— Слухи об этом побоище еще долго будут обсуждаться в свете, — произнес знакомый голос прямо над ухом Эвана.

Нортеск протянул руку и, подхватив Лотту, увлек их к выходу. Вскоре они оказались возле конюшен, где уже ожидала закрытая карета.

— Дайте мне ваши бумаги, — сказал Нортеск, протягивая руку. — Я разберусь с этим недоразумением.

Эван достал из нагрудного кармана и вручил письмо Дастера, в котором содержалось разрешение на отъезд Эвана.

— Спасибо, — поблагодарил он, пожимая руку Нортеска.

— Доброго пути, — кивнул тот в ответ.

Лотта смотрела на Эвана широко раскрытыми потемневшими глазами. Предвосхищая вопросы, готовые сорваться с ее губ, Эван подсадил ее и захлопнул дверцу кареты. Экипаж рванул вперед.

— Так у вас было при себе разрешение все это время? — выдохнула она.

— Конечно, — ухмыльнулся Эван.

Лицо Лотты отразило бурю эмоций, вскипевших в ее душе так же быстро, как молоко на плите.

— Тогда, дьявол меня раздери, для чего весь этот спектакль?

— Если к тебе приближается взвод вооруженных солдат, стоит сражаться, а уж потом спрашивать, в чем дело, — спокойно заметил Эван. — В противном случае тебя убьют и лишат шанса задавать вопросы. К тому же вы чудесно развлеклись. Не хотелось испортить вам удовольствие, — галантно добавил он.

— Что? Да я чуть не умерла от страха! — вскричала разъяренная Лотта. — Я думала, они арестуют или даже убьют вас! И я бы не поручилась, что вы этого не заслуживаете, — продолжала она, сверкая глазами. — Удивляюсь, как это я стала помогать вам! Вот уж действительно погорячилась!

— Все же признайтесь, вам понравилось, — заметил Эван, перехватив сердито жестикулирующие руки Лотты и целуя в ладонь.

Ее пальцы сжались от удовольствия.

— Я получила настоящее наслаждение, уложив Грегори этим блюдом. Вот уж точно! Думаю, все посмеялись… — Удовлетворенная улыбка приподняла уголки ее губ. — А вы потрясающе ловко деретесь, Эван Райдер. Рада случаю убедиться, а то мне трудно было бы поверить в те легенды, которые ходят о вас. Совершенно непостижимо, как вам удалось не убить никого из солдат!

— С трудом, — усмехнулся Эван. — Боюсь, я унес с собой ценный трофей — этот превосходный клинок, — добавил он, бережно укладывая рапиру на пол кареты. — Вероятно, мне следует вернуть ее владельцу?

— Я бы на вашем месте не беспокоилась, — слегка пожав плечами, сказала Лотта. — Все равно Грегори никогда не сможет им воспользоваться. Он умеет сражаться лишь с помощью газетных статеек. Но все же как получилось, что властям оказалось неизвестно о разрешении на посещение Лондона, которое они сами же и выдали?

— Интересный вопрос, — согласился Эван. — Думаю, кому-то пришлось здорово потрудиться, чтобы навлечь на меня неприятности.

Он откинулся на сиденье кареты. Ее плавный ход действовал на него убаюкивающе, успокаивая лихорадку недавнего боя и жажду крови. Убивать или быть убитым. Сражаться или бежать. Вот ключ ко всему, думал он. Кто-то постарался расставить для него ловушку. Кому-то было нужно, чтобы он сражался и погиб.

— Думаю, нашелся человек, который донес властям в Лондоне, будто я нарушил режим, — медленно произнес он. — Все было устроено так, чтобы не дать мне времени представить бумаги. Я опасен — вот почему явился целый взвод солдат с саблями и ружьями. Мне не оставили шанса.

— Всегда готовый схватиться за ружье солдат или шальная пуля, — сузив глаза и подавшись вперед, предположила Лотта.

— Что-то в этом роде, — согласился Эван. — Существует много способов нанести удар в спину. Разумеется, все разъяснилось бы, но слишком поздно.

— Ловко придумано, — заметила Лотта. Ее глаза сияли из темноты. — Но кем?

— Кто же вам скажет? — покачал головой Эван. — Уже ясно, что в Вонтедже есть человек среди своих, который шпионит для властей. Возможно, это Печейс. Американец наиболее естественный союзник для британцев, чем француз.

— Печейс — честнейший человек, — упрямо тряхнув головой, возразила она. — Он никогда бы не продал вас.

— Значит, Нортеск, — заключил Эван. — У него какая-то своя интересная игра.

Лотта широко открыла глаза, глядя на Эвана с неподдельным изумлением.

— Вы просто не можете так о нем думать. Он нам помогал! Вы сами говорили, что он единственный из всей семьи поддерживал вас.

Эван лишь пожал плечами. Он чувствовал наваливающуюся усталость. Предательство было всегда где-то рядом, и он ненавидел его запах. Это грязное дело. Невозможно жить, не доверяя никому, не зная, кто друг, а кто — враг. Он встретился взглядом с Лоттой.

— Также возможно, что это вы, — тихо произнес Эван. — Ваша поездка в Лондон — вам мог подсказать ее Тео. Вы доложили ему о смерти Чарда, не так ли? Несмотря на все ваши обещания, вы написали ему о том, что я впутан в это дело.

Установилась долгая и напряженная, как затягивающаяся на шее врага веревка, тишина. Карета покинула пределы Лондона и сейчас проезжала по довольно опасным местам. Свет редких фонарей, скудно освещающий по временам карету, не давал возможности рассмотреть выражение лица Лотты, которая беспокойно заерзала на месте.

— Да, я рассказала Тео, — призналась Лотта, принеся удивительное облегчение его душе. Сознавшись в этом предательстве, она, по крайней мере, не солгала ему. — Почему бы нет? — Лотта откашлялась, пытаясь прогнать хрипоту из голоса, сдавленного чувством, которому она не находила определения. Она тоже говорила устало, не оправдываясь, а всего лишь спрашивая. — Вы ничего мне не обещали, Эван.

Это было правдой. В точности то же самое пришло ему в голову в тот момент, когда с его губ уже готово было сорваться предложение последовать за ним. Лотте незнакомо чувство преданности. Почему ему больно от этой мысли? Он сильно потряс головой, стараясь отогнать боль, но она гвоздем засела в его сердце.

— Ко времени смерти Чарда я находился в вашей постели, а не с ножом в темном углу убогого постоялого двора. Никто не сможет мне этого приписать.

— Значит, это не столь важно, не правда ли? — пожав плечами, спросила Лотта.

«Нет, важно», — подумал Эван. Важно потому, что она обещала ему молчать, а потом с легкостью нарушила данное слово, чтобы отстоять свое будущее.

— А сегодняшний вечер? — придвинувшись, спросил он. — Разве вы не вместе с Тео все это придумали? Не вы ли выманили меня в Лондон, а он тем временем вызвал солдат? Не вы ли изо всех сил притворялись, что помогаете мне сбежать, тем самым повышая вероятность того, что я попаду под клинок или пулю? Никто, кроме Марджери, не знал, куда вы отправились. Скорее всего, вы тот человек, который снова предал меня, — мягко произнес он.

Лотта нагнулась и схватила с пола кареты рапиру. Эван не успел сообразить, что произошло, как почувствовал сталь у своего горла.

— Думаете, мне нужна ваша смерть? — спросила она.

Эван должен был разозлиться, вспыхнув, как солома на ветру.

— Так что же может остановить меня теперь от того, чтобы прикончить вас?

Эван широко раскинул руки.

— У вас не хватит мужества, мне кажется. А может быть, ваше неуемное желание выцарапать из меня как можно больше денег, пока есть возможность?

Свет дрогнул, карету качнуло, и острие укололо его горло.

— Поостерегитесь, сэр, — яростно произнесла Лотта. — Я единственная здесь вооружена.

— Но не умеете пользоваться оружием, — заметил Эван. Он легким движением отодвинул клинок в сторону, получив в награду порез на ладони.

— Вы оказались правы, это прекрасный клинок. — Лотта затаила дыхание. — Вы правы и насчет сегодняшнего предательства. Но я никогда не искала вашей смерти. Шпионить, информировать — да, но только не убивать! Поверьте мне.

— Поверить вам под угрозой оружия? — изумился Эван и пожал плечами. — Мы никогда не доверяли друг другу. Разве для вас это имеет какое-то значение?

Выражение на ее лице странно переменилось. Теперь он видел там злость и боль одновременно.

— Имеет! — с трудом произнесла она.

— Почему? — настаивал он, читая на ее лице следы страстей, боровшихся в ее душе. — Почему? — тихо повторил он.

— Потому что иногда я не знаю, что сильнее — моя любовь или ненависть к вам, Эван Райдер! — призналась она, проводя клинком вниз и прорезая одежду вместе с нижней рубашкой.

Он почувствовал холод стали у самой кожи. Клинок спустился ниже, подцепив пояс его панталон, и чертовски близко к тому, чтобы продырявить его самого. Его великолепный вечерний костюм, сшитый лучшими лондонскими портными, был окончательно испорчен, распавшись на две половины. Срезанные пуговицы с треском раскатились по полу кареты, рубашка висела лохмотьями, а панталоны разошлись. Холодная сталь рапиры пощекотала внутреннюю поверхность бедра.

— О! — с восторгом первооткрывателя воскликнула Лотта. — А мне это нравится!

— Умоляю, осторожнее с оружием, или вам придется получать гораздо меньше удовольствия от общения со мной, — произнес Эван.

Лотта рассмеялась и потянулась рапирой, чтобы отбросить остатки его модного шейного платка. Лезвие погладило горло. Черт, она сошла с ума! При свете лампы Эван видел, каким ярким огнем восторга горят ее глаза, а развращенная улыбка кривит губы. Рапира вновь напомнила о себе.

— Разденьтесь для меня, — потребовала Лотта. — Прошлый раз, когда мы развлекались в карете, вы заставили меня выполнить ваши капризы. Теперь пришла моя очередь. Снимайте одежду.

— Вы уже очень мне в этом помогли, — заметил Эван. Он покосился на кончик клинка. Покачивание кареты и неумелые руки Лотты внушали такое опасение, что приходилось отбросить понятие о приличиях. Он сорвал остатки шейного платка и освободился от рубашки. Клинок затанцевал по его обнаженной груди, как град поцелуев.

— Очень хорошо. А теперь панталоны, — скомандовала Лотта.