Миа Эшер - Сладкий яд

— Как же мне хотелось бы…

— Полюбить меня? — Она улыбается слабой, печальной улыбкой, которая не доходит до глаз. — Нет, мой прекрасный слепец… ты меня не полюбишь. Пока ты принадлежишь ей — нет.

Я стискиваю челюсти. Я ненавижу себя, потому что все это правда, и, как бы мне того ни хотелось, отрицать ее бесполезно. Мною владеет Блэр. Я думал, что могу выбирать, что могу заставить себя позабыть ее, жить без нее, но то был самообман. Все равно, что попросить солнце перестать вставать на рассвете. И тем не менее во мне продолжает свирепствовать, стирая остатки нежности к ней, всепоглощающая потребность причинить ей равнозначную боль. Желание голыми руками растерзать ее и попировать на ее крови — вот, что все это время питало меня и давало мне силы существовать. Потому что, если быть с собой честным, я отступился от своей наивной мечты пробиться самостоятельно и принял помощь Рэйчел и Карла исключительно из-за нее. За всеми моими выборами и решениями, которые привели меня в эту точку, стоит Блэр.

— Ронан… если ты любишь ее — а ты ее любишь, — то почему не пойдешь за ней?

Я отворачиваюсь от ее голубых глаз, которые, кажется, способны видеть сквозь любые возведенные мною барьеры.

— Я не могу.

Как объяснить, что моя жажда мести перевешивает мою никчемную любовь к женщине, которой эта любовь не нужна? Но это не имеет значения. Жизнь наконец-таки улыбнулась мне, поставив Блэр у меня на пути, и я заставлю ее заплатить.

Она заставляет меня снова посмотреть на себя.

— Как же я люблю в тебе эту упрямую жилку. Но будь осторожен, иначе она погубит тебя.

— Рэйчел, я не заслуживаю тебя. Я плохо с тобой обошелся.

— Ронан, не надо. Не говори так. Я большая девочка и с самого начала понимала, во что я ввязываюсь. Больно ли мне? — Она пожимает плечами. — Может, немного. Но ты этого стоил. Как же ты этого стоил. Я оправлюсь. Теперь я в этом уверена. — Она притрагивается к груди. — Знаешь, когда я с тобой познакомилась, то все внутри меня было словно сковано льдом. Теперь его нет. Ты напомнил мне, что такое заниматься любовью, смеяться, ощущать себя красивой и желанной. Спасибо тебе за то, что я снова стала собой.

Я наклоняюсь и целую ее за то, что никогда не случится.

Когда мы отстраняемся друг от друга, она, погладив меня по плечу, улыбается — преувеличенно ярко. Ее глаза блестят от непролитых слез.

— Мне лучше уйти. Пару часов назад я вызвала водителя, и он уже здесь. — У самой двери она останавливается. Оглядывается и смотрит мне прямо в глаза. — Жизнь скоротечна, Ронан. Не трать ее зря.

Вечером, сидя в баре и глядя, как люди вокруг смеются и выпивают, я не смогла заставить себя присоединиться к веселью, притвориться, что все хорошо. В итоге, вымотанная и физически, и душевно, я решила вернуться домой.

Закрыв за собой дверь, я кладу ключи от машины Алессандро в чашу на деревянном столике у двери и иду к себе в спальню. Элли вызвалась уехать вместе со мной — по-видимому, испугавшись, как бы я не столкнулась с Рэйчел и Ронаном, — но я сказала, чтобы она осталась и провела время с друзьями.

На секунду представив их вместе в постели, я отталкиваю эту картинку прочь. Об этом мне точно лучше не думать. В спальне я прислоняюсь к двери и, закрыв глаза, растворяюсь в тишине и в сопровождающем ее покое.

— Ты победила.

Я распахиваю глаза. Смотрю в направлении голоса и, когда зрение приспосабливается к темноте, различаю в кресле у окна Ронана. Его лицо залито лунным светом. Не в силах произнести ни слова, я смотрю, как он поднимается и неспешным шагом подходит ко мне.

— Давай послушаем, что тебе есть сказать.

Я все молчу, не в состоянии произвести ни одной связной мысли.

— Что с тобой? — Каждое его слово сочится сарказмом. — Ты еще недавно так рвалась объясниться. Ну так вот он, твой шанс.

— Нет… — протестую я слабо. Потом откашливаюсь и собираюсь с силами, чтобы поступить правильно и отказать ему. — Теперь в этом больше нет смысла. Иди назад к Рэйчел.

— Рэйчел уехала. Между нами все кончено. Здесь только ты и я. Ты теперь счастлива?

Сейчас, когда он стоит напротив меня на расстоянии дюйма, мне требуется вся сила воли на то, чтобы не упасть перед ним на колени и не начать умолять о прощении.

— Нет, Ронан. Как я могу быть счастлива после всего, что совершила?

— Понятно. — Хмыкнув, он проводит ладонью по волосам. — Так вот, какая у тебя новая игра, Блэр? Прибереги ее для очередного ничего не подозревающего ублюдка. Передо мной можешь не устраивать представление. Я уже признал, что ты победила. Я ведь здесь, разве не так?

Мое сердце готово взорваться от воюющих друг с другом эмоций — страх, надежда, печаль и любовь смешиваются воедино. Но громче всего звучит моя любовь к мужчине, которого я безуспешно пыталась забыть. Именно эта яростная любовь и толкает меня к нему. Нет больше страха, что он ранит или бросит меня. Нет больше мыслей, что нашей любви окажется недостаточно. Значение имеет одно — возможность наконец-то обнять его без стоящих между нами людей.

— Это не игра, Ронан.

— Я же сказал, не надо. — Он выставляет руку вперед. — Я вижу, каким взглядом ты на меня смотришь… Я здесь, чтобы трахнуть тебя и разделаться с этим.

— Я не верю, что ты серьезно. — Я осмеливаюсь подойти к нему ближе. Подняв руку, смотрю, как он втягивает в себя воздух, пока я тыльной стороной ладони касаюсь его лица, впуская эмоции, которых так долго лишала себя.

И это чудесно.

И одновременно безумно.

И дарит сладчайшую из надежд, которая разрастается с каждым ударом сердца и распространяется во мне точно пожар.

— Почему на самом деле ты здесь, Ронан?

Его взгляд пронзает меня насквозь, и я растворяюсь в янтарном море.

— Почему я здесь? — с нажимом повторяет он. — Потому что рядом с тобой я не могу притворяться. Да и как? Если ты вросла в меня… въелась в мою проклятую душу. Я здесь, потому что ничего не могу с собой сделать. Ты разрываешь меня на части, но все равно мне нужна. — Его глаза сквозь темноту сжигают меня дотла, пока слова оживляют.

Он берет мое лицо в обе ладони, порабощает меня своими то собственническими, то беспощадными прикосновениями.

— Я твердил себе, что должен уйти, что должен забыть тебя, что ты этого не стоишь.

— И у тебя получилось? — спрашиваю я тихо.

— Нет. Я же, в конце концов, здесь. Хочу тебя сильней, чем когда бы то ни было, и, черт, это убивает меня. — Его хватка становится крепче. — Я ненавижу тебя за то, что ты влюбила меня в себя, и ненавижу себя за то, что не могу перестать.

Наши взгляды остаются скрещенными, пока я мягко отвожу от лица его руки и начинаю осыпать их медленными, почтительными поцелуями. Пожалуйста, прости меня. Поцелуй. Для меня всегда существовал только ты. Поцелуй. Чувствуешь? Поцелуй. Вернись ко мне. Вернись ко мне.

Вернись ко мне.

Побежденный, он стонет, заворачивает меня в крепкие объятья, и я словно наконец-то возвращаюсь домой. Время, проведенное врозь, превращается в бессмысленное ничто.

— Прогони меня, — молит он. Его голос охрип от эмоций.

— Не могу. — Я притягиваю его к себе.

— Почему? — исторгается вопрос у него из груди.

— Потому что я не могу тебе врать. — Я поднимаю глаза, предлагая ему себя. — Жестокий ты человек, я не хочу, чтобы ты уходил.

— Тогда я останусь.

— Разденься.

Пока я снимаю одежду, он стоит у кровати и смотрит, как слой за слоем исчезают прикрывающее мое тело вещи. Нервничая, я ощущаю себя так, словно мы вернулись в тот незабываемый летний вечер и собираемся в первый раз заняться любовью. К тому времени, когда я оказываюсь совершенно обнажена, он тоже раздевается и встает напротив меня.

— Ляг на кровать.

От его тона, из которого внезапно исчезают эмоции, у меня по спине бежит холодок, но я его игнорирую, как и странный свет, которым поблескивают его глаза. Желание показать Ронану, что я принадлежу ему и только ему, ослепило меня.

Когда я ложусь, он становится у меня между ног, подхватывает под бедра и, подтащив к себе, раздвигает мне ноги. Его движения грубые и отстраненные. В глубине души я понимаю: так он наказывает меня за все, что я ему сделала, и потому не противлюсь, надеясь, что ему необходимо действовать именно так, чтобы после простить меня. Не подготовив меня к своему вторжению, Ронан толкается вперед, пока не оказывается во мне до упора, и я, вскрикнув от боли, схожу с ума от сладкой агонии — наконец-то он снова во мне, снова так близко. Тяжело дыша, он останавливается, и по всему его телу проносится дрожь. Злость на его лице пугает, но единственное, что сейчас имеет значение и что для меня важно, — это отдаться ему.

Его торс в затрудненном ритме вздымается и опадает. Руки дрожат, пока он удерживает себя надо мной.

— Блэр, я… — Его голос срывается.

— Ш-ш…

Я тянусь к нему, заворачиваю в объятья и, стремясь своей любовью показать ему дорогу назад, привлекаю к себе, так что наши тела становятся одним целым.

— Я люблю тебя, Ронан.

Он делает попытку оторвать себя от меня, но я ему не даю.

— Не надо, — шепчет он хрипло. — Не говори так.

Мы боремся, но я продолжаю удерживать его так упорно, словно на кону стоит моя жизнь. Чувствую, как все мышцы его тела сотрясаются под моими руками.

— Я люблю тебя, — повторяю я, лаская его, осыпая его поцелуями, пытаясь через прикосновения донести до него то, что он отказывается принимать через слова. — Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.