я проснулась окончательно. Какое тут солнце, когда такие новости!

— Дим, ты сдурел? Ты же сам сказал, что Светка ни при чем.

— Я сказал, что плачет она убедительно, — поправил меня Димыч. — Но мотив у нее имелся. С этим ты, надеюсь, спорить не будешь? Разозлилась она на потерпевшую сильно, даже на кражу пошла из мести. Где гарантия, что на убийство не решилась по той же причине?