— Нет, об этом я не собирался с ней говорить.

— Это из-за того… — начала Анджела и осеклась, «Из-за того, что он не хочет, чтобы его вынуждали жениться».

— Я не хочу ей ничего рассказывать, потому что она поручит приносить мне еду другой девушке, а мне нравишься ты.

— Входите, — отозвалась леди Кэтрин, когда он постучал в дверь. Филипп вошел, слегка прихрамывая после вчерашней напряженной ночи. Она сделала ему знак, и он сел на стул возле ее стола. Комната была обставлена более чем скромно: стол, два стула и на стене, позади стола, книжная полка с книгами.

Но что касается самой аббатисы, то Филипп легко мог себе представить ее в роли светской дамы — это чувствовалось по тому, как она держалась.

— Доброе утро, лорд Хантли. Как вы себя чувствуете сегодня?

— Прекрасно, спасибо. А вы?

Она вздохнула и слегка улыбнулась:

— Бывали времена и получше. Лорд Радерфорд предложил средства, чтобы заменить крышу. Это очень щедро с его стороны, и, признаюсь, большое облегчение для меня.

— Я понимаю. Леди Кэтрин, в связи с этим я хотел кое-что с вами обсудить. Мы оба знаем, что я не могу оставаться здесь до бесконечности. И к тому же у меня нет денег.

Филипп был удивлен, как легко ему давались слова. В его кругах не принято было признаваться в том, что у тебя нет денег.

— Не волнуйтесь, Филипп, мы не потребуем с вас платы за уход. Помогать людям — наш долг перед Господом.

— Очень благодарен вам за это. Но мне нужны деньги, чтобы уехать. При всем желании с такой ногой я не смогу пешком добраться до Лондона.

— Я бы могла ссудить вам некоторую сумму.

— Нет, спасибо, — сказал Филипп, желая, чтобы она перестала проявлять такую щедрость, и позволила, наконец, сказать ему, ради чего он пришел. Он ведь всегда может написать своему брату или своему другу Паркхерсту, и они пришлют ему нужную сумму, но Анджела права — он меняется. — У меня есть к вам предложение, — сказал он твердо. — Я отработаю нужную мне для отъезда сумму на ремонте крыши. Я понимаю, что мое физическое состояние оставляет желать лучшего, но уверен, что моя помощь вам пригодится.

Вот так, он сделал это — объявил, что готов работать. Его отец, должно быть, перевернулся в гробу. Филипп мог себе представить, как хохотали бы его друзья по клубу, если бы услышали это.

— Лорд Хантли…

— Филипп.

— Да, Филипп, это очень благородно с вашей стороны, — заметила леди Кэтрин. Она просто сияла, глядя на него. — Ваша матушка могла бы гордиться вами…

Филипп заморгал, услышав ее слова. У него было такое ощущение, будто его ударили в грудь! На мгновение он потерял дар речи, пытаясь осознать услышанное. А настоятельница продолжала говорить…

Да, для него это было что-то новое. Он совершил то, чем могли бы гордиться его родители? Пожалуй, это похоже на чудо. И это ощущение тоже было новым.

— …Думаю, после того, что вы совершили вчера, вам следует отдохнуть, — продолжала аббатиса. — Вы придете в себя и завтра начнете работать вместе с селянами, которые обещали нам свою помощь. Мы рассчитываем, что в общей сложности на это уйдет недели две.

Филипп согласился с ней.

— Вы хотите что-то еще обсудить со мной?

Он посмотрел на нее с любопытством. Знает ли она что-нибудь о нем и Анджеле? Вряд ли. Ну, уж нет, от него она не услышит об этом ни слова.

— Нет, спасибо.

— Ну, хорошо. Если захотите о чем-нибудь поговорить со мной, моя дверь всегда открыта для вас.

— Я буду помнить об этом, — сказал Филипп, тотчас забыв о ее словах.

Он закрыл за собой дверь, и некоторое время стоял в коридоре, раздумывая, чем ему заняться, где сейчас может быть Анджела и как ему добраться до своей комнаты. В самом деле, тот, кто проектировал это здание, сделал все, чтобы здесь можно было заблудиться. Все коридоры выглядели похожими, без всяких признаков отличия, по которым можно было бы сориентироваться.

Совершенно бесцельно он бродил по зданию, пока не наткнулся на кухню и, что было очень важно, на Анджелу. Она со своими подругами сидела за столом в центре комнаты. Девушки молча резали овощи. Конечно, Филипп предпочел бы заняться чем-нибудь другим, а не сидеть с тремя женщинами, которые явно были в ссоре. Но ему было скучно, а Анджела была здесь, поэтому он поздоровался и вошел.

— Привет, — живо отозвалась Пенелопа.

Девушка резала морковь, которая была почти такого же цвета, как ее волосы. Она посмотрела на Филиппа и улыбнулась.

Другая девушка бросила на него взгляд, полный презрения, и продолжила чистить картофель. Это, должно быть, Хелена.

— Привет, — сказала Анджела, отрываясь от своего занятия — она лущила горох. — Вам что-нибудь нужно?

— Да, мне нужна компания, потому что мне скучно, — ответил он. Хелена фыркнула, остальные не обратили на нее внимания.

— Думаю, вы можете остаться с нами, — сказала Анджела.

— И даже принести какую-то пользу, — вздернув носик, сказала Хелена.

Поставив перед ним миску с картошкой, она протянула ему нож. Он поднял глаза и увидел, что на него выжидающе смотрят три пары глаз. Вероятно, они ждут от него слов о том, что он заявит, что столь знатному дворянину не пристало чистить картофель, даже в святой обители. Он бы так и сказал, но у него был небольшой выбор: чистить картошку или сидеть в одиночестве в своей комнате, умирая от скуки. Черт возьми, уж лучше чистить картошку. И он начал ее чистить, не обращая внимания на вызванный этим некоторый шок.

— Как прошла ваша встреча с леди Кэтрин? — спросила Анджела.

— Прекрасно, — ответил Филипп.

— А зачем вы хотели ее видеть?

— Я помогу ремонтировать крышу и заработаю денег на дорогу до Лондона.

Анджела что-то тихонько прошептала Пенелопе. — Вы о чем? — спросила Хелена.

— Она сказала: «Я ведь говорила тебе, что он изменился», — громко произнесла Пенелопа. — Думаю, Что это очень любезно с вашей стороны, лорд Хантли.

— Лорд Инвалид, ты хотела сказать, — пробормотала Хелена.

— Прошу прощения, что вы сказали? — Филипп не мог поверить своим ушам.

— Ничего, ничего, — быстро сказала Анджела, бросая на Хелену красноречивый взгляд. Филипп повернулся к Пенелопе и улыбнулся ей. Она покраснела.

— Она назвала вас «лорд Инвалид», — ответила Пенелопа.

— Пенелопа! — воскликнула Анджела.

— Вы называете меня «лорд Инвалид»?

Он не знал, как ему реагировать — обидеться или посмеяться над этим.

— Больше не называем, — быстро нашлась Анджела.

— Мы назвали вас так в первые дни, когда вы только здесь появились, — добавила Пенелопа.

— До тех пор, пока Анджела не начала терять мозги и не влюбилась в вас, — резко сказала Хелена.

— Хелена! — вновь воскликнула Анджела в полнейшем ужасе.

— Меня называли и похуже, — ответил Филипп, пожимая плечами, решив все-таки посчитать это забавным. — И кто же придумал такое имя?

— Я, — с гордостью произнесла Хелена.

— Звучит неплохо, — прокомментировал он.

— Мне тоже так показалось, — согласилась Хелена.

— А леди Кэтрин не сказала вам, сколько времени потребуется на починку крыши? — спросила Анджела, пытаясь сменить тему.

— Недели две.

— И затем вы уедете? — спросила Анджела. — Да.

Он внимательно посмотрел на нее, пытаясь уловить выражение ее лица. Но она, казалось, была совершенно поглощена своей работой.

— А что вы скажете друзьям, когда они спросят, где вы пропадали? — спросила его Пенелопа.

— Я мог бы рассказать им правду, но сомневаюсь, что они мне поверят. Они только посмеются, я в этом уверен.

— А они среагируют, если вы расскажете им, что соблазнили монахиню? Тоже посмеются? — спросила Хелена.

Бывает просто «неловкое молчание», а бывает «очень неловкое молчание». В данном случае это был второй вариант. Даже Анджела не стала упрекать свою подругу. И, что гораздо хуже, она в ожидании его ответа даже перестала лущить горох и смотрела на него с беззастенчивым любопытством.

Если он расскажет своим друзьям правду, они решат, что он привирает — и не в том, что соблазнил женщину, собирающуюся принять постриг, а в том, что эта женщина практически сама соблазнила его. Паркхерст, наверное, хлопнет его по спине и предложит выпить по этому поводу. Но на самом деле у него не было ни малейшего намерения рассказывать кому-либо о случившемся. Это было не в его правилах — он не любил откровенничать о своих личных делах. Да, как правило, правда, мало кого интересовала, в основном все предпочитали питаться слухами.

— Вопреки всеобщему мнению я никогда не распространяюсь о своих интимных делах, — твердо ответил он. И, не удержавшись, добавил специально для Хелены: — Я, правда, сам тоже не имею привычки вмешиваться в чужие дела.

— Дела — это подходящее слово, — пробормотала девушка и, положив нож, вышла из комнаты.

Ну, как можно разговаривать с женщинами, когда они в самый разгар спора выходят из комнаты?

— Извините, что так вышло, — сказала Пенелопа, прерывая мучительное молчание.

— Все в порядке. На самом деле этого следовало ожидать, — ответил он.

Но беспокоила его больше не Хелена, а Анджела, которая, похоже, была почти уверена, что он еще долго будет развлекать своих приятелей рассказами о том, как соблазнил послушницу. Она может считать, что он меняется, но она явно не видит в нем джентльмена. И виной тому, конечно, ее печальный опыт и его скандальная репутация.

Потом Пенелопа и Анджела начали рассуждать о том, кто из селян мог бы заняться ремонтом крыши. Для женщин, ведущих замкнутый образ жизни, они странным образом были в курсе всех местных дел. Во всяком случае, так показалось Филиппу. Они рассчитывали, что Джонни и Уильям Слоуны, братья Пенелопы, наверняка смогут помочь с крышей, но не Роб Маккэббин, поскольку он сломал ногу, прыгнув с крыльца таверны «Солнце и луна». В тот момент он, несомненно, был навеселе. Семейство Фитч навряд ли сможет отправить на работу своих старших сыновей — слишком много дел на ферме, они и так еле сводят концы с концами.