— Дарси, ты знаешь меня лучше других. Я не лгу, не играю в азартные игры и я никогда не ввязывался в драки, если не считать спортивных поединков в «Джентльмен Джексон[1]».

— Еще два дня назад я бы всецело с этим согласился. — Дарси нахмурился. — Ладно, если ты утверждаешь, что этого не было, мне ничего не остается, Как поверить.

— Спасибо. — Вайльд нервно постукивал пальцами по колену. — Я поговорю с Пендлтоном и выясню, что за подлость он задумал.

— Отличная мысль. Если потребуется помощь, можешь обратиться к любому из нас. — Карета уже подвезла Дарси к дому. Он улыбнулся напоследок: — Или ко всем нам вместе взятым!

Вайльд кивнул.

— Я буду иметь это в виду.

— Очень на это надеюсь.

Лакей распахнул дверцу, и Дарси, шутливо отсалютовав, спрыгнул с подножки на землю.

Вайльд проводил его взглядом. Когда-то помощь друзей значила очень много. Они с Китом, Дарси и Вульфом были тогда еще совсем мальчишками, которых в школе задирали ребята постарше. Майкл, самый большой, смелый и умный среди них, предложил объединиться и сплоченно отражать нападки хулиганов. С юношеской самоуверенностью они стали называть себя сыновьями Гренделя, по имени могущественного мифического монстра из «Беовульфа».[2] Их план сработал, и дружба между ними, включая Майкла, с годами только крепла.

Но когда Майклу по-настоящему понадобилась помощь, никого рядом не оказалось… Майкл умер в одиночестве, на чужой земле, окруженный чужими людьми. После такого совесть не позволяла Вайльду просить друзей что- либо для него сделать. Он докопается до источника этой гнусной сплетни и заставит злые языки умолкнуть. Сам, своими собственными силами.

До полудня было далеко, поэтому он сумел застать Джонаса Пендлтона дома, когда тот еще не успел встать с постели. Дворецкий попытался было объяснить ему, что хозяин посетителей не принимает, но Вайльд пропустил это мимо ушей. Он просто вошел, отодвинув старика-дворецкого. Понимая, что негоже держать герцога в холле, слуге ничего не оставалось, кроме как позвать хозяина.

Вайльд ждал Пендлтона в крошечной гостиной, убранство которой выглядело весьма жалко. У хозяина, вошедшего в комнату, вид был не лучше — наспех надетая рубашка, наброшенный сверху сюртук, отсутствие галстука, волосы кое-как приглажены рукой. Бледно-голубые глаза его были налиты кровью, лицо выглядело мертвенно- бледным, если не считать зеленоватого синяка на скуле.

— Вайльдхевен, какого черта ты здесь делаешь в такую рань? — негодующе воскликнул он.

Вайльд выглянул окно.

— Солнце давно уже встало, Пендлтон. Все проснулись.

— «Все» не ложились на рассвете. — Пендлтон подошел к окну и задернул шторы. — А теперь я бы очень хотел узнать цель твоего визита.

Вайльд удивленно приподнял брови — он не ожидал такого холодного приема.

— Будь добр, объясни мне, что это за слухи ты про меня распускаешь.

— Какие слухи? — Не приглашая гостя присесть, Пендлтон сам повалился в кресло. — Я не сказал ни слова неправды.

— Неужели? — Вайльд не стал присаживаться, а вместо этого подошел поближе и навис над Пендлтоном. — Что это за бред о происшествии у Фултона три дня тому?

Пендлтон уставился на него.

— Как я уже говорил, все сказанное мной — правда. Может, ты чего-то и не помнишь, Вайльдхевен, потому что был в стельку пьян, но я-то уж точно не забуду. — Он потрогал синяк на челюсти. — Ты оставил мне хорошее напоминание.

Вайльд отшатнулся от него.

— Теперь ты меня еще и в избиении обвиняешь?

— А ты как хотел?! Я пытался отодрать тебя от бедняги Винчелла и в награду за благородство получил вот это.

— Но этого не может быть! Я только вчера прибыл в Лондон.

— Может, черт побери, еще как может! — Пендлтон встал, очутившись нос к носу с Вайльдом. — Я видел тебя своими глазами, называл по имени, играл с тобой в карты. Ты у меня выиграл, но потом проиграл все Винчеллу. Потом ты обвинил парня в мошенничестве и избил его до беспамятства. — Он криво усмехнулся. — Должен признать, Вайльдхевен, не думал, что ты умеешь так хорошо махать руками.

— Это был не я, — пробормотал Вайльд, скорее обращаясь к самому себе, нежели к Пендлтону. — Меня даже в Лондоне в тот момент не было.

— Это были вы, ваше высочество. Похоже, ты унаследовал от своего батюшки гораздо больше, чем думают окружающие. Только проявилось это не сразу. Ты достойный сын сумасброда Матертона.

Эти слова охладили пыл герцога.

— Говорю тебе, это ошибка. До вчерашнего дня я находился в своем имении.

Пендлтон ткнул пальцем в синяк у себя на лице.

— Это мне не показалось. Именно ты заехал мне в челюсть, когда я пытался разнять вас с Винчеллом. К счастью для меня, у Фултона есть наемные верзилы, чтобы пресекать подобные вещи. Они выставили тебя вон и тем самым, наверное, спасли жизнь несчастному Винчеллу.

— Этого не может быть, — повторил Вайльд, стягивая перчатки. — Посмотри на мои руки. Почему в таком случае на них нет синяков и ссадин?

Но Пендлтон едва взглянул на обнаженные костяшки пальцев.

— Те, кто был там, и без того доверяют своим глазам. — Он окинул презрительным взглядом изысканный костюм Вайльда. — Ты не джентльмен.

Вайльд напрягся и снова надел перчатки.

— Берегись, Пендлтон, я пришел затем, чтобы выяснить, что за игру ты ведешь. И имей в виду — я все-таки это узнаю.

— У меня нет ни малейшего желания так рано вставать, чтобы повстречаться с Создателем. Все знают, что ты меткий стрелок, а меня вполне устраивает собственная шкура. — Пендлтон вернулся в свое кресло и сердито взглянул на него исподлобья. — Может, твое высокое положение и позволяет скрывать истинную натуру, Вайльдхевен, но ты не заткнешь рты тем, кто видел другую сторону медали. Общество узнает всю правду о герцоге Вайльдхевене.

— Ты ошибаешься, — процедил герцог сквозь зубы, потрясенный непоколебимостью Пендлтона. Этот парень безоговорочно верил в то, о чем говорил. Кивнув на ходу, Вайльд поспешно выскочил из гостиной и покинул его дом.

Неужели весь мир сошел с ума?


С противоположной стороны улицы он наблюдал за тем, как Вайльдхевен пулей выскочил из особняка Джонаса Пендлтона, направляясь к своему сверкающему черному экипажу, который ждал его у обочины. Лакей проворно спрыгнул вниз и услужливо распахнул перед ним дверцу, изображенный на ней герб сверкнул в лучах утреннего солнца.

В этом ему почудилась издевка.

Его чертово высочество, герцог Вайльдхевен, забрался в карету, не удостоив прислугу и словом. Напыщенная свинья. Усаживаясь в кресло, он все еще видел в окне кареты каменное выражение лица герцога. Бедняга выглядел так, словно готов был разорвать всех в клочья.

Так-так. Сбит с толку, не так ли? Губы его растянулись в ухмылке. Очевидно, Пендлтон встретил его милость отнюдь не с распростертыми объятиями. Ах, какая досада! Но на что еще он рассчитывал после того, как избил человека из-за карточного проигрыша? Он усмехнулся и потер опухшие костяшки пальцев. Ради такого стоило пойти на небольшие жертвы.


Карета тронулась. Он был более чем уверен, что герцог держит путь в Мейфэр,[3] где в изысканном городском доме, принадлежавшем семейству Матертонов, его милость успокоится в окружении заботливых слуг.

Впервые он не почувствовал зависти — лишь сладкое предвкушение.

— Молодец, хороший мальчик, — промурлыкал он. — Спеши домой, в пустынные комнаты, к преследующим тебя призракам. Оставь эту ночь мне.

По прибытии в свою городскую резиденцию Вайльд тут же уединился у себя в кабинете. Расположившись за столом, он достал из ближайшего шкафчика хрустальный графин и щедро плеснул виски в бокал. Поднеся бокал к губам и поудобнее устроившись в кресле, он принялся просматривать почту, которую оставил ему секретарь.

Не прошло и секунды, как он отставил бокал в сторону.

Счета от портных, требования оплаты карточных долгов, даже счет за лошадь, которую он никогда не покупал! Их было больше дюжины. Все покупки предположительно совершил герцог Вайльдхевен. Все из Лондона. И все за последние несколько недель.

Этого просто не могло быть. Вот уже два года, как он не появлялся в Лондоне. За время своего добровольного отшельничества он не виделся ни с кем, кроме Майкла, пытаясь всецело раствориться в опере, которую сочинял. Он переживал горе утраты, но никак не безумие. И он совершенно точно знал, что не мог сделать все эти долги.

Но кто-то же их сделал, воспользовавшись его именем.

Ему вспомнились слова Пендлтона. Он утверждал, что видел его, играл с ним в карты, и что даже синяк на лице — его рук дело. Вот только сам герцог в тот момент находился в Дорсете.

Кто-то выдавал себя за него. Этот человек походил на него внешне, и этого было достаточно, чтобы ввести в заблуждение людей, которые не были с ним хорошо знакомы.

Он раздосадованно смахнул счета со стола. Сколько лет он чинно придерживался строгих правил поведения, как того требовало общество! Отец своими скандальными выходками навлек достаточно позора на их семейство, но после его смерти Вайльд всеми силами старался восстановить их родовую честь. Он избегал, насколько это было возможно, кишащего сплетнями Лондона и вместо этого большую часть времени проводил в тихом уединении родового поместья. Но, несмотря на все его старания, кто-то намеренно взялся порочить его доброе имя и безупречную репутацию, благодаря которой люди в итоге забыли о бесчинствах отца.

Он всегда старался поступать безукоризненно, тщательно взвешивая каждый шаг, и вот что получил взамен! Его заслугами воспользовался какой-то проходимец!

Ну все, хватит! Он и так много лет терпел выкрутасы отца, которого то и дело бросало в крайности — то он был беспардонным негодяем, то суровым родителем. Будучи неопытным юнцом, Вайльд достаточно натерпелся от его выходок. Он выкладывал тысячи фунтов, расплачиваясь по карточным долгам отца, не меньше уходило на множество внебрачных детей его папеньки, которые то и дело объявлялись у них на пороге. Он не мог позволить, чтобы все это повторилось. Хватит с него такой жизни! Он не заслуживал подобной участи и намеревался во что бы то ни стало остановить стоявшего за этим мерзавца.