— Гордо, я хочу удержать авиакомпанию. Я не могу поверить, что вокруг этих японцев вертятся какие-то ниндзя.

— Ладно, только я уже дважды наступал на эти грабли. Поэтому авиакомпании для меня исключены. — Он тихо засмеялся. Его левая рука как бы случайно легла на бедро Тани. — Раз так, бери в дело фон Штурма. С фон Штурмом на борту ты спасешь авиакомпанию, а заодно и свою задницу!.. О, извини, Таня.

Когда подруга была рядом, Гордон очень тщательно подбирал выражения. Гордон и Таня встали вместе, словно прилипнув друг к другу, но у выхода из ресторана разделились, будто не были знакомы. Рядом с ними с таким же отсутствующим видом брел Кингмен. Посадив Кингмена в тачку, Гордон поблагодарил его за ужин, после чего энергично потряс руку Беддла и сказал:

— Фон Штурм. Это твой спаситель. Он — твоя последняя надежда, если хочешь удержаться на плаву. Фон Штурм

13

Штурмхоф


— Ладно, Фредди, сделай мне макияж, чтобы умереть и не встать! — Флинг раскинула руки и рассмеялась. — Если честно, я не понимаю шумихи вокруг этого де Реснэ. Ты здесь все равно самый лучший художник!

"Приходится быть им", — подумал Фредерик. Он ежедневно гримировался под баронессу фон Штурм, это сумасбродное порождение причудливого европейского бомонда, и получалось у него это более чем успешно. Настолько, что майский выпуск французского варианта "Воуг", экземпляр которого сейчас лежал на туалетном столике XVIII столетия работы ЖУБЕРА, целую страницу посвятил цветному фотомонтажу с портретами двух интеркрасавиц на парижском смотре весенних моделей. Вот Фредерика и Флинг в первом ряду в зале для просмотров, рука об руку, две подружки; вот они ужинают в кафешантане в обществе кутюрье, рокк-звезд и европейских аристократов; а вот они на правах "заезжих звезд" небрежно шествуют по подиуму в нарядах от "ШАНЕЛЬ" и "ВЕРСАЧЕ". Поистине — стиль жизни двух безумно богатых милашек.

— Гримируй, малыш, гримируй!

— Тихо! Гений за работой! — Фредерик начал рыться в россыпи косметических красок и щеточек, в беспорядке наваленных на бесценный антикварный ТАБЛЬ А ТУАЛЕТ[15], походивший сейчас скорее на палитру вошедшего в раж импрессиониста.

Флинг, как длинношеяя жирафа, склонилась, чтобы увидеть себя в овальном зеркале, по бокам которого танцевали свой дикий танец обнаженные — если не считать позолоты — сатиры и нимфы. За все три сотни лет своего существования зеркалу вряд ли приходилось отражать два столь совершенных лица.

— Р-РАЗ! Мазок, еще мазок! Боже, вы только взгляните! Что я наделал! Моя карьера загублена на корню. Я кончился как художник, на мне можно спокойно ставить крест.

Они хихикали, изображая молоденьких манекенщиц, которых гримируют перед выходом на подиум.

— Придется записаться в очередь к хирургу, который делал пластическую операцию Шер. А теперь: РАЗ, ДВА, ТРИ! ФИГУРА ЗАМРИ!

Оттянули пальцами кожу к вискам, прищурились и стали похожи на двух хорошеньких то ли китаянок, то ли японок и весело расхохотались.

— А теперь поднять подбородок! Воспользуемся бальзамом.

Некоторые из фотомоделей использовали мазь-бальзам, чтобы сделать кожу более упругой перед съемкой крупным планом.

— Фредди, а все-таки, как ты думаешь, что я должна делать такого особенного, чтобы Кингмен сошел с ума от желания? — Флинг снова была серьезной. Фредди никак не удавалось втянуть ее в веселую игру.

— Хм… Все дело… в бороде! — Фредерик прижал длинный медовый локон Флинг к ее нижней губе. — Может быть, он любит бородатеньких женщин… а может, он вроде моего барона?

Флинг, широко раскрыв глаза, смотрела на него через зеркало.

— Не разделяю ваших подозрений, мой добрый друг. Только не Кингмен Беддл. Вы ошиблись номером, молодой человек.

— Боже, Флинг! Ты не могла бы объясняться не так высокопарно?

— Ладно. У меня нормальный муж, и мы собираемся произвести на свет бэби без твоей глупой чашки Петри.

— Без чашки, но не без фредерикова "Справочника по обольщению".

— Может, мне надеть вот такую черную кружевную ночную рубашку? — Она взяла в руки сидевшую в кресле куклу в короткой прозрачной кружевной рубашке и с двумя огромными черными атласными бантами.

Фредерик поморщил нос.

— Черный. Фи! Все ходят в черном. С утра до ночи — в черном. — За какие-то два года Фредерик успел превратиться в закоренелого европейского сноба.

— Тогда я должна идти как привесок к самой себе! Флакон духов с ногами. А на голове — пробка?

Фредерик поставил флакон "ШАНЕЛЬ № 3" ей на голову. Флинг усмехнулась.

— Согласна, согласна. Я женщина, я обольстительна. Я потрясаю воображение и благоухаю. — Флинг, глядя в зеркало, с идеальной точностью воспроизвела фотомодель с рекламного плаката "ШАНЕЛЬ № 5". — Смотри, я лед. Вдыхайте мой запах, но трогать не смейте. — Я — Катрин Денев.

— Чем-то похожая на меня, — поднял палец Фредерик. — Я предлагаю на ночь сменить аромат. В Нью-Йорке все до единого пахнут, как "ФЛИНГ!". Заходишь в переполненный лифт — так и шибает в нос этим запахом. Неужели ты думаешь, эти духи еще способны возбудить его? Они ему осточертели!

— Очень интересно! — Флинг захлопала ресницами. — А что ты можешь предложить?

— АЙН АУГЕНБЛИК[16], — как истинный ариец произнес Фредерик. Он явно делал успехи в своем немецком. — Кое-что из загашника баронессы.

И он вытащил из-под столика прямоугольную корзину с дюжиной пронумерованных пузырьков с наклейками фирмы "АНУК ФУРЕЛЬ", парижской парфюмерной компании.

Флинг протянула длинную руку и взяла один из флаконов.

— Ага!.. Мадам выбрала номер девятнадцать. Любимый номер баронессы.

— Р-РАЗ! — Флинг выпустила пузырек из рук и хихикнула.

— Может быть, мадам предпочитает нечто более духовное?

— Да, духовное, но главное — женское. Буду очень благодарна. — И она легким движением откинула назад волосы.

— Отлично, и как же именно желает пахнуть мадам?

— Как теплый мед в улье, как золотой рассвет на Багамах, как необузданная любовная страсть и как мать, родившая ребенка девять месяцев спустя, — по-кошачьи промурлыкала она.

— Черт, до смешного скромные запросы! Ладно, вот в вашем распоряжении целая корзина.

— Как насчет номера тринадцать? Это мой счастливый номер.

Они вместе раскупорили номер тринадцать, и их овеял аромат пачули с острова Суматра, сандалового дерева из Индии и мускатного шалфея из Северной Каролины, оттененный слабым запахом фиалки.

— М-м-м! Я уже вся дрожу от вожделения. — Флинг спрыснула на руку и провела по волосам.

— Осторожнее, сладкая моя. Это ведь подлинная парфюмерия, а не какая-то вонючая водичка, которую "Кармен" выдает за духи. Легкий мазок — и достаточно.

— Извини, — Флинг даже смутилась.

— Ладно! Ну, а теперь музыка. Для этой ночи обольщения я бы выбрал "Композицию для гитары" Мануэля де Фалья, пронизанную романтикой бесконечной испанской ночи. — Фредерик вставил компакт-диск в проигрыватель, работающий от батареек: в этом необъятном замке электропроводка и особенно розетки по-прежнему оставались проблемой из проблем. Тут же мягкие звуки классической гитары — знойные любовники, смуглые, позвякивающие кастаньетами танцорши — наполнили всю позолоченную в стиле барокко спальню, которой предстояло превратиться в арену обольщения вечно занятого бизнесом мужа Флинг.

Флинг и Фредерик, ни слова не говоря, будто сговорившись, бросились танцевать импровизированный танец-фламенко: покачивающий бедрами головорез-тореадор и его притопывающая каблуками и шуршащая платьем партнерша. Вечный сюжет из "Кармен".

Наконец, упав на огромную кровать, они зашлись хохотом. А эфирные переборы гитары плыли через открытое окно в парк, побуждая цветы раскрываться еще больше и цвести еще ярче.

— Хватит, хватит! Я уже чувствую себя обольщенной, так что дальше некуда. — И подражая Фредерику, Флинг бессильно уронила запястье на лоб.

— Но, сладкая моя, мы еще даже не приступили к уроку!

— О, для того, чтобы забеременеть, я готова на все, Фредди! Но, по правде, я уверена, что у меня все равно ничего не получится. Я совершенно не умею притворяться.

— Ты, может быть, и нет, но меня обучали лучшие мастера. Слушай меня внимательно, и дело будет в шляпе. — Он взял из вазы с фруктами два банана. На! — Он кинул ей один банан. — Садись ж гляди в оба.

— Ты берешь банан вот так. — Фредди обхватил банан за один конец. — Другой рукой берешь здесь и совершаешь непрерывные движения вверх-вниз. — Фредди снял кожуру с банана. — Для начала вставляешь банан в рот, проводишь губами для смазки, затем постепенно начинаешь втягивать и отпускать, потом мягким рывком медленно перемещаешь его дальше и дальше, пока он не коснется твоих миндалин и, наконец, даешь ему проскользнуть в горло.

Фредерик так увлекся, что не заметил, как Флинг, облизав банан, не выдержала и съела его.

— Черт возьми, Флинг, ты слопала банан! Ты ведь просто-напросто кастрировала Кингмена! Я отказываюсь давать советы при таком отношении к делу.

— Извини, Фредди, это вышло как-то само собой. — Она небрежно швырнула банановую кожуру на бесценный антикварный комод. — Давай еще раз станцуем фламенко. О-ЛЕ!


Калгари


Буффало, как ищейка, шел по следу. В лесной канадской глуши он должен был встретиться с парнем, у которого не было телефона и о котором не слышали иногда по нескольку лет, пока разъезжий лудильщик не заглядывал к нему, чтобы продать по случаю кастрюлю или котелок. И тем не менее Буффало несло туда.

Хижина оказалась убогим с виду, но весьма приспособленным для здешней жизни бревенчатым четырехугольным сараем, расположенным глубоко в лесу, милях в двенадцати от беддловского лесозавода. Буффало отмахал весь путь, держа цейссовский компас в руках, дабы невзначай не заблудиться. Он рассчитывал дойти до цели засветло, избежав ночной встречи с медведем или волками. Грабителей и крутых парней он не боялся, но хищники, да еще ночью, в лесу были слишком серьезным оппонентом для нью-йоркского фараона, вооруженного пистолетом "беретта" и значком полицейского. За спиной, в рюкзаке, лежали сигареты "ЛАККИ СТРАЙК", пиво и подростковые журнальчики.