— Это вам на расходы, — отрезал Эван. — Я нанял для вас горничную. Можете послать ее за едой.

— Мне приходилось и прежде вести дом. Думаю, я с этим справлюсь, — ответила Лотта.

В ее голосе снова зазвучали унылые нотки. Значит, не такая уж безупречная любовница. Эван остался доволен этим проблеском чувства. Ему совсем не нравились скрытные и услужливые женщины. Отнюдь! Разум подсказывал, что Лотта, эмоциональная и уязвимая, готовая спорить и упрямиться, сладко и искренне отвечающая на его порывы, именно та женщина, которая ему нужна. Однако интуиция подсказывала, что такая Лотта может стать опасной. Хотя Эван не смог бы объяснить почему. Он лишь понимал, насколько разумнее было бы пользоваться ее телом, находя удовлетворение в физической близости, и не более того.

Лотта все еще смотрела на него потемневшими, ничего не выражающими глазами. На прощание Эван кивнул и вышел, с особой осторожностью закрыв за собой дверь, будто боялся, что ощущение совершенной жестокости может усилиться, если он сделает это резко. Глоток бренди оказался бы весьма кстати. Хороший французский бренди — добрый товарищ в решении большинства проблем. По крайней мере, можно надеяться приглушить уколы совести, пока нет возможности полностью избавиться от них. К сожалению, бренди, что подавали в гостинице Вонтеджа, совершенно омерзителен, а цены взвинчены в несколько раз. Очередное предательство по отношению к стране, которую Эван считал родиной. И все же он напьется. Возможно, тогда в его уме возникнет какая-то определенность в отношении того, чего он хочет от Лотты. Отчего простая и приятная связь, задуманная для прикрытия тайных действий, на деле оказалась чертовски запутанной проблемой.


Лотта дождалась, пока его шаги затихли в отдалении, и, отдернув шторы, позволила солнечному свету ворваться в гостиную. Улица уже опустела. Толпа разошлась, без сомнения разнося по округе слухи о ее вопиющем бесстыдстве и полной аморальности. Должно быть, Эван вполне доволен. Она повела себя так, как он хотел, беззастенчиво выставила себя напоказ, как последняя шлюха, вызвала своим поведением тот скандал, на который так рассчитывал Эван. И всего-то за полчаса!

Лотта вышла в коридор и дальше через кухню в маленький садик за домом. Деревья давали приятную тень и прохладу. Солнечные лучи бликами пробивались сквозь листву старых яблонь. Разросшиеся розовые кусты, плотно покрытые бледно-розовыми соцветиями, переплелись с жимолостью. Ветви цеплялись и карабкались вверх по каменной кладке кое-где разрушившейся от времени стены. Божественно пахло цветами и высушенной солнцем травой. Но Лотта не могла наслаждаться этим великолепием, чувствуя, как оцепенела ее душа.

В дальнем конце сада она нашла колодец, повернула во́рот и услышала глубоко внизу всплеск упавшего ведра. Цепи мягко скользили и поскрипывали по мере того, как ведро поднималось наверх, переплескивая воду через края. Лотта опустилась на колени, поставив ведро на траву. Плеснув в лицо колодезной воды, чуть не задохнулась от холода, но почувствовала такое облегчение, что не раздумывая вылила всю остальную воду на свою разгоряченную голову. Потом наполнила ведро и повторила все снова. Белое кисейное платье облепило тело и стало похоже на бесформенный мягкий лоскут ткани. Волосы обвисли и слиплись, как крысиные хвосты. Солнце уже не казалось жарким. Ее колотила дрожь.

Живительный холод чистой воды смыл ту странную апатию, которая охватила Лотту сразу после ухода Эвана. Она снова ощущала себя свежей и бодрой, но чувства ожили тоже. Ее душа ныла и страдала, как бывает с израненным телом. Она не желала, чтобы ее брали как проститутку. И все же Эван воспользовался ею и грубо отшвырнул. Теперь она совершенно не понимала, с какой стати ей почудилось, что между ними возможно повторение того иллюзорного слияния чувства и страсти, которое обещал им Лондон. Лотта твердила себе, что их отношения — всего лишь договор, соглашение. Ей стало казаться, что Эван холоден и отстранен. Значит, надо вести себя так же. А сердце просило иного. Лотта мечтала, как, уютно свернувшись калачиком у него под боком, станет болтать о разной чепухе и почувствует — нет, пусть не любовь! — хотя бы ласку и понимание. Хотелось большего внимания. Может быть, вместе пообедать или прогуляться по улочкам этого богом забытого городка или еще как-ни будь развлечься. Ведь развлекаются же люди даже в этой глуши?

Лотта поняла, до чего наивна. Сегодня, грубо овладев ею, Эван показал, на что она может рассчитывать и что требуется от нее.

Очнувшись от прохладного летнего ветерка, она поспешила по высокой траве назад, думая уже о том, что дом и сад совсем неплохи. Особенно дом — достаточно светлый, хорошо расположенный и удобно обставленный. Можно считать, ей повезло. Пусть ее окружает не то, к чему она привыкла, но не стоит вести себя как робкое безвольное создание. По правде сказать, то, чего от нее хочет Эван, не слишком отличается от требований Грегори. Конечно, за исключением секса, которым он занимался не с ней.

Во всем остальном — являться по первому зову, поступать в соответствии с его требованиями, быть украшением и добычей, уходить, когда прикажут, — все очень похоже на ее замужество! Ирония судьбы! Зато к этому у нее выработана привычка, избавляющая от лишних обид.

В доме было тихо. Проходя через кухню, Лотта помедлила, наблюдая за игрой солнечных зайчиков на стене. Чашка свежего ароматного чая была бы сейчас очень кстати. Или даже несколько чашек. И блюдо сдобных булочек тоже не помешало бы. Испытанное средство от ударов и ссадин, которыми награждает жизнь! Но есть одна проблема — Лотта даже не представляла, как заварить чай. Ей никогда прежде не приходилось делать это самой. Единственное, чему она обучена, — изредка одеваться без посторонней помощи. Всегда под рукой была прислуга. Пустая кухня казалась Лотте чем-то вроде неизведанной страны — огонь в очаге не горит, утварь, развешанная по стенам, напоминала странные инструменты таинственного предназначения, о котором Лотта даже не догадывалась. Она видела большой кухонный чайник, но разве могла сама принести воду из колодца?

Повздыхав, Лотта пошла в холл, выбрав одну из дорожных сумок. Не стоило больше надевать то, что сразу наводило на мысль о продажности. Лотта подобрала дорожный костюм в соответствии с указаниями Эвана, и он уже сослужил свою службу.

Поднимаясь со своей ношей по узким ступенькам в верхние комнаты, она недоумевала, хватит ли у нее сил перенести весь багаж наверх. Но тут в дверь осторожно постучали, показалось с любопытством осматривающееся лицо, а потом и сама девушка в платье горничной. Войдя в холл, она присела в неуклюжем реверансе:

— Добрый день, миледи.

— Боже, наконец-то! Должно быть, вы та самая горничная, которую нанял лорд Сен-Северин, — со вздохом облегчения сказала Лотта.

Она стояла выпрямившись, а девушка смотрела на свою хозяйку с тем болезненным любопытством, которого стоило ожидать, учитывая скандальность ее репутации. Лотте было бы интересно узнать, что думает о ней эта девушка и как Эвану удалось хоть кого-то в этом городишке убедить пойти к ней в горничные. Бедное создание! Она такая худенькая и совсем еще ребенок. Соломенные волосы, туго стянутые на затылке, только подчеркивали худобу ее личика. Большие серые глаза зачарованно следили за каждым движением Лотты.

— У вас в волосах какая-то трава, миледи, — набравшись храбрости, выпалила девушка.

— Мадам подошло бы лучше, — произнесла Лотта и, подняв руки, принялась выбирать траву из волос. — Какая я леди! А как тебя зовут?

— Марджери, мадам, — ответила ей девушка, приседая вновь. — У меня есть все рекомендации от агентства по найму, — добавила она.

— Удивительно, — недоумевала Лотта. — Мне казалось, что не найдется никого заслуживающего доверия, кто согласился бы вести хозяйство в доме с подобной репутацией.

— Что вы, мадам! — воскликнула Марджери. — В городе полно людей, которым нужна работа. Кожевенные заводы закрываются. Оба моих брата потеряли работу, так что мне приходится соглашаться на все.

— Теперь понятно, — вздохнула Лотта. — Завари для меня чаю, пожалуйста. Затем отправляйся в город за продуктами.

— Слушаюсь, мадам, — с некоторым смущением сказала девушка. — Но владельцы лавок говорят, что не станут отпускать вам продукты.

— Потому что я бесстыдная потаскуха, — закончила за нее Лотта, упершись руками в бока.

— Что вы, мадам, — смутилась Марджери. — Да, мадам, но в основном из-за того, что вы живете с врагом, — произнесла она, оглядываясь через плечо так, будто вся наполеоновская армия стояла у нее за спиной.

— Врага? — поразилась Лотта. — А если бы я была любовницей какого-нибудь английского офицера, то все можно было бы оправдать?

— Да, мадам, — ответила Марджери, поняв ее вопрос слишком буквально. — Многим это пришлось бы больше по вкусу.

— Какое им всем до этого дело? — вздохнув, спросила Лотта скорее себя, чем горничную. — И вообще, лорд Сен-Северин ирландец, а не француз. Я знаю, что некоторые из его товарищей, находящихся в плену, — американцы! Жители Вонтеджа проявляют такое же пристрастие к иностранцам?

— О да, мадам, — с готовностью закивала Марджери. — У нас тут плохое отношение к любому, кто стал на сторону противника.

Лотта снова вздохнула, открыла одну из сумок и достала платье светло-зеленого цвета в белый горошек. Оно было очень модного в этом сезоне фасона, но, несомненно, гораздо более сдержанное, чем платье из белого муслина, приготовленное специально по случаю прибытия в город.

— Какое прелестное платье, мадам, — засмотревшись, прошептала Марджери. — Ни у кого в округе нет такого платья.

— Все наряды из Лондона, — сказала Лотта. — А где дамы вашего города покупают туалеты?

— Они шьют их сами, мадам, — ответила Марджери.

— Бог мой! Сами шьют одежду? Но из чего же? — Лотта даже присела от неожиданности на ступеньку лестницы.