– Как ты, – прошептала Ева. – Не просто поддерживать физическое существование, но подняться над этим.

Когда-то Джек тоже так думал. Он думал, что вытащил себя из сточной канавы в шикарную жизнь. Он был чистым, здоровым, хорошо питался. Когда хотел женщин, они появлялись в его постели. У него была работа, приносившая ему деньги. Чего еще желать? Однако сейчас Джек хотел нечто большее, что выходит за рамки его потребностей и делает мир лучше.

«Черт побери, эти психи из «Немезиды» проникли в мой мозг!»

Нет, не кто-то из «Немезиды», а Ева. Далтон так ее желал, что у него ныло все тело. Но это было больше, чем простая похоть. Джеку нравилась энергичность Евы, ее стойкость, дерзость. Раньше он думал, что человек может быть жадным только на вещи, а оказывается, можно быть жадным на людей.

Но сейчас ему нужен ясный ум. В этой части города очень легко схлопотать неприятности, и в большом количестве. Особенно если тебя разыскивает полиция.

– Нам сюда.

Джек кивнул на лестницу, которая вела в полуподвальный этаж здания. Из-за густой темноты дверь была едва видна. Ева старалась держаться поближе к Джеку. Они спустились по лестнице, и Далтон постучал кулаком в дверь. Дверь со скрипом отворилась, и на пороге возник старик, тощий как скелет. Когда он поднял тускло горящую лампу, его голова стала еще больше похожа на череп.

– Одна кровать или две? – спросил старик, отступая в сторону, чтобы пропустить Джека и Еву внутрь. – У нас уже почти все занято на эту ночь. За дополнительную кровать придется заплатить.

Джек наклонил голову, чтобы не удариться о низкие балки на потолке длинной комнаты. На полу виднелись очертания людей, лежащих рядами. Тишину нарушало то покашливание, то бормотание пьяниц, отсыпавшихся после последнего путешествия на дно бутылки. Кто-то шикал на беспокойного младенца.

Ева посмотрела на темную, душную комнату и две дюжины людей, которым эта комната до рассвета служила домом, и ее губы сжались в жесткую линию. Это было самое ужасное место из всех посещенных ею в качестве миссионера. «Кровати» – это слишком громкое слово для обозначения груды заплесневелой соломы и драного тонкого одеяла, кишащего вшами.

– Кровать не нужна, – сказал Джек. – Я хочу знать, где сегодня бой.

Старик посмотрел на него с подозрением:

– Понятия не имею, о чем ты толкуешь.

Джек показал ему шиллинг.

– Бой. Где сегодня бой?

– В заброшенной скотобойне, – быстро ответил старик. – В полумиле отсюда. Показать тебе дорогу?

– Не надо, я знаю это место.

Джек бросил монету в костлявую ладонь старика.

– Тебе точно не нужна постель для тебя и для твоей леди? – прокудахтал тот. – Хорошая, удобная постель для вас обоих.

Джек не ответил. Он скорее вырезал бы себе на груди тупым ножом портрет королевы, чем позволил бы Еве провести ночь в этом месте.

Они вернулись на улицу, и Джек повел Еву сквозь лабиринт переулков к старой скотобойне.

– Ты когда-нибудь ночевал в таком месте? – тихо спросила она.

– После того как умерла мама, мы с Эдит провели немало ночей в подобных местах. Обычно я там плохо спал, мешали крысы, которые кусали меня за пальцы на руках и ногах.

Ева заметно содрогнулась, но, по крайней мере, не посмотрела на него с жалостью и не попыталась сказать что-нибудь в утешение.

Здание бывшей скотобойни окружал пустой двор, где раньше были загоны для скота. Доски давным-давно растащили, а сама скотобойня перестала работать, когда Джек был еще маленьким, но некоторые старожилы помнили, как мычали перепуганные коровы перед тем, как попасть под нож. Теперь по двору эхом разносился нестройный гул мужских голосов.

Приближаясь к кирпичному зданию с высокими широкими дверями, Джек с опаской покосился на Еву. Он не сомневался, что она способна о себе позаботиться, но сейчас Далтон вел ее в такое место, где грубости и жестокости было больше, чем где бы то ни было. Если возникнет хотя бы малейший намек на неприятности, он сразу уведет ее оттуда.

– Внутри держись рядом со мной, – предупредил Джек. – И поменьше разговаривай. Твой акцент сразу выдает, что ты не из этих мест.

Ева кивнула. Слава богу, она разумная женщина, не из тех пустоголовых особ, которые бросаются в любое незнакомое, опасное место, уверенные, что знают ответы на все вопросы.

Дверь охранял верзила с безжизненными глазами. Джек вложил в его руку последний шиллинг. Верзила, прищурившись, посмотрел на Джека, пытаясь его вспомнить.

– Неужели ты…

– Нет! – оборвал его Джек. – Ты ошибся.

Верзила пожал плечами и отступил в сторону.

Едва шагнув в здание, они окунулись в оглушительный рев голосов. Снаружи было довольно холодно, так что даже лужи покрылись корочкой льда, но внутри было жарче, чем в ночном горшке сатаны, да и пахло примерно так же. В воздухе стояла вонь от пота, табака и дешевого виски. По меньшей мере человек сто столпились вокруг ринга – круга, начерченного на земле. Внутри этого круга друг против друга стояли двое мужчин. Они были голые по пояс, и их тела блестели от пота и крови. У одного из боксеров подбитый глаз опух так, что совсем закрылся. Другой, казалось, хромал на одну ногу. По-видимому, он получил по ней удар. Удары ниже пояса засчитывались здесь точно так же, как все остальные.

Фингал, пританцовывая, двинулся вперед, держа кулаки на изготовку. Хромой попытался нанести левый хук, но Фингал уклонился в сторону и ударил Хромого по больной ноге. Тот упал на одно колено. Фингал метнулся ближе и ударил Хромого кулаком в челюсть, так что тот отлетел и распластался на спине. Толпа одобрительно взревела.

– Они не следуют правилам маркиза Куинсберри! – крикнула Ева Джеку сквозь шум.

– Правило здесь только одно: когда противник теряет сознание, ты должен перестать его бить, – ответил Далтон. – Ну и еще на ринге запрещены ножи.

Впрочем, это не мешало боксерам проносить оружие тайком. Волосы Джека скрывали шрам на его левом виске – отметину от чугунной чушки, которую сжимал в кулаке его противник. Но прохвост недолго пользовался этим преимуществом. Получив удар, Джек сбил паршивца на землю, наступил пяткой на его запястье и давил до тех пор, пока пальцы сами не разжались, тогда Джек пинком отбросил железяку в сторону.

Далтон наблюдал за схваткой. Пользуясь тем, что Хромой лежит, Фингал склонился над ним и осыпал градом ударов. Кровь так и брызгала, Хромой еле-еле мог поднять руки, чтобы защититься. Толпа продолжала приветственно реветь.

Джек скосил глаза на Еву. Он ожидал, что при виде крови и в такой духоте она лишится чувств. Но Ева смотрела на схватку, сосредоточенно нахмурившись. Джек подумал, что мог бы и догадаться, что подобное зрелище, пусть и столь жестокое, не слишком на нее подействует. Он снова перевел взгляд на ринг.

– Этот идиот ослабил защиту, – пробормотал Далтон себе под нос.

Фингал, уверенный в своей победе, опустил руки, чтобы подразнить противника. Хромой сумел приподняться достаточно высоко, чтобы нанести правый джеб ему в лицо. Фингал застонал так, что его было слышно даже сквозь рев толпы, и рухнул на спину. Три человека выскочили на ринг и стали шлепать его по лицу и кричать, но Фингал не двигалался. Хромой, пошатываясь, встал на ноги. Пока те трое пытались привести поверженного боксера в чувство, он ждал. В конце концов один из них оглянулся и покачал головой. Хромой усмехнулся, обнажив зияющую дыру на месте выбитых зубов, и в победном жесте поднял руки.

Толпа выразила одобрение громким ревом. Друзья Фингала волоком потащили его обмякшее тело с ринга, а Хромой, припадая на одну ногу, обошел круг, принимая дань восхищения толпы.

Джек это помнил! Помнил, как он стоял с поднятыми руками, забрызганный кровью противников, и его захлестывал восторженный рев публики. Бывало, зрители что-то орали ему, а он орал им в ответ. Пока продолжался матч, он был богом. Чем-то большим, чем еще один шмоток уличной грязи. Далтон поймал на себе внимательный взгляд Евы и прочел в ее глазах понимание.

– Ты по этому скучаешь, – сказала она.

– Только не по синякам и сломанным костям. – Но они оба знали, что это неправда. – Ладно, вот-вот начнется следующий бой, а мне до этого нужно найти Чарли.

Джек стал проталкиваться сквозь толпу, освобождая путь для Евы.

– А этот Чарли…

– Мой старый друг, – бросил Джек через плечо. – Букмекер.

– По закону, делать ставки разрешается только на скачках.

Джек покосился на нее.

– Ну да, а все остальное здесь делается строго по закону.

Уголки ее рта слегка чуть приподнялись.

– Верно.

– Но Чарли – больше чем букмекер. Он может достать для тебя все, что угодно.

От внимания Джека не ускользнуло, что на Еву заинтересованно поглядывают, и не один, и не двое. На кулачных боях женщины всегда привлекают внимание. На каждого, кто смотрел на Еву чуть пристальнее, Джек бросал свирепый взгляд. Пусть только один из этих ублюдков попытается что-нибудь сделать! Давненько у него не было хорошей драки. Но все обошлось без эксцессов. В дальнем углу бывшей скотобойни люди, потрясая банкнотами, сгрудились в кучу. Над ними раздавался чей-то голос:

– Шесть против одного на О’Коннела. Двенадцать против одного за то, что он пошлет Аркли в нокаут в первые пять раундов. Что это будет, парни?

Мужчины рванулись вперед, торопясь сделать ставки. Это продолжалось до тех пор, пока кто-то не ударил трубой о железное ведро, давая знак, что бой вот-вот начнется. Толпа вокруг букмекера поредела, зрители стали возвращаться к рингу. Чарли осталась на месте и что-то писала в потрепанный блокнот, зажав в кулаке толстую пачку банкнот. Несмотря на то что она была в юбке, сверху на ней красовалась рубашка с галстуком и мужской жилет. Темные волосы были собраны под котелок, в зубах она держала сигару.

Когда Джек подошел ближе, она сказала:

– Ставки закрыты.

– И с каким счетом ты их закрыла? – спросил Далтон.