— Нет, сейчас не пойдем, Варь. Устала я. Ты лучше сумку у меня возьми, тяжелая…

— Ладно, давай свою сумку. Чего у тебя там такое?

— Продукты, чего… В доме, сама знаешь, шаром покати.

Варя легко подхватила сумку с продуктами, забежала немного вперед, остановилась у лотка с дешевыми украшениями, выцепила из кучи побрякушек что-то блестящее, повернула к ней загоревшееся интересом лицо.

— Бась, ты посмотри, какие забавные бусики… Давай купим! Они к моим глазам подходят! Посмотри!

Вздохнув, Бася улыбнулась, невольно залюбовавшись падчерицей. Надо же, какая красавица-девица из гадкого утенка вылупилась! И откуда чего взялось… Одни только волосы темно-рыжие чего стоят! Шикарный цвет, медь с легкой патиной. Густые, вьющиеся. И личико ничего себе, и фигурка. Красавица! Хотя, может, она и преувеличивает несколько Варькины достоинства. Каждому родителю свое дитя милее других кажется. И она тоже наверняка на эту удочку попалась. Она ведь тоже ей вроде как родительница. Вот уже десять лет как родительница. Хоть и не мать. Так и не научилась Варюша за эти десять лет ее мамой называть. Да это ничего, она по большому счету не в претензии…

— Купим, Бась?

— Нет, Варюша. Потом купим. Ты же знаешь, как у нас сейчас с деньгами…

— Да знаю, знаю! И про кризис все знаю, и про ваши трудности. Сто раз слышала. Надоело. Сейчас все только и делают, что про этот кризис талдычат. Конечно, на него теперь все можно списать… И папино пьянство в том числе… Что, разве не так?

— Варь, нельзя так… Ему же в самом деле трудно. Он старается, но ему трудно, понимаешь?

— А если трудно, то не надо было и в бизнес лезть! Ну, открыл одно кафе, и хватило бы… Зачем ему второе открывать понадобилось? Да еще и перед самым кризисом?

— Да откуда ж он знал…

— Ой, Бась… При чем тут — знал, не знал… Просто работать надо было, а он руки опустил! Ты-то небось целыми днями в этом кафе пашешь! Ну вот скажи — он сегодня там хоть на минуту появился? Ведь нет?

— Нет… Не появился…

— Ну? А я что говорю? Наверняка целый день на диване провалялся в обнимку с бутылкой!

— Варя, не надо так об отце!

— А как надо? Ну скажи — как надо? У меня выпускной скоро, платья даже нет, а ему — по фигу! Пусть родная дочка на выпускной в джинсах идет!

— Да купим, купим мы тебе платье! Вот я завтра рассчитаюсь с поставщиками, и купим! И вообще, давай прекратим этот разговор…

Устала я сегодня, сил нет. Пойдем скорее домой.

— Да пойдем, пойдем… Вон, пришли уже почти…

Миновав заросший диким шиповником двор, они молча вошли в подъезд. В лифте тоже ехали молча. Варя, поджав губы, утробно мычала какой-то незамысловатый мотивчик и старательно поднимала глаза вверх, всем своим видом выражая недовольство. Первой войдя в прихожую, Бася невольно поморщилась от шибанувшего в нос густого похмельного запаха и, сердито бросив ключи на полку, прошла в комнату, окинула быстрым взглядом неприглядную картину. Да, так оно и есть, Варюша оказалась права…

Павел спал на диване в неловкой позе, поджав под себя одну ногу и некрасиво запрокинув назад голову. На придвинутом вплотную к дивану журнальном столике нагло выстроилась батарея пустых пивных бутылок, среди которых затесалась еще и водочная, наполовину опорожненная. На остальной территории сиротливо жались друг к другу тарелки с остатками засохшей еды. Фоном ко всему этому безобразию громко вещал телевизор. Ухоженный ведущий программы новостей хорошо поставленным спокойным голосом сообщал о событиях в стране, охваченной неприятностями кризиса.

— Опа… Я ж говорю, папочка опять целый день квасил… — раздался у Баси за спиной язвительный Варин голосок. — Ну, и как тебе эта картинка, Бась? Нравится?

— Нет. Не нравится.

Выключив телевизор, Бася решительно направилась к дивану, резким движением выдернула из-под головы Павла подушку. Недовольно замычав, но так и не проснувшись, он неловко попытался перевернуться на другой бок, но она с силой встряхнула его за плечо:

— Павел! Ты слышишь меня? Вставай!

Приподняв голову и с трудом приоткрыв опухшие веки, он лишь вяло махнул в ее сторону рукой, пробормотал хрипло:

— Ой, отстань, а? Не видишь, мне плохо?

— Вставай, я сказала! Опять целый день пил… Когда это кончится, Павел? Что ты с собой делаешь? Что ты с нами, в конце концов, делаешь?

— Отстань! — повторил он хрипло и зло, прикрывая голову руками. — Ты на меня еще водой из чайника полей, как твоя тезка в кино… Я, между прочим, у себя дома нахожусь, а не где-нибудь…

— Павел, ну сколько можно! У тебя дела из рук вон плохо идут, а ты пьешь! Уже несколько дней подряд! Посмотри, на кого ты стал похож!

— Ну, и на кого, по-твоему, я стал похож?

Кряхтя, он опустил ноги на пол, с трудом привел себя в сидячее положение, мутным взглядом обвел батарею пустых бутылок на столе. Обнаружив в одной из них остатки пива, неверным движением поднес ее ко рту, принялся жадно и с шумом глотать. Бася, невольно передернувшись и вздохнув, сплела руки под грудью, горестно уставилась на Варю.

— Пап… Ты вообще-то в курсе, что у меня выпускной скоро? Ты же обещал денег на платье дать! — жалобно проныла Варя.

— Конечно, в курсе… — допив пиво и виновато икнув, с вялым стуком Павел поставил пустую бутылку на стол. — А только… Понимаешь ли, штука какая… Нет у меня денег, доча. Совсем нет. Такой вот у тебя отец негодяй, получается. Что, не любишь такого отца, да? Нету денег — нету любви?

— Ой, замолчи! Лучше уж молчи, ради бога! — с отчаянием качая головой, тихо проговорила Бася. — Сам-то хоть слышишь, что сейчас несешь? Как ты с дочерью разговариваешь?

— А как надо с ней разговаривать? Что я такого сказал? Если у нее одни только деньги на уме? А чтоб любить отца — так это извините, да? Все, все вы такие… И ты тоже… Ты же тоже меня не любишь, я знаю. Притворяешься только. Ты до сих пор этого своего любишь, от которого сбежала… А со мной живешь, потому что деться тебе некуда! Он тебя выставил, выбросил на улицу за ненадобностью, а ты до сих пор его любишь! Я знаю!

Дернувшись, как от удара, Бася молча развернулась, вышла из комнаты. Закрывшись в ванной, пустила холодную воду, плеснула себе в лицо пригоршню. Глубоко вздохнув, распрямилась, постояла минуту с закрытыми глазами, невольно прислушиваясь к долетающему сквозь дверь нервному диалогу из комнаты.

— Нет, ты скажи, а за что тебя любить-то, папочка? — взвился на высокой ноте резкий Варин голос. — Надо же, горе какое, жена его не любит! Она что, придурочная, что ли, чтобы твоим пьяным загулам радоваться? Да тут любая про любовь забудет! И правильно сделает, между прочим! Я бы на ее месте давно уже себе порядочного мужика завела! Она красивая и молодая женщина, ей еще и сороковника нет, а она возится с тобой, как… как… Я даже слова подходящего не могу подобрать! Тебе на руках ее носить надо, а ты! Хочешь, чтобы она тебя бросила, да?

Прижав ладони к щекам, Бася испуганно глянула на себя в зеркало, словно засомневалась в собственной красоте и молодости, потом резво ринулась обратно в комнату. Нет, куда эту Варю вечно несет, господи? Сейчас наговорит неизвестно чего, потом не расхлебаешь…

Так и есть. Разбудила-таки Варька в отце застарелую ревнивую обиду. Сейчас опять на весь белый свет злиться будет. Гадости всякие говорить. Вон как смотрит на дочь — почти с ненавистью.

— Вот, полюбуйся, кого ты вырастила! — произнес он с пафосом, как только она вошла в комнату. — Полюбуйся!

— А кого я вырастила, Павел?

— Настоящую хамку, вот кого! Да она… Она даже матерью тебя ни разу не соизволила назвать! Обращается как с подружкой-малолеткой. А ты и рада! Сюсюкаешь над ней — Варечка то, Варечка сё…

— Уймись, папочка! — тихо, но очень сердито проговорила Варя. — Если ты забыл, что у тебя еще одна жена была, то это твои проблемы. А я помню. Та, твоя первая, мне вообще-то родной мамой приходилась. Понимаешь? Родной. Так что уймись, прошу тебя.

— Ладно, Варя, не связывайся… — подойдя совсем близко к падчерице, тихо шепнула ей на ухо Бася. — Ты же видишь, он не в себе.

— Нет, я в себе! — снова взвился похмельной истерикой Павел. — Я-то как раз в себе! И не смотри на меня так! Не нравится жить со мной — вали отсюда! Я тебя не держу! И хамку свою забирай! Давайте, давайте, валите отсюда! Обе!

— Что? Что ты сказал? — дернулась было к отцу Варя, но Бася остановила ее, крепко придержав за локоть. Подойдя вплотную к Павлу, склонила к нему бледное от злой обиды лицо.

— Я не поняла твоей мысли, Павел… Кого мне отсюда следует забрать? Чью… хамку? Мою?

Икнув, он отвел от нее глаза, пробурчал тихо:

— А… Ну да…То есть это… мою хамку… Забирай…

И тут же лицо его скривилось, моментально стекло вниз, задрожало жалким слезным раскаянием. Закрывшись ладонями, он всхлипнул, вяло забултыхался из стороны в сторону. И голос из-под ладоней потек жалкий, с примесью слезной пьяной икоты:

— Господи боже мой, что же я такое говорю… Вы простите меня, девочки. Простите меня… Я сволочь, я подонок, мерзавец последний…

Устало опустившись на стул, Бася глядела на это действо немного с жалостью, немного с презрением. Варя подошла, встала у нее за спиной, сложила ладошки на плечи.

— Ну в чем, в чем я виноват? — продолжал тихо истерить Павел. — Ну скажите, в чем? Это же все кризис проклятый… Вы же видели, как я старался! Помните, мое первое кафе какой популярностью пользовалось, как народ туда ходил?

Отняв ладони от лица, он глянул на них с такой тоской, что у Баси вмиг защемило сердце от жалости. Дернув головой, она тут же изгнала из себя это коварное чувство. Нельзя его сейчас жалеть. Не жалость ему сейчас нужна, а жесткая встряска, как ушат ледяной воды на голову. И потому произнесла довольно холодно: