Видимо, что-то изменилось между ними. Лотта чувствовала это. В голосе Эвана звучал беззлобный юмор.

— Я покажу вам, насколько зол, лишь бы только у меня остались силы, — сказал он. — Но это, — продолжал он другим тоном, — не сравнимо ни с чем, что я испытывал прежде.

Он притянул ее ближе к себе, и Лотта устроилась щекой на его груди, прислушиваясь к тому, как меняется его дыхание и он засыпает. Ей вспомнилась первая ночь в Лондоне. Такая нежность была в том, как он привлек ее к себе. Здесь, в его объятиях, она поддалась искушающей иллюзии любви и взаимности. Сомнений не осталось, она полюбила. В ее сердце плескалось счастье, такое полное и безусловное. И сразу же разлетелся, как дым, страх перед будущим. Сейчас она жила счастливым мгновением. А утро потерь и сожалений еще придет, и не раз.


Когда Эван проснулся, постель уже была холодна и пуста. Лотты рядом не было. Он сел, прогоняя последние теплые отсветы сна из своего сознания. Непонятно отчего он чувствовал себя потерянным и одиноким. Удивительно, до чего ему хотелось, чтобы Лотта была сейчас рядом. Он никогда и ни в ком не нуждался. Ее вероломство и предательство взбесили его именно потому, что он нуждался в ней. Эван не хотел, чтобы она обманывала его, испытывая боль при мысли о том, что враги подкупили ее. Ее страсть к деньгам оказалась сильнее преданности ему.

Такие чувства к Лотте очень беспокоили Эвана, он опасался зависимости.

Он повел плечами, словно отгоняя непрошеные мысли, выбрался из уютного тепла постели и подошел к умывальнику, стоящему в противоположном углу комнаты, умывался из кувшина, поеживаясь от жалящего холода колодезной воды. Все тело изнывало от незнакомых ощущений, не болело, нет, просто утратило напряженность, в которой пребывало почти постоянно, обретя наконец расслабленность удовлетворения. В голове не было никаких мыслей, кроме одной — куда ушла Лотта? Наверняка она где-то неподалеку. Ей просто некуда идти. Вопреки ее дерзким словам и столь же дерзкому поведению прошлой ночью, она полностью зависит от крыши над головой и денег, которые он дает.

Эван быстро натянул одежду и подошел к окну. Ясное утро с каждой минутой разгоралось все ярче. Внизу раздавался грохот — это Марджери хозяйничала на кухне. Довольно неаппетитный запах витал в воздухе. Часы на колокольне пробили семь. В раскрытое окно было видно, как в дальнем конце сада Лотта собирает в большую корзину яблоки. На ней было старое выцветшее платье и фартук, а на голове забавный чепчик, который делал ее похожей на горничную, но по какой-то странной причине этот наряд только усиливал впечатление молодости и привлекательности. Она подняла голову, и он увидел, что она улыбается ему и машет рукой. Что-то шевельнулось в душе Эвана — теплое и щемяще-сладостное. Именно в этом чувстве крылась самая большая опасность.

Эван отошел от окна. Ему страшно не хотелось возвращаться в безликую спартанскую комнату, которую он снимал в «Медведе». Он желал бы остаться здесь, с Лоттой. Как чудесно провести весь день вместе с ней, прокатиться в коляске или отправиться на пикник куда-нибудь в поле! Видения мирных радостей одновременно влекли и повергали в ужас. Черт побери, он даже готов безропотно снести английский завтрак в исполнении Марджери — недожаренные яйца и холодный жирный бекон, — только бы сидеть за столом напротив Лотты и просто смотреть на нее. Как объяснить причину подобной слабости, он не знал, но все это явно не по нему! Он не станет поддаваться и предпримет что-то немедленно.

Эван бросился прочь из комнаты, вниз по лестнице и на улицу, не оглядываясь и не прощаясь. Чувство вины терзало его, и он ненавидел себя за него. Это становилось просто невыносимо!

Улицы Вонтеджа потихоньку оживали, заполняясь торговцами, которые спешили открыть свои лавки. Несколько пьяниц валялось возле дверей заведений. «Медведь» не запирался на ночь. Эван прошел мимо портье, не разбудив его, стал тихо подниматься по лестнице, стараясь не заскрипеть ступенями. Наконец, вошел в свою комнату.

Все было в точности так, как он оставил накануне вечером. И все же Эван знал, едва переступив порог, что кто-то побывал здесь без его ведома. Мурашки пробежали по коже, появилось странное ощущение, что за ним наблюдают. Он тщательно обследовал все ящики и шкафы, выискивая малейший намек на чье-то вторжение, однако ничего не нашел.

Удостоверившись, что все на своих местах, он уселся у стола и принялся за письмо. Но писал недолго, ибо ровно через две минуты услышал голос мистера Дастера, чиновника по делам пленных. Стучась во все двери, он кричал о том, что какой-то человек был найден убитым на постоялом дворе Ламборн-Кросс, и требовал, чтобы каждый французский пленный офицер доложил о своем местонахождении прошедшей ночью.

Глава 13

Лотта разбирала дневную корреспонденцию, которая стопкой лежала перед ней на секретере. Первое письмо от Джона, брата Мэри Белл Омонд, который гордился тем, как он повязывает свои полотняные шейные платки, правда не зная точно, как заставить кончики не обвисать, и просил совета. Второе письмо от мисс Батлер, которая не могла решить, стоит ли ей бежать с пленным французским офицером. Третье — от жены доктора с вопросом, как свести пятна от сырости с лайковых перчаток, и еще одно, написанное так уклончиво и иносказательно, что Лотта с трудом в конце концов поняла — оно от вдовы, которая хотела бы подыскать себе любовника более пылкого по сравнению с бывшим мужем.

«Я просто не желаю умереть, так ничего и не испытав, — писала женщина. — Я очень заинтересована в том, чтобы вы мне кого-нибудь подыскали. Я могу позволить себе путешествие в Лондон, если там выбор больше».

Лотта сдвинула в сторону всю стопку писем со вздохом, выдававшим плохое настроение. В эту минуту Марджери внесла поднос с чаем и пряным печеньем.

— Горячий выдался денек, мадам? — сочувственно спросила она.

Лотта сказала бы по-другому. Все утро ей пришлось провести отвечая самым подробным образом на каверзные вопросы мистера Дастера. Его целью было установить, где Эван провел предыдущую ночь. Лотта лгала и изворачивалась как могла. Положение становилось только хуже от того, что, едва переступив порог дома, он начал нервно озираться вокруг, словно очевидность греха, в чем бы он ни состоял, должна явиться ему в зримых образах. Марджери проводила его в гостиную. Ее сдержанная респектабельность тем не менее заставила его почувствовать еще большую неловкость. Он пристроился на самом краешке стула, будто ожидая, что какая-нибудь неприятность может настигнуть его в этом доме в любую минуту.

Единственная неприятность за все это время была связана с тем, что Лотта запятнала свою душу клятвопреступлением. Она сказала, что Эванс пробыл у нее всю ночь. А он даже не подумал поблагодарить ее за это. Вместо этого прислал записку с сообщением, что будет обедать в Летком-Парке и появится у нее лишь на следующий день. Лотту все это привело в ярость.

Она разломала перо, которое держала в руках, быстрыми, злыми рывками. С Эваном у нее нет будущего. Как вообще можно было на что-то надеяться, связавшись с предавшим страну пленным ирландским перебежчиком? Да, собственно, он ей ничего и не обещал. Но даже это не спасло ее от любви к нему. Она поняла это ночью, увидев его шрамы, а заглянув в глаза, нашла в них отзвуки ночных кошмаров, изматывающих его душу. Что-то изменилось между ними. Те хрупкие барьеры, которые она старательно выстраивала с первой их ночи в Лондоне, не смогли защитить ее сердце. Это была заведомо неравная борьба. Эван не смог ответить на ее чувства.

Лотта была так счастлива, проснувшись тем утром. Она ждала его в саду, пока корзина доверху не наполнилась яблоками, а босые ноги совсем не замерзли в покрытой холодной росой траве. Потом она пошла в дом и поняла, что Эван ушел не попрощавшись. Ночью он был так близок, а утром пожалел об этом сближении. Тогда Лотта поняла, что такое не повторится никогда. Как все знакомо: она полюбила мужчину, а он ее оставил. До боли знакомый сценарий!

Она подумала о том, как Эван обставил свой уход — демонстративно отказавшись от понимания и близости, которые возникли между ними ночью. Он никогда не доверял ей и, уж конечно, никогда не любил. Этим вечером он обедал в обществе местного дворянина. И это французский военнопленный, который тем не менее принят во всех лучших домах только потому, что богат и знатен! И никого не смущают сомнения в благородстве его происхождения. Да и война еще не закончилась. А вот она, кузина герцога, гибнет в этой глуши, предоставленная самой себе, отверженная и униженная.

Прошлой ночью она пообещала Эвану, что не продаст его брату. Этим утром, одинокая и брошенная, с разбитым сердцем, она видела все в ином свете. Зачем же так глупо поступаться собственными интересами? Лотта схватила перо и набросала несколько коротких строчек для Тео:


«Дорогая Кларисса, наконец у меня появились новости! Думаю, тебе будет интересно узнать о том, что прошлой ночью произошло убийство…»


Пятью минутами позже, злая на Эвана, а еще больше на себя, она отбросила изломанное перо и взглянула на Марджери, которая открывала окна в гостиной, чтобы стало светлее. В свете полуденного солнца ее метелка ловко находила пыль даже в самых отдаленных и скрытых уголках.

— Марджери, — приказала она, — будь так добра, немедленно приготовь мою дорожную сумку. Я еду в Лондон.

Марджери перестала суетиться и остановилась, открыв рот от удивления. Метелка выпала у нее из рук.

— В Лондон, мадам? — сказала она с таким удивлением, словно речь шла о путешествии на Луну. — С чего бы вам туда ехать?

— Потому что мне так хочется, — с вызовом ответила Лотта.

Какая разница, что она ненавидит Лондон с того времени, как свет отвернулся от нее? Чертов Эван Райдер! Его могут принимать в Летком-Парке, хотя он и не имеет права удаляться от Вонтеджа более мили без разрешения правительственного чиновника. Зато ей можно идти и ехать куда заблагорассудится! Вот будь она проклята, если не воспользуется своим единственным преимуществом перед ним! Идея возникла внезапно, но все больше захватывала ее воображение. Она поедет и сделает кучу покупок, а счет пришлет Эвану. Она пойдет в театр, возможно даже, на костюмированный бал, если только ей удастся. У нее хватит денег! Эван оказался исключительно щедрым на расходы. Она станет действовать и вызовет очередной скандал. Она доставит удовольствие пренебрегшему ею любовнику!