— Почему это так важно?

— Это, да? Так должно быть. Боже. Это имеет значение потому что… — прекрати это! Это важно, потому что я лягу в постель только с человеком, уважающим меня и мои взгляды. Мои —… — я прервалась с непонятным звуком, когда он слегка впился зубами в мою кожу.

— Я уважаю тебя, — пробормотал он. — И твои взгляды. Я думаю о тебе как о равной. Я уважаю твой ум и все то огромное количество слов, что ты обожаешь использовать. Но я также хочу сорвать с тебя одежду и заниматься с тобой любовью, пока ты не будешь кричать, рыдать, пока не увидишь самого Господа бога. — Его рот скользил по моему горлу. Я беспомощно содрогалась, мышцы сокращались от удовольствия, а его руки обхватили мои бедра, удерживая меня на месте. — Я собираюсь хорошо провести с тобой время, Элла. Начиная с того, что секс у нас будет по принципу «пленных не брать», по полной программе. Так, чтобы ты потом не могла вспомнить собственное имя.

— Я была с Дэйном в течение четырех лет, — удалось произнести мне. — Он понимает меня так, как тебе никогда не понять.

— Я смогу изучить тебя.

Казалось, внутри меня начало что-то зарождаться, распространяя слабость, а мое тело противилось этому. Я закрыла глаза и удержалась от всхлипа.

— Когда ты предложил мне квартиру, — сказала я слабо, — ты говорил, что у тебя нет никаких скрытых мотивов. Я не могу поблагодарить за то положение, в котором я из-за этого оказалась.

Его голова приподнялась, и он губами коснулся кончика моего носа.

— А какое положение ты бы предпочла?

Мои глаза распахнулись. Каким-то образом мне удалось отодвинуться подальше от него. Полусидя, полулежа на подлокотнике дивана, я указала на дверь дрожащим пальцем.

— Уходи, Джек.

Джек выглядел чертовски сексуально: взъерошенный и возбужденный.

— Ты выгоняешь меня?

Я с трудом могла поверить сама себе.

— Я выгоняю тебя, — я отошла в поисках своих очков, неуклюже возясь с ними, чтобы водрузить их на место.

На его лице появилось угрюмое выражение.

— Нам многое нужно обсудить.

— Я знаю. Но если я позволю тебе остаться, то не думаю, что нам удастся поговорить о многом.

— А что, если я пообещаю не трогать тебя?

Когда наши взгляды скрестились, казалось, вся комната заполнилась напряженными электрическими разрядами.

— Ты бы солгал, — сказала я.

Джек потер затылок и нахмурился.

— Ты права.

Я склонила голову в сторону двери.

— Пожалуйста, уходи.

Он не двигался.

— Когда я смогу увидеть тебя снова? Завтра вечером?

— У меня есть работа.

— Послезавтра?

— Я не знаю. У меня полно материала для работы.

— Черт возьми, Элла, — он пошел к дверям, — ты можешь отложить это сейчас, но тебе придется иметь с этим дело позже.

— Я большой сторонник откладывания вещей. По большему счету, я даже откладываю откладывание.

Он послал мне пылкий взгляд и ушел, захватив с собой пустую коробку из-под детской кроватки.

Я неторопливо убралась на кухне, вытерла столешницы, сделала бутылочку для Люка. Я продолжала посматривать на телефон — было как раз самое время для ночного разговора с Дэйном — но он продолжал молчать. Должна ли я рассказать ему о том, что случилось между мною и Джеком? Свободные отношения предполагают тайны? И если я расскажу Дэйну о том влечении, что я испытываю к Джеку, что хорошего из этого может выйти?

Обдумав ситуацию, я решила, что единственным поводом рассказать Дэйну о поцелуе было бы то, если бы это привело к чему-то серьезному. Если бы я увлеклась Джеком. А я не увлеклась. Поцелуй был совершенно бессмысленным. Поэтому, самый мудрый выбор — не говоря уже о самом легком — состоял в том, чтобы притвориться, что его никогда не было.

И отложить разговор об этом, пока все это не забудется.

На следующий день я позвонила своей сестре. Я была расстроена, но не особо удивлена, когда Тара не дала мне разрешения поговорить с ее лечащим врачом — доктором Джеслоу.

— Ты же знаешь, я не хочу делать что-то в ущерб тебе, — сказала я ей. — Я лишь хочу помочь.

— Я прекрасно справляюсь сама. Ты сможешь поговорить с моим доктором позже. Может быть. Но это не то, что мне нужно прямо сейчас.

Была какая-то оборонительная нотка в тоне Тары, и мне она казалась слишком знакомой. Я чувствовала, что жила с подобным ощущением где-то год после того, как начала терапию. Как только ты начинаешь понимать, что имеешь право на свою собственную личную жизнь, ты всеми силами стараешься защитить ее. Конечно, Тара не желала моего вмешательства. Но, с другой стороны, я должна была знать, что происходит.

— Не могла бы ты хоть немного рассказать мне о том, что ты делаешь?

Повисла напряженная тишина перед тем, как Тара произнесла.

— Я начала принимать антидепрессанты.

— Хорошо, — сказала я. — Ты можешь сказать об изменениях?

— Их нужно принимать в течение нескольких недель, но я думаю, что это уже помогает. И я много разговаривала с доктором Джеслоу. Она говорит, что то как нас воспитывали, нельзя назвать нормальным или здоровым способом воспитания. И когда твоя собственная мать сумасшедшая, которая тобой пренебрегает или конкурирует с тобой, то ты должна понять, что это делалось по отношению к тебе как ребенку, а затем, ты должна воздействовать на установку этого. Или…

— Или потом мы можем закончить тем, что повторим некоторые из ее ошибок, — сказала я мягко.

— Да. Таким образом, мы с доктором Джеслоу говорим о тех вещах, которые всегда беспокоили меня.

— Таких как…

— Похожих на то, как мама говорила, что я симпатичная, а ты умная… Это неправильно. Это заставляло меня думать, что я тупая, и что у меня нет ни одного шанса стать умнее. Я сделала много глупых ошибок из-за этого.

— Я знаю, милая.

— Возможно, я никогда не буду нейрохирургом, но я умнее, чем мама думает.

— Она не знает ни одну из нас, Тара.

— Я хочу встретиться с мамой лицом к лицу, хочу заставить ее понять, что она нам сделала. Но доктор Джеслоу говорит, что мама наверняка никогда не поймет этого. Я могу объяснять и объяснять, но она будет отрицать или просто скажет, что не помнит такого.

— Я согласна. Все мы, ты и я, можем поработать сами над своими проблемами.

— Я делаю это. Я узнаю многое, чего не знала раньше. Я становлюсь лучше.

— Хорошо. Потому что Люк соскучился по своей маме.

Тара отреагировала с недоверчивым рвением:

— Ты правда так думаешь? Он был со мной так мало, не знаю даже, помнит ли он меня.

— Ты носила его в течение девяти месяцев, Тара. Он знает твой голос. Твое сердцебиение.

— Он спит ночью?

— Хотела бы я этого, — сказала я с сожалением. — В большинстве своем он просыпается раза по три за ночь. Я привыкаю к этому — я стала спать настолько чутко, что как только он хотя бы немного начинает шуметь, я уже просыпаюсь.

— Может быть, даже лучше, что он с тобой. Я никогда не умела просыпаться быстро.

Я хихикнула.

— Он поднимает шум в один миг. Поверь меня, он сделает так, что ты выскочишь из постели, как вафля из тостера. — Сделав паузу, я осторожно спросила. — Как думаешь, Марк захочет увидеть его хоть на немножко?

Резко теплая дружеская атмосфера испарилась. Голос Тары стал плоским и холодным.

— Марк не отец. Я же сказала тебе, нет никакого отца. Люк только мой.

— Я не куплюсь на то, что Люк найден в капусте, Тара. Я имею в виду, что кто-то участвовал. И кто бы это ни был, он задолжал тебе некоторую помощь, более того, он должен Люку.

— Это мое дело.

Было трудно удержаться от замечания, что с тех пор как забота о Люке легла на мои плечи и на мой банковский счет, это было и мое дело тоже.

— Есть много практических нюансов, о которых мы не начали говорить, Тара. Если отец Люка помогает тебе, если он делает определенные обещания… Что ж, эти обещания должны быть зафиксированы юридически. И однажды Люк захочет узнать…

— Не сейчас Элла. Я опаздываю на занятия.

— Но если ты только позволишь мне…

— Пока, — телефон замолчал в моей руке.

Сердясь и волнуясь, я подошла к груде счетов и каталогов на кухонном столе, и нашла листок, оставленный мне Джеком с номером общества "Вечной Истины».

Я задавалась вопросом, какова была моя роль во всем этом. Мне было ясно, что Тара еще не созрела для принятия решения о будущем. Она была уязвима и, вероятно, обманывалась, думая, что Марк Готтлер позаботится и о ней, и о ребенке, что он будет обеспечивать и ее, и малыша постоянно. Возможно, он преследовал ее и воспользовался преимуществом, думая, что не будет никаких последствий, ведь у нее фактически нет семьи. Но у нее есть я.

Глава 12

В течение следующих двух дней я много раз звонила в общество Вечная Истина, прося о встрече с Марком Готтлером. В ответ я получала только уклончивые обещания, молчание или неправдоподобные оправдания.

Я использовала разные методы. Я знала, что самостоятельно мне не добиться встречи с Марком Готтлером. Он был одним из руководителей церкви, изолированным и недосягаемым для простых смертных.

Когда я рассказала Дэйну о своей проблеме, он сказал, что, возможно, у него есть некоторые полезные знакомства. У церкви была обширная сеть благотворительных учреждений, и его давний приятель имел отношение к пропаганде Вечной Истины в Центральной Америке. К сожалению, все эти усилия провалились, и я снова осталась одна там же, откуда и начинала.

— Ты должна поговорить с Джеком, — сказала Хэвен после того, как пришла с работы. — Это именно та проблема, в решении которой он удивительно хорош. Он знает всех. И он не стыдится быть навязчивым. И если я не ошибаюсь, у компании много контрактов с этой церковью.