Обычно едва Кира начинала собираться домой, мистер Коннор просил ее срочно написать ответы на письма избирателей.

— Вы ведь согласитесь задержаться еще на часок, Кира? — для проформы спрашивал он и, не дожидаясь ответа, принимался диктовать.

Кира никогда не отказывалась — ей нравилась работа в парламенте. По утрам, вставляя свое удостоверение в прорезь электронного устройства на главных воротах, она испытывала воодушевление.

Мистер Коннор занимал просторный кабинет, Кира же ютилась в полуподвале, где вместе с ней трудились другие секретари. Чтобы создать видимость уединения, они ставили между столами шкафы для хранения документов, картотеки и проволочные решетки с цветочными кашпо. Сквозь высокие окна были видны лишь ноги людей, пересекающих внутренний двор. Изредка кто-то из них нагибался и приветливо махал рукой знакомой секретарше…

Стоя на пешеходном перекрестке и дожидаясь зеленого сигнала светофора, Кира с тревогой поглядывала на часы. Она катастрофически опаздывала. Неумолкающий гул моторов раздражал, от выхлопных газов спирало дыхание. Ветер снова взметнул юбку Киры, и она, вдруг почувствовав себя балериной, в который раз пожалела о том, что никогда не видела своего отца. Аронович, известный русский танцовщик, наверняка по достоинству оценил бы безупречную стройность ног дочери.

Но не выставлять же их напоказ! Кира опять оправила юбку. К тому же тут полно иностранцев…

Не успела она подумать об этом, как бумажный пакет разорвался, а яблоки и персики покатились по тротуару. И все из-за того, что рыночная торговка подсунула в пакет Киры перезрелый персик! Увы, бумага промокла, и… Девушка бросилась собирать фрукты и вскоре оказалась у самого края тротуара, не заметив, что мотоциклист в защитном шлеме на тяжелой черной «хонде» лавирует между машинами.

На долю секунды перед Кирой сверкнул черный шлем, потом ее юбку затянуло под переднее крыло мотоцикла и намотало на ось, а саму девушку мощнейшим рывком выбросило на проезжую часть. Все завертелось перед ней в каком-то странном вихре, пасмурное небо взорвалось яркими искрами… Кира услышала визг тормозов и истошный крик мотоциклиста. Потом все померкло, и она потеряла сознание.


Кире казалось, что она плывет на облаках между небом и землей, то опускаясь вниз, то взмывая вверх. Ее окружала серая, непроницаемая мгла. Наконец, на минуту придя в себя, девушка увидела, что всю ее опутали какими-то сложными проводами и трубками, подключенными к аппаратуре интенсивной терапии. Она хотела пошевелиться, но не смогла. Все тело пронизывала страшная боль.

— Мисс Рид! Кира… вы слышите меня? Если да, пожмите мою руку, — донесся откуда-то издалека спокойный мужской голос.

«Пожать руку? Какую еще руку?» — удивилась Кира.

— Я доктор Армстронг. С вами произошел несчастный случай. Однако не волнуйтесь: все обойдется.

Девушка попыталась улыбнуться, но ее опять поглотила вязкая темнота и на время избавила от боли.

Очнувшись снова, она ощутила, что рука ее словно к чему-то прикована, а к ноге подвешен груз.

— Что… со мной… случилось? — спросила Кира еле слышно.

— У вас трещина ключицы, перелом ноги и небольшое сотрясение мозга. В общем, с моей точки зрения, ничего страшного, — заверил ее доктор Армстронг. — Кстати, нам пришлось сбрить немного волос на голове, чтобы наложить швы, но волосы — не ум, скоро отрастут.

— Ничего, сэкономлю на парикмахерской, — пошутила Кира и поморщилась: сестра ставила ей капельницу.

— Скажите, мисс Рид, у вас есть семья? В вашей сумочке мы нашли только парламентское удостоверение личности, поэтому не известили о случившемся ваших родственников.

Голос доктора то приближался, то удалялся, словно оттесняемый приступами боли. Кира устало прикрыла глаза. Когда же она снова встанет на ноги? У нее так много работы… Как сможет обойтись без нее мистер Коннор?..

— У меня есть дедушка, — пробормотала Кира, не открывая глаз. — На Барбадосе. В Фиттс-Хаусе… Это такой… замок…

— Сестра, вы слышали, что она сказала?

— Что-то о замке на Барбадосе, — сухо отозвалась та, словно речь шла о станции северной ветки лондонской подземки.

— Когда больная очнется, уточните это. — Армстронг сунул стетоскоп в нагрудный карман халата. — И постарайтесь поговорить с парламентарием, ее боссом. Впрочем, его, кажется, волнует не состояние секретарши, а то, как найти ей замену. — Помолчав, он печально покачал головой: — Ох уж эти деловые женщины! Ни семьи, ни родных, ни настоящих друзей, только неуютная квартирка где-то поблизости от офиса… Кто, скажите на милость, позаботится о ней, когда она выпишется из больницы?

— Полагаю, не вы и не я… — Сестра сосредоточенно регулировала капельницу.

— Печально, — заметил доктор. — Вот подлатаем мы с вами мисс Рид да и выставим отсюда, чтобы выкарабкивалась сама…

— У нее, между прочим, есть неплохой выход: она может отправиться на Барбадос.

— Едва ли. Скорее она имела в виду Барнстэпл. К тому же дедушки чаще всего немощны и неспособны присматривать за хромыми внучками.

— Неужели хромота не пройдет?

— Трудно сказать. У нее сложный перелом со смещением, да и кость раздроблена. Возможно, позднее нам удастся выправить ногу, но некоторое время наступать на нее девушке будет очень больно.

Через три дня Киру перевели из интенсивной терапии в отдельную палату в ортопедическом отделении. Посыльный доставил из самого модного цветочного магазина огромный, вычурно оформленный букет гладиолусов с визитной карточкой господина Коннора. «Интересно, — подумала Кира, — кому из секретарш он поручил заказать этот букет?»

Поскольку Кире часто вводили болеутоляющие и снотворные препараты, она постоянно находилась на грани сна и бодрствования. Малейшее движение причиняло боль. Ей не удавалось ни глубоко вздохнуть, ни тем более кашлянуть. Однако молодость брала свое, и Кира довольно скоро пошла на поправку.

— Вам нравится ваша работа? — спросил ее однажды доктор Армстронг.

— Конечно, — без тени сомнения ответила Кира. — Мне очень интересно. Я стараюсь во всем помогать мистеру Коннору. Но свой речи он, разумеется, пишет сам. — Девушка чуть улыбнулась, ибо речи выходили из-под его пера настолько длинными и нудными, что к концу выступлений ее босса в зале обычно оставалось человек восемь, не больше.

Кира догадывалась, что шеф непременно пришлет ей записку с выражениями соболезнования, но получила ее гораздо раньше, чем ожидала. Текст был напечатан на фирменном бланке палаты общин, с тиснением и водяными знаками:


«Дорогая Кира! Поскольку вы не сможете приступить к своим обязанностям до начала летнего перерыва в заседаниях, мне пришлось подыскать вам замену — чрезвычайно аккуратную и исполнительную даму. Как секретарь, она меня вполне устраивает. Вкладываю в конверт два чека: вы получите пособие по болезни и дополнительную сумму на первое время после выписки. Свяжитесь со мной, когда окончательно поправитесь, и мы, возможно, что-нибудь подыщем для вас. Всего самого наилучшего.

Искренне ваш, член парламента

Персиваль Коннор».


Кира отложила записку. Да, это в стиле Коннора! Конечно, он ценил ее как хорошую секретаршу, но как личность она никогда его не интересовала. Ему нужна отлаженная рабочая машина, а какой толк от хромой девушки? И вот за столом Киры уже сидит другой «робот» и перепечатывает бездарные речи Коннора и отклики на письма избирателей, рассказывающих о своих ничтожных повседневных проблемах…

Спасибо, что хоть предложил связаться с ним — может, действительно подберет для нее какое-нибудь место. Одно плохо: придется вновь подлаживаться под характер и стиль работы нового начальника…

В палату вошел доктор Армстронг и оперся локтями о спинку кровати:

— О чем вздыхаете, мисс Рид? Вы делаете большие успехи, так что не стоит грустить. Что, устали от больничной пищи?

Он внимательно смотрел на хрупкую девушку. Что за непонятная грусть таится в ее прелестных карих глазах? Ах, если бы современная хирургия умела исцелять и от душевных страданий!..

Кира уже привязалась к Армстронгу, относившемуся к ней с неизменной теплотой и участием. Она печально улыбнулась:

— Оказывается, я потеряла место. Босс уже нашел другую секретаршу.

— Ну, что ни делается, все к лучшему, — успокоил ее врач. — Если бы вы вернулись на работу, вам пришлось бы слишком нагружать больную ногу. Для полного выздоровления нужно не меньше трех месяцев, вот и отдыхайте.

Кира поежилась и натянула одеяло до подбородка, словно желая отгородиться от всего мира.

— Нет-нет, об этом и речи быть не может! Мне необходимо зарабатывать на жизнь, а для этого снова устроиться на работу. Скоро предварительные выборы… Возможно, тому, кто на них победит, понадобится секретарь, и он оценит мой опыт.

— О работе советую пока забыть, — твердо проговорил Армстронг. — Кстати, как насчет вашего дедушки? Нельзя ли вам какое-то время погостить у него?

— У дедушки?..

Кира в изумлении уставилась на доктора. Откуда Армстронг знает о его существовании? Ведь она никогда и никому не говорила о нем. Никогда и никому! Он остался в прошлом. Кира даже не знала, жив ли дед…

— Вы сказали, что у вас есть дедушка, который живет, кажется, на Барбадосе.

Лицо девушки омрачилось, и она с глухим стоном откинулась на подушки:

— Вы ошиблись, доктор.

— Да нет же, я не мог ошибиться. Да и моя медсестра четко слышала, как вы упоминали вашего деда.

— Значит, я была в бреду.

Армстронг решил не настаивать. Если Кира не хочет говорить на эту тему, значит, у нее есть на то веские основания. Доктор наклонился и легонько похлопал ее по плечу:

— Что ж, завтра мы попробуем поднять вас с кровати. К костылям, конечно, трудно привыкнуть, но…