* * *

Лиза Федотова не могла сидеть на месте. Присаживалась на кровать, тут же вскакивала, пыталась ходить туда-сюда по каюте, переступая через наши ноги. Переставляла на полке флакончики лака, баночки с кремами, дезодоранты. Потом, зажав в кулаке какой-нибудь пузырек, снова садилась, сложив руки на коленях, снова вскакивала…

Лизино мельтешение ужасно раздражало, но попросить ее не метаться по каюте я не решалась. Неизвестно, как бы я себя вела, если бы моя соседка неожиданно пропала.

Димыч, положив на стол перед собой открытый блокнот, в котором он время от времени что-то помечал непонятными крючочками, смотрел на Лизины метания терпеливо и почти равнодушно.

— А сумка у нее какая с собой была? — спросил он вдруг.

— Серая. Спортивная, — слегка растерялась Лиза.

— Она где сейчас?

— Вот, — Лиза распахнула дверцу одежного шкафа и продемонстрировала всем желающим серую сумку, стоящую под нижней полкой.

— А твоя сумка какая? — не унимался Димыч.

— Красная, — послушно отвечала Лиза и, не дожидаясь следующего вопроса, достала красную сумку из-под той же полки.

— Значит, все ее вещи на месте? — в десятый, наверно, раз уточнил Димыч.

Лиза согласно кивнула и присела на краешек второй кровати, напротив меня.

— Лиза, а деньги у нее с собой были, не знаешь? — спросил Захаров, не прерывая писанины и не поднимая глаз от блокнота.

— Было немного. На всякий случай. Нам деньги-то особенно не нужны в рейсе. Если, конечно, рыбу покупать не собираешься.

— А Карина не собиралась?

— Да нет. Ей не надо было. Сами они с мамой рыбу не любят, а на продажу брать ей ни к чему, она из обеспеченной семьи.

— А где она деньги держала, не знаешь, случайно?

Лиза достала серую сумку, расстегнула один из многочисленных карманов и показала Димычу его содержимое.

— А сумма та же, что была? — не унимался любопытный Захаров.

— Про сумму не знаю, я не пересчитывала, — обиделась Лиза. — Я вообще не знаю, сколько у Карины с собой было денег. Где лежат, знаю, а сколько их там — не мое дело.

— Понятно, — протянул Димыч, захлопывая блокнот. — Значит, видела ты ее где-то около шести или половины седьмого, так?

Лиза молча кивнула.

— Скорее, около половины седьмого, — вмешалась я. — Ужин в ресторане с восемнадцати тридцати, а Карина минут за пять до начала явилась.

Димыч посмотрел на меня очень выразительным взглядом. Наверно, именно такой взгляд называют испепеляющим. Я прикусила язык и изобразила лицо, полное раскаяния.

— И после этого ты ее уже не видела, так? — он не спрашивал, а как будто сам рассказывал Лизе, как проходила их последняя с Кариной встреча. Лизе оставалось только согласно кивать в нужные моменты. — Куда она могла пойти, вспомни.

— Да не знаю я, — Лиза сжала руками голову и посмотрела на нас поочередно жалобным взглядом. — Ну, честное слово, не знаю.

Димыч поднялся на ноги и принялся рассматривать флакончики и баночки на полке. Из-за его туши мне совсем не было видно ни Лизу, ни так интересующую всех полку с косметической мелочевкой. Вообще ничего видно не было — все свободное пространство и без того тесной каюты занимал капитан Захаров, проводящий предварительный опрос свидетелей. Что такого интересного он увидел на этой полке?

— Лиза, а золото, которое пропала, тоже в сумке лежало? — спросил он, не оборачиваясь.

— Нет, золото в шкатулке было. Вон в той, справа. Она же его надевала иногда… Ой! Так ведь она за золотом пошла, наверно. Вот я балда!

В следующую секунду Димыч смотрел прямо в глаза ошарашенной Лизе, в очередной раз поразив меня способностью двигаться, когда надо, бесшумно и практически молниеносно.

— Вот сейчас подробно, — потребовал он. — Куда пошла, за каким золотом, и откуда это известно?

* * *

Золото у Карины пропало при невыясненных, как говорят в таких случаях, обстоятельствах. Все время было, лежало себе тихонько в шкатулке, надевалось по вечерам, радуя хозяйку и примиряя с не всегда приятной действительностью. А потом вдруг исчезло без следа. И главное, не понятно было, в какой именно момент это произошло. Карина не доставала украшения дня два, а тут загрустила чего-то, заскучала и решила поднять себе настроение привычным и доступным способом — порадоваться, что жизнь, в общем, удалась. Поднять настроение не получилось — шкатулка оказалась пуста. За два прошедших дня разного народу побывало в каюте много. Непонятно, на кого и думать. А главное, не хочется ни на кого думать — заходили-то все свои, с кем та же Лиза Федотова работала уже не один год. Подозревать кого-то из команды было немыслимо, а чужих в каюте просто не могло быть. Разве что, допустить возможность нахождения на борту нечистого на руку туриста. Но эта мысль казалась совсем уж безумной.

Карина горевала открыто, громко и с размахом. К вечеру следующего дня вся команда была в курсе. Тогда же Димыч посоветовал не паниковать, а терпеливо дожидаться, пока ворюга решит вернуть украшения добровольно. Я аккуратно передала пострадавшей пожелания опера на отдыхе. Это было позавчера, в четверг. В пятницу золота все еще не было, и Карина, к тому времени перессорившаяся насмерть со Светкой и попавшая под горячую руку Володину, совсем пала духом. Лиза пыталась ее утешать, взывала к здравому смыслу и опыту предыдущих официантских поколений — все было бесполезно, Карина продолжала кукситься.

И вдруг все изменилось. Поужинав в столовой для команды, Лиза с Кариной вернулись в каюту, открыли дверь ключом и стали заниматься обычными ежевечерними делами — Карина переодевалась в форму, чтобы скоро пойти на работу в ресторан, а Лиза, которой до смены в баре оставалось еще четыре часа свободного времени, легла на кровать с книжкой. Все равно, делать еще что-то, пока Карина мечется по тесной каюте в поисках целых колготок, было невозможно.

— Что за бумажка лежит? — спросила вдруг Карина. — Нужная?

— Не знаю, — отмахнулась Лиза, не поворачивая головы.

Вникать, что за бумажка попалась на глаза аккуратистке Манукян, недавно сделавшей уборку в каюте, ей не хотелось. Хотелось, чтобы Карина не приставала к ней с дурацкими бумажками, а переоделась поскорее, и наконец-то ушла, дав возможность поваляться немного в тишине.

— Лиза, ну, что за дела? Только ведь убрала все. Неужели так трудно не мусорить? — вопрошала Карина, разворачивая сложенный вчетверо клочок бумаги. Прочитала и завопила совсем другим, счастливым, голосом: — Лиза! Он объявился!

— Кто? — Федотова поняла, что почитать спокойно ей все равно не суждено.

— Ворюга этот. Хочет золото отдать. Правильно Наташкин милиционер сказал. Некуда ему деваться, сам отдает.

Сияющая Карина протянула Лизе листок с напечатанными несколькими строчками.

«Если хочешь получить свое золото, приходи сегодня ровно в полночь на корму. Приходи одна. Если расскажешь кому-то, ничего не получишь.»


— Так и было написано «ровно в полночь»? — хмыкнул Димыч. — Романтики кругом. А где эта записка?

Лиза пожала плечами.

— Значит, она собиралась в полночь встречаться на корме с вором? Не могла передумать?

— Что вы! Она так обрадовалась, прямо светилась вся. Даже напевала что-то, когда уходила.

Точно, напевала. Я еще, помню, порадовалась. Думала, она после разговора со мной так воодушевилась. А оказывается, все дело в золоте, которое сначала украли, а потом пообещали вернуть. И ведь ни словом не обмолвилась! Как не похоже это на Карину. Хотя…

— Лиза, а как же она тебе про записку рассказала, если там было написано, чтобы никому не говорила? — спросила я.

— Наверно, не сообразила сразу. Обрадовалась сильно, хотела поделиться.

— А больше, значит, никому не сказала, — задумчиво произнес Димыч. — И записку убрала. Или с собой унесла, что вероятнее всего. Стоп! А как записка в каюте оказалась, если дверь на ключ была закрыта?

Тоже мне, неразрешимая задача! Мы с Лизой одновременно показали глазами на открытое окно.

Планировка в каютах на главной палубе простейшая — не сложнее, чем купе поезда. Маленькая прихожая, из нее дверь в санузел с умывальником, душевой кабиной и прочими «удобствами». Потом шкаф для одежды, две кровати вдоль стен, откидная полка над одной из них, так, на всякий случай, если придется уплотняться из-за наплыва туристов и жить в каюте по трое. Ну, а между кроватями уже столик, почти как в поезде — маленький и неудобный, а над столиком окно. Верхняя часть его откидывается при необходимости. Вот через эту «форточку» и забросили в каюту записку. Ничего сложного, мы часто так возвращали взятые на время мелочи, если хозяев в каюте не было.

— Так окно открыто было, что ли? — не поверил Димыч. — Ну, вы даете! А потом еще удивляетесь, что цацки из кают пропадают.

Глава 10

К вечеру погода окончательно испортилась. Тучи сбились над теплоходом серым табунком и как будто преследовали специально. Где-то вдали время от времени вспыхивал закатным светом край чистого неба, а над нашими головами все время висели плотные сырые клочья. И дождь выматывал душу — то начинал робко накрапывать, бросал за шиворот с десяток холодных капель, то, будто передумав, откладывал собственное появление до лучших времен. Про порывы ветра я уже и не говорю…

В общем, одной только погоды было бы вполне достаточно для унылого настроения. А тут еще Димыч нудит без остановки. Уж если так ему невмоготу, отказался бы совсем. Так нет, бродит по палубе, ежится от дождя и ветра, бормочет под нос всякие не лестные для меня слова, но не уходит. Решил довести дело до конца.

Пока мы туристов ужином кормили, а потом уборку делали, он облазил почти весь теплоход изнутри: машинное отделение, бойлерную, все подсобные помещения, холодильники, склады, очистные камеры. Нигде не обнаружил ни Карины, ни следов ее пребывания.