— Нет, не проживу. Ты знаешь, в наше время успешная, но одинокая бизнес-леди стала символом самой разнесчастной бабы. А я не хочу, не хочу быть таким символом! Я хочу быть счастливой.

— Ой, да где ты таких счастливых видела, скажи? Ты посмотри, что вокруг творится! Как только благополучная замужняя баба начинает успешно заниматься бизнесом, тут же разъяренный супружник ее на место ставит — то недвижимость отнимает, то деньги, то детей… Оно тебе надо?

Прикусив губу, Инга сделала странный жест рукой — будто смахнула слезу со щеки. Вздохнув, помолчала немного, потом, сев поудобнее и выпрямив спину, решительно заговорила:

— Нет, Кирилл. Со мной все будет так, как я этого хочу. Пусть и вопреки. Он мне нужен, понимаешь? Я его не отдам. Не отдам, и все.

Пусть я не умею быть душечкой-лапушкой, пусть я прямая и грубая, но я пойду своим путем. Тоже прямым и грубым. Я ее уберу.

— Как — уберешь? В каком это смысле? — насмешливо распахнул он на нее глаза.

— В простом. Уберу ее, убью двух зайцев. И соперницы не будет, и Вадим автоматически станет вдовцом. Никаких разводов ждать не надо.

Отшатнувшись, Кирилл помотал головой, потом улыбнулся недоверчиво:

— Э, ты чего… Это ты гонишь, да?

— Нет, я не гоню, Кирюша. Я говорю совершенно серьезно. Я сознательно беру на себя такой грех. А уберешь ее ты, Кирюша.

— Я?! В каком это смысле?

— В прямом.

Хмыкнув, он замолчал, с трудом сглотнул и зашелся сухим жестким кашлем, вытаращив на Ингу перепуганные глаза. Потом со свистом вдохнул в себя воздух, проговорил сдавленно:

— Э, нет… Нет, дорогая сестрица, мы так не договаривались! Чтоб я такими делами… Да никогда, слышишь? Иди вон, киллера найми, если так приспичило! А я… Чтобы я… Нет, ты точно с ума сошла! Тебе к врачу надо! Нет, как это тебе в голову пришло…

Инга сидела, не моргая, смотрела спокойно, будто ждала, когда закончится его эмоциональный всплеск. Когда Кирилл снова зашелся сухим кашлем, протянула руку, поколотила его ладонью по спине, потом заботливо заглянула в глаза:

— Ну как, Кирюш, лучше тебе?

Обыденная заботливость вопроса, видимо, совсем доконала его своей циничностью. Несчастное опухшее лицо с проклюнувшейся синевой щетины сползло вниз, глаза из-под домиков бровей смотрели на сестру затравленно, будто она держала дуло пистолета у его виска. И голос прозвучал на жалостливой высокой ноте, как в детстве, когда он выпрашивал у нее прощения за опрокинутый на подол платья стакан с морковным соком.

— Ин, прости… Честное слово, я не смогу! Я не стану этого делать, хоть убей! Ну подумай сама, как я это сделаю? Я от одного вида крови в обморок чуть не падаю… Помнишь, меня за это даже из мединститута поперли? Прямо с первого курса? Ну как же я, Ин…

— Ничего, Кирюша. Это не так страшно, как ты себе представляешь. Представь, что это всего лишь работа. Я понимаю, конечно, что для тебя любая работа неприятна, но что делать… Хоть раз в жизни ты можешь сделать какую-нибудь работу? Так что давай, думай. Шевели мозгами.

— Нет. Нет! — лихорадочно замотал он и без того трясущейся головой. — Нет, я не могу…

— А я говорю, думай! Сказать «нет» легче всего. Включай воображение! Представь, какие ужасные истории с пешеходами на дорогах случаются… Тем более поздним вечером, в темноте. Я так понимаю, наш объект из своего кафе поздно домой возвращается? Вот и думай. У тебя целых три дня есть, пока Вадим в Вене будет. А другого выхода у тебя нет, Кирилл. Я знаю, как тебе деньги нужны. И какие у тебя долги огромные, тоже знаю. И как ты от кредиторов скрываешься. А тут ты разом все проблемы решишь. Может, другой возможности у тебя уже и не будет…

Он набрал в грудь воздуху, собираясь что-то сказать, но вдруг с силой прижал руки к лицу и заскулил, как щенок, жалобно раскачиваясь из стороны в сторону. Инга протянула руку, ласково погладила его по голове, потом притянула ее к своему плечу, начала баюкать, тихо приговаривая:

— Ничего, Кирюш… Все будет хорошо. Ты сейчас успокоишься, придешь в себя, все по деталям продумаешь… Ты же у меня умный, Кирюша. У тебя все, все получится… А я тебе потом сразу денежку дам… Хорошую такую денежку, большую…


Как она не любила эти пятницы! И чего им по пятницам дома не сидится, этим клиентам? Рабочая неделя закончилась, шли бы домой, пироги себе пекли да варили борщи. Нет же, в кафе надо тащиться, сидеть до самого закрытия, накачиваться спиртным и впихивать в себя бог знает что. Так, бывает, по пятницам набегаешься, что ноги домой не несут.

Хотя именно в эту пятницу она и сама себя не узнавала. Порхала по залу, как бабочка, улыбалась всем без разбору. Один дядька из мужской компании, засевшей на весь вечер, даже пытался заигрывать с ней, телефончик требовал. Хороший такой дядька, вполне приличный. Сказал, что она — его идеал, потому что на польскую актрису похожа. Она уж и забывать начала про это сходство, а он напомнил. Надо бы завтра с утра в парикмахерскую сбегать, попросить, чтобы прическу сделали, ту самую, как в том кино. Чтобы волосы до плеч и концами задорно вверх торчали. Вадим приедет, а у нее прическа…

На улице опять моросил мелкий дождь. Вдохнув полную грудь сырого ночного воздуха, она открыла зонт, весело застучала каблуками по асфальту. Странно, но ей впервые не страшно было идти одной по ночным улицам. Интересно даже: вышагиваешь из одного светового фонарного круга, двадцать шагов — и ступаешь в другой. А между ними — блеклая лунная размытость. Редкие окна светятся масляной желтизной. На трассе машины шуршат. И тихо так в городе…

Даже в темную арку она вошла без привычного страха. Правда, шаг все же ускорила — показалось, сзади машина едет. Оглянулась и тут же зажмурилась от брызнувшего в глаза света фар. Вроде обыкновенная ситуация, ничего особенного. Ну, едет сзади машина, и что? Надо прижаться к стене, дать ей дорогу. А тут вдруг сердце зашлось, заколотилось в дурном страхе, и заметалась испуганной ланью, не соображая, что лучше сделать — к стене прижаться спиной или бежать к спасительному выходу. Перепуганное сознание подсказало — бежать!

Она бежала изо всех, казалось, сил, но получалось все равно медленно. Как в дурном сне. Когда знаешь, что надо бежать, а с места сдвинуться не можешь. Машина настигла ее перед самым выходом из арки. Оставалось несколько шагов сделать. Не успела. Удар в спину получился такой сильный, что она его сразу и не почувствовала. Боль пришла уже потом, когда влетела в ствол тополя, и непослушное от боли туловище сползло на землю. На секунду ей показалось, что сознание ушло, что она проваливается куда-то, улетает от боли, от страха… Только странно — глаза почему-то все видят. И ту машину видят. Вот она неуклюже развернулась, но не уезжает, а будто пристраивается бампером в ее сторону. И снова свет фар ослепил ее на секунду. Что это? Что он собирается делать, сидящий за рулем человек? Неужели… ее добить? Нет, нет…

Наверное, она таки потеряла сознание на какое-то время. Потому что не увидела уже, как развернулись события дальше. Как из темного зева арки показалась другая машина, как сдал назад, испуганно уступая ей дорогу, водитель-убийца, как быстро начал разворачивать колеса в сторону спасительного въезда в арку. И конечно же не увидела, в каком виде предстала перед глазами своих пасынка и падчерицы — лежащей на земле в изломанной позе, с лицом, залитым кровью. И какие у них были лица, когда они выскочили из машины и бросились к ней, тоже не увидела.

Машина-убийца тем временем уже въехала в арку, и Глеб, громко и матерно выругавшись, вернулся назад, сел за руль, рванул машину с места, успев крикнуть Варе:

— Скорую вызывай! Быстро! А я за ним!

Опустившись на колени перед распластанным по мокрой земле телом мачехи, Варя дотронулась рукой до ее щеки, проговорила беззвучно, одними губами:

— Мама… Мамочка, ты чего это…

И лишь секунду спустя, подскочив на ноги и подняв голову к спящим окнам дома, закричала дурным слезным голосом:

— Мама! Мамочка! Помогите! Кто-нибудь! Помогите! Тут моя мама!

Окна в доме начали зажигаться одно за другим, хлопнули двери подъезда, послышались человеческие голоса, кто-то уже кричал в трубку телефона, вызывая скорую помощь, а Варя все стояла, прижав руки к груди, и голосила что есть мочи:

— Мама! Мама! Мамочка!

Меж тем на трассе Глеб преследовал черную машину-убийцу. Он знал, что не даст ей уйти. Пусть она даже сквозь землю провалится, все равно не даст. Сейчас, еще немного… Еще один маневр… Все! Как удачно дерево подвернулось и она влетела в него боком! Теперь осталось водителя достать, схватить его за горло, дать волю рукам…

Наверное, он убил бы его. Хлипкий парень даже не сопротивлялся его кулакам, лишь закрывал руками лицо. Точно бы убил, если б не подъехавшая с воем патрульная милицейская машина. Крепкие ребята в форме скрутили им руки, бросили на капот. Молодцы, вовремя появились. Иначе он его точно убил бы! Или искалечил…


Больничная палата была маленькой, одноместной. И кровать непривычно высокой. Она с удивлением рассматривала свою подвешенную, толстую, закатанную в гипс ногу, потом попыталась повернуть голову. Не получилось. Голова была тяжелой, от легкого движения будто что-то сдвинулось в ней, забарабанило в виски быстрыми болезненными толчками. Глаз успел ухватить штатив капельницы, кусок окна с полуоблетевшей веткой тополя. Сколько она тут лежит, интересно? Час? День? Неделю?

Тихо открылась дверь, вошла полная медсестра в светло-зеленом коротком халатике, в брючках, улыбнулась приветливо:

— Ну, вот и хорошо… Врач так и сказал, что вы быстро в себя придете. Так и пообещал милицейскому дознавателю, который утром к вам приходил.

— Дознавателю? Какому дознавателю? Ах да, конечно… — с трудом разлепила Бася запекшиеся губы.