Плезанс тихо вздохнула, и Тирлох почувствовал, что она окончательно расслабилась.

— Да, я знаю, — пробормотала она и, робко придвинувшись к Тирлоху, прижалась щекой к его груди. — Люди будут думать и говорить то, что им нравится. Но это не оправдывает мое поведение. Теперь я даже не смогу с ними поспорить.

— Как я уже сказал, с ними бесполезно спорить.

— Возможно, но я хотя бы могла смотреть им прямо в глаза и знать, что я говорю правду.

Он напомнил Плезанс о ее позоре, и это ей не понравилось. Однако все его высказывания были предельно откровенны, что подкупало: люди редко изъяснялись с такой прямотой.

— Не переживай. Не порть удовольствия. — Тирлох погладил ее по спине и остановил руку на ягодицах. — Ты же не станешь отрицать, что тебе было приятно?

— К чему отрицать? — Плезанс пожала плечами. — Ты с твоим богатым опытом наверняка и сам это понял.

— Я вижу, ты считаешь меня большим распутником и соблазнителем. Но это не так.

— Меня же ты соблазнил. Или ты будешь это отрицать?

— Нет. Надеюсь, ты не хочешь свалить всю вину на меня?

— Нет. Ты не смог бы меня соблазнить, не будь я так слаба. Я сама позволила тебе это сделать.

— Вот именно. Только я бы назвал это не слабостью, а силой — силой страсти. Именно она привела тебя в мою постель.

— Ты хочешь, чтобы я в чем-то призналась?

— Да, я хочу услышать от тебя, какие чувства ты испытывала в моих объятиях.

Плезанс не собиралась до конца обнажать перед ним свои чувства. Она сомневалась, что Тирлох ждет от нее слов любви. Он сам ни разу не говорил ни о чем, кроме вожделения, и она была не готова открыть ему свое сердце. Пусть сначала хотя бы намекнет о том, что его отношение к ней глубже простого зова плоти. Да, он всколыхнул в ней волну страсти. Если ему надо, чтобы она об этом сказала, что ж, пожалуйста, от нее не убудет. В конце концов, она уже достаточно ясно показала эту страсть.

— Как видишь, я здесь, в твоей постели. Я уступила твоим домогательствам.

Она лениво провела рукой по его широкой груди.

— Моим домогательствам?

— Да, и весьма упорным.

— Ты и впрямь меня обвиняешь.

— Нет. Только дурак не возьмет того, что само плывет к нему в руки. Я не сумела скрыть своих чувств к тебе, — она пожала плечами, — и ты получил то, что хотел. Мне тоже этого хотелось. Я старалась придерживаться правил. Но, как видно, плохо старалась. Возможно, мое желание было слишком сильным.

Тирлох поморщился. Она его не обвиняла, только осуждала себя за то, что ей не хватило сил для отпора. И все же из ее слов выходило, что он безжалостный эгоист. Но это не так! Им правил сильный мужской инстинкт. Свои эгоистичные желания он бы как-нибудь усмирил.

Плезанс провела пальцем по одному из его шрамов.

— Больно? — спросила она. — Может, мне перелечь?

Она начала отодвигаться, но он обнял ее покрепче.

— Не надо. Если бы ты меня ударила в грудь, мне бы, конечно, не понравилось. А так ничего. Шрамы немного ноют, но почти не болят.

— Ты быстро поправился.

— Раны зажили, но я еще не совсем окреп. Скорее бы прошла эта проклятая слабость!

— Что-то я не заметила, чтобы ты был так уж слаб, — пробормотала она.

Он усмехнулся:

— Мужская сила вернулась ко мне несколько дней назад, но ты не подходила ко мне близко, и я никак не мог тебя схватить.

— Как оказалось, это было весьма разумно с моей стороны.

— Ты просто хотела меня помучить.

— Ох, ты разгадал мой секрет!

Он слабо улыбнулся, наслаждаясь их добродушным подшучиванием.

— Я в самом деле немного ослаб. Будь я так же силен, как раньше, мы бы не тратили так много времени на отдых, прежде чем повторить удовольствие.

— Повторить? Ты хочешь сказать… — Она запнулась, не в силах подобрать слова. — Опять?

— А по-твоему, такой изголодавшийся мужчина, как я, может удовлетвориться, всего один раз вкусив то, чего так долго жаждал? — Он провел рукой по ее гладкому боку и начал ласкать ее бедро. — Нет, малышка. Когда я наконец-то затащил тебя в постель, я уже знал, что мое наслаждение будет долгим. К сожалению, тело меня слегка подвело, но сейчас я чувствую, что силы ко мне возвращаются.

Он положил ее на себя, и Плезанс, вскрикнув от удивления, собственным лоном ощутила доказательство его слов. Пробежавшая по жилам новая волна желания удивила ее еще больше. Похоже, Тирлох О'Дун превратил ее в настоящую распутницу!

— Может, это повредит тебе? — забеспокоилась она.

— Нет. Для мужчины это самый лучший способ окрепнуть.

— Никогда не слышала, чтобы врач рекомендовал подобное… лечение.

— Это секрет, который тщательно скрывается от непосвященных.

Он ухмыльнулся, и его улыбка согрела ей душу. Эта легкая дружеская болтовня очень понравилась ей, но она старалась не придавать ей особенного значения. Он получил то, что хотел, и поэтому развеселился. Успех обрадовал Тирлоха, и глупо было бы думать, что причина его хорошего настроения — она сама или глубокие чувства, на которые она так надеется. Тем более глупо делать подобные выводы, исходя из одной лишь его улыбки.

Плезанс вздохнула, устраиваясь поудобнее в его нежных объятиях. Да, она проявила слабость, уступив его страсти. Страсть — это еще не любовь, но она вполне могла перерасти в любовь. Во всяком случае, Плезанс на это очень надеялась.

Тирлох осыпал поцелуями ее шею и гладил руками ягодицы. Плезанс лежала с закрытыми глазами, против воли наслаждаясь его ласками. Как жаль, что она его хочет… как жаль, что она его любит и не имеет сил сопротивляться. Хорошо бы ударить его по носу и уйти — была бы ему наука!

Вскоре она отбросила эти мысли и полностью отдалась желанию, которое он умело в ней возбуждал. Так было гораздо легче. Восхитительные ощущения волнами прокатывались по телу. Любовь, не сдерживаемая работой разума, свободно изливалась наружу.

На этот раз Плезанс уже не была такой пассивной. Она пылко отвечала на его поцелуи и ласки. Когда он наконец повернулся и лег сверху, она с готовностью обхватила его ногами и крепко держала до тех пор, пока не наступил взаимный миг сладкого облегчения.

Но потом, отдыхая в его объятиях, она вновь ощутила беспокойство. Она отдавала ему все, что могла, а взамен получала лишь плотскую страсть. Разве это справедливо?

Пресыщенный и довольный, Тирлох положил щеку ей на макушку.

— Я знал, что будет приятно, — прошептал он.

— У тебя наверняка был богатый опыт, который не позволил тебе ошибиться.

Ей было больно думать о других женщинах, с которыми спал Тирлох, но она прекрасно понимала, что он вступил с ней в связь, будучи далеко не таким невинным, как она.

Он тихо засмеялся и поцеловал ее в макушку.

— Ты в самом деле считаешь меня каким-то записным донжуаном! Я слишком много работаю, добывая хлеб насущный и пытаясь улучшить свою жизнь, у меня нет времени упражняться в любовном искусстве. Женщин, с которыми я был близок, легко пересчитать по пальцам. Я даже не помню, как зовут их и как они выглядят. Ни одна из них не могла бы сравниться с тобой. Тебя я не забуду.

— Это радует, — пробормотала Плезанс. — Ну ладно, пойду в свою постель.

Он легко удержал ее на месте.

— Вот твоя постель. Теперь ты будешь спать здесь.

— Но Мойра…

— Мойра не усмотрит в этом ничего плохого и ничего никому не скажет.

— Ты уверен? Все считают это предосудительным.

— Мойру воспитывали не они, а я. И я не забивал ей голову дурацкими правилами, которых придерживается большинство. Она никому не скажет об этом и не будет тебя презирать. Я отлично знаю свою сестру.

Плезанс не стала спорить, но про себя решила, что обязательно поговорит с девочкой. «Надо внушить ей, что подобная свобода нравов до добра не доводит! Пусть она никогда не узнает такого сердечного разочарования, какое испытываю я сейчас. Да и Тирлох наверняка побеседует с сестрой. Вряд ли он допустит, чтобы она стала чьей-то любовницей».

Закрыв глаза, она ждала, когда сон поборет беспокойные мысли, крутившиеся в голове. Хорошо бы вообще ни о чем не думать, а только чувствовать и поступать сообразно своим чувствам! К несчастью, она не могла позволить себе такое неслыханное безрассудство.

Он сказал, что не забудет ее. Эти простые слова тешили самолюбие, однако они означали, что он не видит будущего у их отношений и считает их всего лишь взаимно приятной короткой связью. Плезанс хотела любви. Хотела стать его женой, родить ему детей и хозяйничать в его доме. А он хотел только сладких воспоминаний.

Ну что ж, даже у Тирлоха О'Дуна могут сорваться планы!

«Я сделаю все возможное, чтобы он передумал», — решила Плезанс, почувствовав, как сонно обмякло его тело. — Сегодняшняя ночь страсти — только начало, — думала она, погружаясь в долгожданную дрему. — Он раскрылся передо мной, и глупо было бы этим не воспользоваться. Мне надо каким-то образом усыпить его бдительность и подобраться к его сердцу, а не только к мужскому достоинству. В моем распоряжении почти год. Пока он испытывает ко мне желание, я могу влиять на его чувства. Страсть легко меркнет, но также легко превращается в нечто более глубокое. Я сделаю все возможное, чтобы добиться последнего!»

Если все получится, то к концу срока ее службы Тирлох О'Дун не только будет помнить свою служанку — он будет ее любить.

Плезанс потянулась и выпростала руку в бок. Однако та сторона постели, на которой спал Тирлох, была пустой и холодной. Открыв глаза, она увидела его стоящим возле кровати, полностью одетого и хмуро взирающего на нее. В его дымчато-серых глазах не было ни нежности, ни желания, ни тепла. Он казался таким же отчужденным, как в первые дни их совместного пребывания. Плезанс задрожала и села в постели, крепко прижимая к себе простыню.