— Люсь! Ну чего ты такая злая, господи? Завидуешь, что ли? Видно же, что у них любовь…

Хмыкнув, Люся вздохнула, глянула на Басю снисходительно. Потом проговорила тихо, будто оправдываясь:

— Да это не я злая, это жизнь злая… А ты — дура наивная. Про любовь они говорят, как же! Ну вот скажи мне, только честно: ты-то сама давно от мужиков слова про любовь слышала? Ну хоть самые плохонькие?

— Да при чем тут я?

— А при том! Если уж ты не слышала… Ты ж у нас вон какая — на артистку похожая! На эту… как ее…

— На Барбару Брыльску, — автоматически подсказала Бася, грустно усмехнувшись.

— Во-во! На ее самую! А толку, что похожа? Чего-то я около тебя толпы влюбленных мужиков не наблюдаю… Молчишь? Сказать нечего? Ну, то-то… А все почему? Потому что нынешняя баба к сорока годам больше детьми озабочена, чем собственной личной жизнью. Так вот подумаешь иногда — кака така любовь? — и рукой махнешь… И начинаешь детей тыркать да уму-разуму учить, чтобы их в эту жизнь хоть как-то пропихнуть-продвинуть. Может, им и впрямь больше повезет, и не будет у них ни сексуальных революций, ни дефолтов, ни кризисов… А о себе подумать — это уж ладно. Это уж в последнюю очередь. Твоя, кстати, дочка в институт поступила?

— Да. Поступила. В инженерно-строительный.

— Ух ты! Молодец! Правильную профессию себе выбрала, мужицкую. И жениха там себе найдет. А не найдет, так без куска хлеба не останется. Да она у тебя красивая девка, найдет! Видно, что вся в тебя пошла.

— Да, да… — торопливо закивала головой Бася, отводя глаза в сторону, — да, похожа…

Она и сама не понимала, отчего, устраиваясь в кафе, наврала про это законное материнство. Само собой как-то выскочило — имею, мол, дочь восемнадцати лет от роду. А когда Варя забежала к ней в кафе за какой-то надобностью, все дружно ее вранье оправдали, высказав свое мнение относительно Вари-дочки. Похожа, мол, на мать, и все тут. А Люся еще и добавила какое-то смешное выраженьице, завистливо разглядывая Варю, вроде того — от породистой кобылки поросенка не родится…

— Бась… А денег за учебу много платить надо?

— Много, Люсь… В этом институте бюджетных мест вообще практически нет. Да это ничего, что много. Я думаю, справимся. Варя вон уже и подрабатывать в какую-то фирму устроилась.

— Ишь ты… А кем?

— Курьером пока. С четырех до восьми должна что-то куда-то разносить. Не знаю, как уж она будет крутиться. Может, когда и лекции придется пропустить…

— Ничего, пусть крутится, на мать не надеется! В нашем кафе тоже особо деньгами не разживешься.

Воровато оглядевшись острыми глазками по сторонам, она вдруг улеглась тяжелой грудью на стойку бара, зашептала Басе в ухо горячо и торопливо:

— Слушай, а я вчера видела, как хозяин у тебя все чаевые отобрал… Во сука, а? Ведет себя как сутенер. Ты, Бась, это… Ты мне чаевые отдавай на сохранение, если что. А в конце смены я все тебе отдам, честь по чести… А еще можно по-другому вопрос решить, с хозяином-то…

Ухватившись рукой за Басино предплечье, она притянула ее ближе к себе, снова зашептала ей быстро на ухо, перемежая торопливые слова редким глумливым хохотком. Вспыхнув, Бася передернулась, как от озноба, выдернула руку, сморщилась брезгливо:

— Фу, Люсь… И где ты только пошлости этой набираешься? Фу…

— Да ла-а-адно тебе, тоже мне… — разочарованно махнула рукой Люся. — Если так рассуждать, то всё и вся вокруг — одна сплошная пошлость! Я же вижу, что хозяин на тебя глаз положил! Что он, права не имеет? Он, между прочим, нормальный мужик.

— Да? Ты же только что его сукой и сутенером обозвала!

— Ну да. Я и не отрицаю. А ты к нему повернись по-доброму, по-бабьи, и сама увидишь, какой он. Эх, была бы я пофигуристей да помоложе… Не понимаешь ты своего преимущества, Баська! Не нашенская ты какая-то, ей-богу. Я тебе дело говорю, а ты — пошлость… Вот будет тебе за пятьдесят, как мне, и пошлость за милую душу сойдет…

— Ладно. Закроем эту интимную тему, Люсь. Пойду к посетителям, счет отнесу. И в самом деле, пора закрываться…

Из кафе они с Люсей вышли вместе. Молодая ночь только-только вступила в свои права, окутав город холодной моросью. Конец октября — ничего не сделаешь. Хорошо, хоть фонари светят, все веселее каблуками по мокрому асфальту стучать. Хотя стучать не так уж и далеко — два квартала всего. Еще повезло, что ее именно в это кафе на работу взяли. На такси ночами домой возвращаться — одно разорение.

— Ну ладно, подруга, бывай… Потопала я, — махнула рукой Люся, поеживаясь в тонком плаще.

— Ага. Пока, — махнула ей в ответ Бася.

Так. Теперь надо сосредоточиться и взять хороший низкий старт. Идти очень быстро, но и с достоинством. Ни в коем случае не бежать по ночным улицам.

Помнится, в первые дни ей очень хотелось с работы всю дорогу бежать. А потом — ничего, привыкла. Вошла в колею. Первая смена, вторая смена, дом — кафе, кафе — дом… Когда войдешь в колею, страхи уходят. А может, и не уходят, просто упорядочиваются как-то. Да и нечего Бога гневить — жизнь как-то обустроилась, и на том спасибо. Главное, Варя учится, и у нее работа есть. И крыша над головой есть. Ничего, прошьем иголкой день за днем, цельное полотно получится…

А вот уже и самое нехорошее место на пути — арка во двор. Миновать ее — и она почти дома. Можно и пробежать, легкой трусцой. Да, лучше пробежать — сзади шорох колес слышен…

Выскочив из арки и опасаясь очутиться в свете фар, она торопливо отступила, почти отпрыгнула в темноту, давая дорогу едущей сзади машине. Пусть проедет мимо. Ее отсюда точно не видно. А для убедительности можно и за чахлый кустик акации нырнуть. Только вот черт… Кажется, мимо эта дурацкая машина проезжать вовсе не собирается, остановилась аккурат напротив кустика. Дверь хлопнула со стороны водительского места. Какой-то мужчина, огибая капот, устремился открывать дверцу с другой стороны, мелькнул в свете фар…

Холодный сырой воздух застрял у нее в груди, забыв дорогу обратно. Надо бы выдохнуть, да не получается. То ли от страха не получается, то ли от удивления. Но этого же не может быть, этого просто не может быть! Наверное, ей показалось сослепу. Зрение давно сдавать начало, точно, показалось…

— Вот вы и дома, милая принцесса! Прошу!

Нет. Не показалось. Этот голос, вальяжный, бархатно-мягкий и слегка насмешливый, она ни с каким другим голосом не спутает. Это Вадим. И повадки все его — стремительно обойти машину, ловко даме руку подать. И внешне, похоже, не изменился. Седины на висках прибавилось, но это его не портит…

— Спасибо за приятный вечер, принцесса, и спокойной ночи. Надеюсь, вам будут сниться милые розовые сны. Цветы не забудьте.

Выдохнув, наконец, воздух, а вместе с ним и первое удивление, она немного пришла в себя и даже усмехнуться сумела. Ишь ты — розовые сны… Ну вот как, как это у него всегда получалось? Вроде обыкновенные слова говорит, даже и пошлые где-то, а сердце заходится в судороге, будто его теплым щекотливым сквозняком продувает.

— Это вам спасибо, Вадим Сергеевич! Мне таких цветов еще никто не дарил…

Боже мой, а это еще что за новости? Кому это никто цветов не дарил? Неужели… Варя? О господи, пронеси! Этого еще не хватало…

— А вот это уже настоящее безобразие, милая Варенька! Крайне вопиющая несправедливость! Настоящим принцессам каждый день полагаются цветы, настоящие принцессы должны научиться требовать, чтоб у них были цветы.

— И даже если принцессы временно работают курьерами в строительных фирмах?

— Да, в чувстве юмора настоящим принцессам тоже не откажешь… Спокойной ночи, милая Варенька.

Вадим наклонился, церемонно дотронулся до Вариной ладони губами. Бася замерла за своим кустом, таращилась на эту сцену, боясь дышать.

Лицо у Вари было счастливое. Такое счастливое, что в первую секунду ей даже захотелось выйти из своего укрытия, подскочить к ней и… А что, собственно, «и»? Что это за порыв такой ее обуял? Стыдно, уважаемая мачеха, стыдно. Уймись в своем необузданном порыве, стой за своим кустом и помалкивай. Жди, когда эта неожиданная сцена к финалу подойдет. Потом со своим смятением разберешься.

— До свидания, Вадим Сергеевич… Я пойду.

— Да, Варенька, конечно. Вас до квартиры проводить?

— Нет, что вы, я сама…

Прижав цветы к груди, Варя медленно побрела к подъезду. На полпути остановилась, обернулась, махнула рукой. Вадим тоже помахал ей ладонью — красиво, вальяжно, уверенно. Когда Варя скрылась за дверью подъезда, взглянул на часы и, озаботившись лицом, быстро сел в машину, включил зажигание, начал выкручивать руль, пытаясь развернуться. На секунду свет фар ударил Басе в лицо, и она инстинктивно присела, сжалась в комок. Так и сидела, пока не стих в арке шум мотора. Потом с трудом распрямилась, сделала первый осторожный шаг. Все тело дрожало, и мысли в голове тоже дрожали, разбегались недоумением. Нет, так не пойдет… Надо срочно собраться, и мысли собрать, и привести себя в порядок. Сейчас, сейчас… У нее все получится. Ведь получалось же раньше! Сумела же она в свое время забыть… Или не сумела? Или ей показалось, что она уничтожила, растоптала и победила свою прошлую жизнь? Уничтожила вместе с тяжелыми снами, тоской, любовью к Вадиму, чувством вины перед пасынком. Выходит, не уничтожила, не растоптала? Господи, как больно, как же ей только что было больно…

Вздохнув, она подняла глаза к темному небу, прислушалась к шуму ночного холодного ветра.

Долго стояла так, не двигаясь. Потом вдруг обнаружила — дождь пошел. Привычная морось остудила, обласкала лицо, и дрожь в теле почти утихла, и прежние заполошные мысли ушли, оставив после себя ощущение покойной безнадеги. Ладно, пусть. Ничего теперь с прошлым не сделаешь. Ушло и ушло. А жить дальше надо. И домой идти надо. И Вариной судьбой заниматься надо. И не дай бог, если она успела в Вадима влюбиться. Ни к чему сейчас девчонке лишние разочарования. Совсем, совсем ни к чему…