— А вот из-за этой карты я проиграл охотничий домик в Шотландии.

— Вы проиграли дом?

— Он находился практически в Шотландии, — ответил Филипп, пожав плечами. — Зачем он французу, я не знаю. Но теперь он принадлежит ему, если только он его еще кому-нибудь не проиграл.

Он вытащил еще одну карту.

— Валет червей. Помог мне выиграть у лорда Винсента целый погреб вина и бренди, правда, источник давно иссяк. А ведь я мог выручить за него целое состояние.

— Но вы предпочли выпить его, — резко сказала Анджела.

— Мне помогли.

— Ну конечно.

— Двойка бубен, — сказал Филипп, невозмутимо вытаскивая следующую карту и кладя ее перед собой. — Если бы я не сплоховал, то вытащил бы именно эту карту и выиграл бы десять тысяч фунтов и яхту у виконта Олторпа.

— Но вы проиграли.

— О нет, я все равно выиграл. Но затем попался на этой карте, валете пик.

— Этот виконт стрелял в вас? Помнится, вы говорили, что этот шрам у вас остался после дуэли.

— Да, он вызвал меня на дуэль. Но выстрелил я в себя сам.

— Что вы сделали?

— Я был мертвецки пьян. Не спал. Лил дождь. Я споткнулся и упал на свой пистолет.

— О!

— Это стыдно, я понимаю. Как только я поправился, сразу сбежал в Париж. Это было не так уж плохо, ведь там тоже играют в карты. — Говоря об этом, Филипп продолжал тасовать колоду. — Но из-за бегства в Париж я лишился наследства. Нет, я не проиграл его, просто оно перешло к моему брату. Чтобы продолжать играть, мне пришлось занимать деньги, я увяз в долгах, но продолжал играть, пытаясь отыграться. А вот эта карта, — он достал из колоды двойку червей, — выручила меня. Я выиграл столько, что смог погасить все долги.

— Но вы не расплатились со своими кредиторами, и они погнались за вами, — догадалась Анджела.

— Да. Теперь мой долг погашен, но у меня нет ни пенни.

— В этих картах вся ваша жизнь, — сказала Анджела, глядя на кровать, на которой Филипп разложил колоду. Быстро собрав карты, Филипп снова начал тасовать колоду, причем делал это так ловко, что карты, казалось, летали в его руках.

— Как бы патетично это ни звучало, но, полагаю, это правда. Будем продолжать традицию?

— Что вы имеете в виду?

— Присядьте, — сказал Филипп, указывая рукой на кровать.

Она села.

— Мы будем играть.

— Но я не умею.

— Я вас научу. Играть легко — трудно выиграть.

Затем Филипп объяснил ей цель и правила самой легкой игры — блэкджек. Сначала они немного попрактиковались.

— Мы должны сделать ставки, — сказал Филипп, вновь тасуя карты перед игрой.

— Но у вас нет денег, — заметила Анджела. — Да и у меня тоже.

— Верно, — согласился Филипп. — Мы могли бы ставить на кон предметы своей одежды.

— Это абсолютно исключено.

— Да, думаю, это будет нечестно по отношению к вам. Ведь вы уже видели меня обнаженным.

— Дело не в этом, и вам это известно, — сказала Анджела, устраиваясь поудобнее. — Кроме того, играть на деньги — грех.

— Правда? — усмехнувшись, спросил он. — Грехов так много, что мне, похоже, за всем не уследить.

— Это грех, — твердо повторила Анджела.

— Но ведь исповедоваться не грех, верно? — спросил он. Она настороженно посмотрела на него, пытаясь понять, к чему он клонит.

— Если искренне исповедоваться и покаяться в своих грехах, то, конечно, можно заслужить прощение, — пришлось признать ей.

— А сделка или, скажем, деловая договоренность — не грех? — уточнил он.

— Нет, — честно ответила она.

— А что, если мы договоримся, что обменяемся признаниями в зависимости от того, кто выиграет или проиграет?

— Похоже, у вас талант к софистике.

— Это означает согласие? Соглашайтесь, Анджела. Филипп улыбнулся, и девушка не смогла сказать «нет».

— Хорошо. Тот, кто проиграет, должен сознаться в грехе или открыть секрет.

— А тот, кто выиграет, может задать вопрос, — добавил Филипп.

— Боюсь, что это будет нечестно — у вас больше опыта, чем у меня.

— Да, — ответил он, — но я невезучий.

С этими словами он последний раз перетасовал карты и раздал их. Анджела посмотрела на карты в своих руках и увидела тройку и четверку.

— Я возьму еще одну карту, — сказала она.

Он дал ей короля. Анджела решила не рисковать, для нее семнадцать было достаточно близко к двадцати одному.

— Открываем.

Филипп выложил восемнадцать. Он выиграл.

— А говорят, что новичкам везет, — проворчала она. — Какой у вас вопрос?

Прежде чем задать свой вопрос, он некоторое время смотрел на Анджелу, обдумывая, о чем же ее спросить. Эти несколько секунд молчания заставили ее понервничать, ведь он наверняка спросит ее о грехе, и Анджела не знала, как будет отвечать.

— Сколько вам лет? — И это все? — спросила она.

Он кивнул.

— Двадцать три.

— Вы совсем молоды, — заметил он и протянул ей карты. Они оба взяли по карте из колоды. На этот раз у него было девятнадцать, а у нее двадцать. Теперь она поняла, почему он задумался, прежде чем задать свой вопрос. Ей хотелось спросить о многом, и трудно было решить, какой вопрос задать первым. Кроме того, было множество довольно деликатных вопросов, но о том, что могло причинить ему боль, она не хотела спрашивать, ей совсем не хотелось, чтобы игра закончилась, едва начавшись.

— У вас есть возлюбленная?

— В настоящее время нет.

— И в Париже вы никого не оставили?

— Это уже второй вопрос. Но ответ будет «нет».

Он вновь протянул ей карты. На этот раз она проиграла. Филипп задал ей вопрос, который она ожидала:

— Кто это был?

— Лорд Лукас Фрост.

Впервые за шесть лет она произнесла это имя вслух. Она попробовала отыскать в себе следы сожаления, или тоски, или каких-либо других чувств, но ничего не почувствовала. Слегка прищурившись, Филипп попытался вспомнить, знает ли он его имя. Прядь темных волос упала ему на лоб, и ей вдруг захотелось отвести эту прядь, но она этого не сделала.

— Нет, я его не знаю, — наконец произнес он.

— А я жалею о том, что узнала его, — ответила она. Филипп вновь раздал карты. Анджеле не нужно было брать еще одну карту, а Филипп взял и проиграл.

— Вы когда-нибудь любили? — спросила она.

— Нет, — ответил он быстро и уверенно.

— В самом деле? — спросила она скептически. — Никогда?

— Анджела, разве я похож на мужчину, который может стать жертвой любви? Я эгоистичен и занят только своими интересами. Не раз женщины называли меня «бессердечным».

— Вы похожи на мужчину, который оставляет за собой шлейф из разбитых сердец. Но одно из этих сердец могло быть вашим.

— Однако такого не случилось, — ответил он откровенно.

— Пока, — добавила Анджела, принимая вновь розданные карты.

— Не стоит возлагать больших надежд, — сказал он, на этот раз пристально глядя ей в глаза. — Еще карту.

— Пожалуйста.

На этот раз проиграла она.

— Я думала, что удача не на вашей стороне, — проворчала она.

— Так оно и есть. Только, похоже, вам везет еще меньше, — сказал Филипп с улыбкой. — Раз уж мы заговорили о любви, вы любили его?

Конечно, не было необходимости уточнять, кого он имеет в виду.

— Теперь я в этом не уверена, — ответила она искренне. — Когда я вспоминаю о прошлом, самыми яркими для меня кажутся ужасные последствия. Но я, должно быть, любила его, если совсем потеряла голову. Должно быть, я слишком высоко летала, если упала так низко.

— Если бы это могло служить оправданием. Прощением. Люди часто используют любовь, чтобы оправдать глупые или легкомысленные поступки. Черт возьми, это единственное оправдание, которым я не пользовался.

— Возможно, это могло бы мне служить оправданием. Но я не могу сказать, что знаю наверняка. Знаю только, что когда он был рядом, весь мир казался ярче и интереснее. Все, что ему нужно было сделать, — это улыбнуться, и я забывала свое собственное имя. Он был таким… пьянящим. Когда он был рядом, мое сердце билось сильнее. Я его чувствовала на расстоянии. Я была так ослеплена чувствами, что мне даже не приходило в голову спросить о намерениях. Он заставлял меня чувствовать себя такой живой…

Замолчав, Анджела тут же устыдилась того, что так много сказала и не смогла вовремя остановиться.

— А каковы на самом деле были его намерения? — спросил Филипп.

— Вам придется выиграть еще одну игру, чтобы услышать ответ, — сказала Анджела.

И он действительно выиграл и вновь задал этот вопрос.

Она ответила:

— Он гостил по соседству. Он прожил там несколько месяцев и даже не удосужился упомянуть о том, что помолвлен. Друг, у которого он гостил, тоже не знал об этом. Их семьи договорились об этом, когда он был совсем юным, и этот факт был малоизвестен. Нарушить договоренность, по крайней мере, без серьезных последствий, он не мог. Но это не помешало ему начать ухаживать за мной и дать надежду на будущее. Значит, он любил меня не так сильно, если вообще любил.

— Возможно, любил, — сказал Филипп, — но люди нашего круга… Вы сказали, он лорд?

— Да. Виконт Фрост.

— Мужчин нашего круга воспитывают так, что имя, титул, поместье, родовое гнездо ценятся превыше всего. В нас это просто вбивается, иногда в буквальном смысле слова. Мы не принадлежим себе, мы просто следующие в очереди, чтобы продолжить традицию, и мы совершенно уверены, что последними в этой очереди лучше не становиться.

— Ваш отец бил вас?

— Нет, его все это мало волновало, — сказал Филипп таким тоном, словно и его это мало волнует.