— Конечно, если учесть, что вы только и делали, что, сняв рубашку, стояли поблизости, — парировала Анджела.

— Так было легче таскать доски. Между прочим, я не слышал никаких нареканий по поводу моей работы.

— Если бы вы оставались в монастыре чуть дольше, вы бы их услышали, — не преминула съязвить Анджела.

— Это справедливо. А если учесть, кто именно набился ко мне в сопровождающие, я бы с радостью остался и выслушал бы все, что мне суждено было услышать — упреки, нарекания, а может быть, и комплименты.

— И кто же сопровождал вас? — спросила Анджела, с некоторым раздражением ставя чашку на столик.

— Некто Пьер и Франсуа — самые отъявленные мерзавцы, которых когда-либо производил на свет род человеческий.

— И ради них вы покинули меня?

— Они преследовали меня по указанию некоего грязного ростовщика, которому я по неведению задолжал довольно крупную сумму.

— Но ведь у вас не было денег, или вы солгали?

— Я не лгал. У меня действительно не было денег, о чем я и сообщил бандитам, но в их заплывших жиром мозгах родилась чудовищная идея — взамен моего долга, тысячи фунтов, они собирались похитить вас.

— Меня? Какая им могла быть от меня выгода?

— Вам не обязательно знать о подобных вещах.

По лицу Анджелы, быстро сменяя друг друга, пробежали гримаски стыда, понимания, ужаса и, наконец, радостного облегчения. Единственное, чего не заметил Филипп в этой пляске чувств, — прощения.

— Не стоит благодарить меня, я понимаю, что ваши чувства сложно передать словами, — нарочито небрежно заметил Филипп. — К счастью для нас обоих, у меня есть богатый брат, которому доставляет огромное удовольствие одолжить мне некоторые средства исключительно для того, чтобы иметь возможность бесконечно поддразнивать меня.

— Это правда, Эмилия? — спросила Анджела.

— Правда, — ответила Эмилия. — И Филипп безропотно сносит все насмешки. Даже мне несколько раз хотелось одернуть Девона.

— Мне тоже, но по условиям нашего соглашения я обязан сдерживать эмоции, — усмехнувшись, добавил Филипп.

— Гм… — пробормотала леди Палмерстон, чтобы заполнить паузу, а Анджела задумчиво сдвинула брови.

У Филиппа чуть сильнее забилось сердце. Что она скажет теперь, когда знает правду? Ее губы раскрылись, Филипп задержал дыхание. Анджела сделала глубокий вдох, ее щеки порозовели, и Филипп приготовился к вспышке.

— Ты мог бы сказать мне! По крайней мере, мог хотя бы попрощаться! Так ведь нет! Ты делаешь мне предложение и исчезаешь, как ни в чем не бывало!

— У меня не было возможности попрощаться, но я пытался. А вот теперь я вернулся, и ты меня не ждешь.

— А я должна была ждать тебя? В самом деле? И это после того, как ты, оставивший немало других женщин, бросил меня? Неужели ты считаешь, что я могла подумать что-либо, кроме самого плохого? В самом деле, Филипп?

— Больше всего мне хотелось тебе все объяснить. Но когда я вернулся в монастырь, тебя уже там не было. Ты уехала, даже не сообщив куда. Ты оставила меня, Анджела, точно так же, как я оставил тебя.

Очевидно, она рассматривала эту ситуацию по-другому. Ее единственным ответом стал подавленный вздох разочарования. Филипп был готов к тому, что в него сейчас что-нибудь полетит, поэтому успел пригнуться, и безвинная чайная ложечка, свистнув мимо его уха, стукнулась о стену и с глухим звоном упала на паркет.

Она была восхитительна. Он любил ее. Это был самый счастливый момент со времени их последней встречи. Он ей был небезразличен, небезразличен настолько, что она, не постеснявшись присутствующих дам, вспылила и запустила в него чайную ложку.

— Тетушка, вам не кажется, что мы могли бы дать им возможность уединиться ненадолго? — тихонько спросила Эмилия.

Леди Палмерстон неопределенно пожала плечами.

— Вы идете? — спросила Эмилия, вставая и собираясь покинуть комнату. Анджела тоже встала.

— О нет! Я ни за что на свете не могу этого пропустить, — заявила леди Палмерстон.

Она осталась сидеть в своем кресле, и странная улыбка блуждала на ее губах, словно все происходящее забавляло ее. Анджела порывисто встала и направилась к Филиппу, он тоже вскочил.

— Но ты все-таки вернулся, Филипп. Что же изменилось? Может, ты пришел лишь затем, чтобы выразить свое неудовольствие по поводу рисунка?

— Я здесь, потому что, скучая по тебе, провел почти год в муках. Я не смог разлюбить тебя. А что касается рисунка, то благодаря ему я смог найти тебя. Я очень сожалею о том, что вынужден, был уехать, сожалею больше, чем ты можешь себе представить. Но уже ничего нельзя изменить. И не забудь, ты ведь тоже сбежала при первой же возможности, но я всегда готов принять твои извинения.

— Мне извиняться? Перед тобой? Тебя что, опять ранили в голову?

— Нет, но ты пыталась это сделать. Анджела окинула взглядом комнату, и ему стало ясно, что она снова ищет предмет, который можно запустить в него. На всякий случай Филипп сделал шаг назад. Возможно, это была трусость с его стороны, а может, просто сработал инстинкт самосохранения. Но Анджела все же успела шлепнуть его по руке.

— Кроме того, я готов принять извинения за то, что без моего ведома ты использовала меня в качестве модели для создания портрета злодея. Так и быть, я не буду предъявлять тебе судебный иск, хотя, наверное, мог бы, — сказал Филипп, делая еще один шаг назад. Он поддразнивал ее, испытывал ее терпение, чтобы Анджела, наконец, перестала на него сердиться и вновь полюбила его. Но его чувства тоже были задеты.

Чтобы не быть брошенным, он имел обыкновение бросать первым. И вот впервые в жизни бросили его, бросили тогда, когда он полюбил, и у него появилась надежда, что он сможет радикально изменить свою жизнь. Но сбылись его самые худшие опасения. Она все-таки оставила его. Удивительно, что он вообще оказался здесь.

— Ах! Ты невыносим!

Она сделала еще один шаг вперед, он вновь отступил назад и уперся в стену. Сразу же вспомнились монастырь и его первая попытка ходить с раненой ногой. Тогда они упали на кровать, и он почти поцеловал ее. Вспомнив, как она, опешив, лежала на нем, Филипп улыбнулся. Кажется, его улыбка еще больше разозлила ее.

— Именно по этой причине ты приехал в город, не так ли? Бедный Филипп Кенсингтон — вечное непонимание со стороны окружающих и клеветнические измышления в газетах! Ты ужасный, бездушный, черствый и эгоистичный человек, и если хочешь знать мое мнение… — Она стукнула кулачками по его широкой груди, но ему показалось, что его опять ласкают.

— Ядавно пытался объяснить тебе, что я ужасный, бездушный и эгоистичный, но ты мне не верила.

— Наверное, зря, — сухо сказала она.

— И, тем не менее, ты приняла мое предложение и этот ужасный, бездушный и эгоистичный человек скоро должен стать твоим му…

— Не смей даже думать об этом! — воскликнула Анджела. — Неужели ты думаешь, что я выйду за тебя после всего, что произошло?

— Мечтать не запрещается, — ответил он с преувеличенным вздохом.

— Только это тебе и остается, — холодно произнесла Анджела и, словно замерзнув, вдруг обхватила себя за плечи. Ее грудь от этого поднялась выше, став настолько соблазнительной, что если бы они были одни…

— Итак, лорд Хантли, — вмешалась в их перепалку леди Палмерстон, — мне весьма любопытно узнать, почему же вы все-таки приехали в Лондон.

— Потому что я не мог не приехать. И я прибыл как раз вовремя, чтобы уберечь тебя, Анджела, от ошибки. Не возвращайся к Фросту.

В ответ она опять заколотила по его груди сжатыми кулачками.

— Ты хочешь опять сломать мне ребра?

— Опять? — одновременно воскликнули Эмилия и леди Палмерстон. Анджела остановилась, но лишь затем, чтобы вытащить из вазы букет роз, и словно розгами начала хлестать его длинными стеблями благородных цветов, каждый из которых имел свой цвет и свое значение.

— Ты не имеешь права! — Плюх! — Ты не можешь просто так вдруг бросать меня, а потом возвращаться в мою жизнь и рассчитывать на то, что все пойдет по-прежнему! — Плюх! — И возвращаться именно сейчас, когда у меня появился шанс на счастье! — Плюх! — А может, ты приехал лишь потому, что у тебя появился соперник? Для тебя ведь важна победа, а не приз! — Плюх!

— О нет! Мне нужен приз.

— И поэтому, получив его, ты сразу же сбежал.

— Мы уже обсудили этот вопрос, Анджела, — вмешалась леди Палмерстон.

— Что я должен сделать, чтобы доказать тебе свою любовь? Чтобы доказать, что именно я уготован тебе судьбой? — спросил он прямо.

Он стоял, прислонившись спиной к стене, не пытаясь отразить удары, которые она обрушивала на него. Он их заслужил. И он стоял, покрытый лепестками роз и исцарапанный их шипами.

— Ты скоро узнаешь об этом, Филипп.

Она бросила цветы на стол и вышла из комнаты.

— По-моему, все прошло неплохо, — заметил Филипп Эмилии, когда они уселись в карету.

— С чего ты это взял?

— Если бы я был безразличен Анджеле, разве она вышла бы из себя? Ну, разве она не прелесть, когда сердится?

— Думаю, если бы ты это сказал ей, то сейчас рядом со мной лежало бы твое бесчувственное тело.

— Пожалуй, ты права, Эмили.

— Филипп Кенсингтон демонстрирует выдержку и самообладание. Вот уж не думала, что доживу до этого дня!

— Он просто невыносим! Он невозможен! Удивляюсь, что его до сих пор никто не придушил, и он дожил до своих лет! Какова наглость! Заявиться сюда, чтобы…

— Прийти с визитом. Он просто нанес визит, — заметила леди Палмерстон.

— Не важно. Какую наглость нужно иметь, чтобы прийти сюда и… — Анджела, словно разъяренная тигрица, расхаживала по комнате.

Леди Палмерстон, с удивлением наблюдая за племянницей, прихлебывала остывший чай.