Я бросилась к нему:

– Папа, она на маму – с ножом! Я так испугалась!.. Ее теперь в тюрьму посадят? А маме больно?

Я все порывалась бежать к маминой кровати, но меня не пускали. И мама почему-то была укрыта одеялом с головой.

Я заплакала:

– Откройте маме лицо! Ей же дышать нечем!

Отец сжал меня, удерживая, сказал тихо:

– Нет больше мамы.

И заплакал. А я снова, оказывается, потеряла сознание.

Ночь мы с папой провели почти без сна. Я в страхе жалась к нему, он рассеянно гладил меня по голове и по плечу, но мыслями был где-то далеко. Странно, но он не прикоснулся к спиртному.

Последующие дни превратились в один непрекращающийся кошмар. В хозяйском доме распоряжались какие-то люди. Игоря я видела лишь изредка, мельком. Он был мрачным и потухшим, и даже глаза из зеленых превратились в серые. Отца его похоронили с большими почестями, но отпевание и поминки проходили где-то в другом месте. В дом гроб не приносили. А еще через два дня, после судебной экспертизы, нам разрешили похоронить маму. На далеком кладбище за городом. Потому что в черте города земля была очень дорогая. На похоронах были только мы с отцом да семейная пара. Они с моими родителями выросли в одном детдоме и до сих пор поддерживали связь. Когда вернулись с кладбища, обнаружили, что все наши пожитки упакованы и стоят за воротами.

Из дома вышел Игорь и сказал:

– Всё. Убирайтесь. Видеть вас не могу.

Отец мой только охнул:

– Куда же мы уберемся? Нам некуда. Да и зима на улице.

– Не мои проблемы. Из-за вас я лишился семьи. Если бы не боялся тюрьмы – убил бы собственноручно. Но гнить в тюрьме из-за пакостников вроде вас. В общем, катитесь!

Он ушел в дом, а мы так и остались стоять у ворот, не смея зайти во двор. Я ничего не могла понять. Отец, кажется, тоже. Его друзья всё поняли быстро и правильно. Подхватив наши вещи, они сказали, что мы сейчас едем к ним домой, а дальше видно будет.

Разместили нас с отцом кое-как: отцу постелили на диване, для меня разложили кресло-кровать. Меня накормили на скорую руку и уложили спать, а сами пошли в кухню – поминать маму. Спать я, конечно, не могла, а к столу меня не звали. Я подкралась к кухне и стала подслушивать через закрытую дверь. Понимала, что будут говорить о маме, поэтому мне хотелось хоть таким образом к ней еще раз прикоснуться. Хотя бы мысленно.

Отец рассказывал, что же произошло. К этому времени картина стала ясной. Оказывается, у Яны Васильевны на почве климакса произошел, как выразился папа, «сдвиг по фазе». У нее все чаще случались то истерики, то приступы немотивированной агрессии. Но показать ее врачам Валерий Петрович не решался. Это же скандал на весь город, пятно на репутацию семьи! Всё надеялся, что само пройдет. Сам Валерий Петрович чувствовал себя тоже неважно. Сердечные приступы случались все чаще, но он не придавал им особого значения: нитроглицерин примет, оно и отпустит. Но Яна Васильевна вдруг обнаружила, что муж не уделяет ей должного внимания. Как так? Она же – первая красавица королевства, и вдруг – такая холодность со стороны мужа! О том, что муж серьезно болен, она почему-то не вспоминала. Сначала подозревала его многочисленных сотрудниц. Но поскольку муж все больше времени проводил дома, а холодность между ними все нарастала, она решила, что соперницу искать надо именно в доме. А здесь – одна только мама. Значит, она и есть главная подозреваемая! Ревнивая жена ходила тенью то за мужем, то за домработницей, все надеялась их «застать». Не получилось. Тогда она стала открыто обвинять маму, что та «водит шашни» со своим работодателем. Сколько бы мама не отнекивалась, не объясняла, что это невозможно уже хотя бы потому, что бдительная супруга от него ни на шаг не отходит, – до Яны это просто не доходило. А уж когда она обнаружила супруга мертвым в постели, она набросилась на маму с ножом, крича, что это она его «заездила»! Тот факт, что мама уже два дня лежит с высокой температурой и фактически без чувств, до ее сознания просто не дошел. Она искромсала маму буквально на лохмотья, рыча и хохоча. Когда люди ворвались и скрутили ее, она уже была полностью за гранью здравого смысла. Убив человека, окончательно сошла с ума. Ее определили в психдиспансер закрытого типа, то есть в сумасшедший дом. Игорь практически в одночасье лишился обоих родителей. Кого винить? Некого. А обвинить кого-то очень хочется. И выбор пал на нас с папой. А на кого ж еще?

На другой день папа пошел искать работу. Но не нашел. И на следующий день – тоже. А нам ведь еще и с жильем предстояло как-то определяться. Не век же у добрых людей жить. Они, кстати, подсказали ему, что Игорь должен выплатить нам какую-то компенсацию, поскольку именно его мать убила нашу. Папа пошел с ним поговорить. Вернулся довольно скоро, совсем растерянный.

Стоя в прихожей, снимал куртку, разувался и рассказывал:

– Даже говорить со мной не стал. Сказал: какая еще компенсация? Убирайся с глаз, пока я тебя не пристрелил. Мне ничего не будет. Мы – хозяева города, а вы – шваль.

– Так надо же добиваться! – теребил его друг детства. – Законы ведь есть!

– Не для нас. – заплакал папа.

Потом как-то не то ойкнул, не то вскрикнул, широко открыл глаза и упал на спину. Супруги вызвали «скорую», которая лишь констатировала смерть от обширного инфаркта. Так его и забрала труповозка: с открытыми глазами и в одном ботинке, который он так и не успел снять.

Так я, вслед за Игорем, лишилась обоих родителей. Стала круглой сиротой. Мною занялись органы опеки и очень скоро определили в детский дом. Круг замкнулся.

Родители вырвались оттуда, пытались построить нормальную жизнь для себя и для меня, но не слишком преуспели. Из-за одной полоумной дамы я повторила их жизненный путь: попала в приют.

Я оглядела стол. Чай был выпит, бутерброд съеден, а конфет не хотелось. Собрав посуду, я пошла в дом. Устраиваясь на широченной кровати, всё думала: что день грядущий мне готовит? Как теперь поведет себя Соболев? И как я дальше буду выполнять миссию, которую сама на себя возложила? А впрочем, чего зря гадать. Наступит завтра – и покажет, что и как. Ладно, как там говорят? На новом месте – приснись жених невесте.

Я выключила ночник и практически сразу уснула.

Проснувшись, я не могла вспомнить, снилось ли мне вообще что-нибудь. Может, и снилось, да я позабыла. Ладно. Пора начинать день.

Приняв душ, я сварила себе кофе. Тут же позвонил Вадим.

– Ну что, как дела?

– По-моему, неплохо.

– Как там наш мальчик? Еще не виделась с ним?

– Виделась. И у нас даже произошел первый контакт.

– Что значит «контакт»? – всполошился он. – Ты уже рухнула в его объятия?

– Вадик, фу. – скривилась я. – Он ринулся меня обхаживать, но я изображала из себя айсберг. Холодный и неприступный.

– С ума сошла? Ты же отпугнешь его! Что тогда делать?

– Тебе не угодишь. Не волнуйтесь, шеф. У меня всё под контролем.

– А для чего тогда «айсберг»?

Я вздохнула:

– Вадик, солнце, ты совсем не знаешь мужиков. Ну для чего мне сразу же бросаться ему на шею? Чтобы он, пресытившись, бросил меня через неделю и выдавил из своего королевства? Пусть помучается, добиваясь моей благосклонности. Тогда этот приз покажется ему олимпийской медалью.

– Смотри, Мата Хари, не пережми, – хмыкнул он и отключился.

Глядя на погасший экран телефона, я пробурчала:

– Поучи бабу щи варить.

И тут же вспомнила! Мне снился сегодня Игорь. Юный, золотоволосый, улыбчивый. И мама снилась. Улыбалась мне. Видимо, это под впечатлением моих вчерашних воспоминаний о недолгом счастливом детстве.

Я снова натянула джинсы и решила сегодня осмотреть участок. Вдруг мне захочется огород разбить. Или цветник. Надо же знать, на что рассчитывать!

Обходя владения, я обнаружила за домом дачные качели под тентом. Надо же, а из окна их не видно. Правда, я и не приглядывалась.

Выруливая из-за дома, я обнаружила у своего крыльца Игоря.

– Ты для меня калитку открыла? – вместо приветствия спросил он.

– Черт, забыла запереть на ночь. Издержки городской жизни на этажах. Для меня калитка – вещь непривычная. Ладно, постепенно привыкну.

– Какие планы на сегодня?

Я пожала плечами:

– Да никаких особых планов нет. Осматриваюсь, обживаюсь.

– Ты уже завтракала?

– Нет еще. Кофе только выпила.

– Приглашаю тебя на пикник.

– Во как? – удивилась я. – А разве тебя не ждет работа?

– Подождет. В лес не убежит. А вот мы как раз можем убежать в лес. Или на речку. Тебе где больше нравится?

– Дома.

Он скривился:

– Тоже мне, радость великая. Никуда твой дом не денется. Кстати, а тебя саму работа не ждет?

– Я в отпуске. Могу себе позволить побездельничать.

– Тогда захвати на всякий случай купальник. Вода в речке уже прогрелась.

– Правда, что ли, пойти?.. - сказала я задумчиво.

– Идем! Обещаю: не пожалеешь! Сбор у калитки через пять минут.

Он пошел к себе, а я вернулась в дом. Пикник – так пикник. И правда, немного солнца и свежего воздуха мне не помешает. Собравшись в рекордные сроки, я вышла даже не через пять минут, а через три. Но все равно опоздала. Соболев уже стоял у моей калитки, пританцовывая. В руках у него была классическая корзина для пикника. Сделав приглашающий жест, он направился к своей машине. А я потопала к своей.

– Чего ты? – удивился он. – Мне не нравятся маленькие дамские машинки. Давай лучше на моей поедем. Она куда удобнее!

– Не сомневаюсь. Но давай-ка лучше поедем каждый на своей.

Он пожал плечами в полном недоумении, но спорить не стал. Понял, что это бесполезно. Так мы и поехали – кавалькадой. Я даже не спросила, куда именно мы направляемся. Просто ехала вслед за «мерсом», успевая поглядывать по сторонам. Многое мне было знакомо, но и много нового увидела. Конечно, я же не была здесь столько лет! Так всё изменилось.