Джил Грегори - Сладкая мука любви

– Отстань, Карлтон, – бросил Такер, не оборачиваясь.

Однако идея настолько завладела Дереком, что он только усилил хватку.

– Вы с отцом будете жить, как жили, вроде управляющих, а мы…

Остальное так и осталось тайной для Такера, потому что он рывком высвободился и ухватил Дерека за шиворот.

– Эй-эй, ты меня задушишь!

– Я хочу знать только одно, – процедил Такер сквозь зубы. – Сколько в этом деле было расчета, а сколько – любви?

– В каком деле?!

– Говори, любил ты Эмму Маллой или только охотился за ее приданым?

– А какое тебе до этого дело? Боишься конкуренции? Потому что вы с отцом сами охотитесь за ее землей?

Это заставило Такера разжать руку. Прямо в яблочко, подумал он мрачно, вспомнив самодовольные рассуждения отца о том, как легко можно будет заполучить земли Маллоя, когда хозяин прикажет долго жить. Какая разница, каким путем стремиться к цели, если цель не самая благородная?

– Я так понимаю, что мы не поладим… – пробормотал Дерек, поправляя воротник.

В этот момент Ванда взяла Такера под руку, избавив от необходимости отвечать.

– Сладенький мой, оставь его. Он, бедняжка, со вчерашнего дня на ногах не стоит. Давай найдем занятие поинтереснее. День у тебя, похоже, не задался, пойдем, я тебя утешу.

Он слушал ее вполуха, сдвинув брови и пытаясь вспомнить, чем Дерек Карлтон так его рассердил несколько минут назад. Но в сознании все плыло, а в глазах двоилось. Сильно подкрашенное лицо Ванды приближалось и уплывало. Сделав над собой усилие, Такер поймал его в фокус и растянул губы в улыбке.

Пока они добирались до лестницы на второй этаж, ноги у него то и дело подкашивались, так что девице пришлось поддерживать его за талию. Это привело ее в еще более игривое расположение духа.

– Осторожнее, сладенький мой! Смотри под ноги, потому что если уж свалишься, то точно больше не поднимешься!

– Будет тебе, Ванда, – не слишком связно защищался Такер. – Не так уж много я и выпил.

На лестнице он бросил взгляд на окна и с удивлением заметил, что уже смеркается. Однако, как ему показалось, уже в следующую секунду он смотрел на дешевые, но пышные красные драпировки вокруг широкой кровати. Официально это считалось гостиничным номером, но негласно было номером публичного дома.

Такер был рад оказаться в этом гнездышке порока, вдали от внешнего мира, от действительности – от ранчо, отца, распри… и, конечно, от Эммы Маллой. Пожалуй, подумал он, забыться все-таки удастся.

Ванда смотрела на него снизу вверх – невысокая, пухленькая, с выщипанными в нитку подведенными бровями и мушкой на щеке. Она была прехорошенькая и значилась первой в списке девиц, с которыми он проводил время в заведении «Иезавель».

– Ты держишься молодцом, даже когда выпьешь, – говорила она, – не то что этот болван приезжий. Кстати, что-то тебя давно не было видно? Мы все соскучились.

Вместо ответа Такер наклонился и поцеловал ее.

– Все-то он умеет… – проворковала девица, начиная расстегивать его рубашку.

Пальцы ее двигались с ловкостью, отточенной долгим опытом, – не то что пальцы Эммы этой ночью, когда она собиралась осмотреть его.

– Не хмурься, сладенький мой. Уж не знаю, что тебя гложет, но обещаю, что помогу об этом забыть.

Она приподнялась на цыпочки и прижалась губами к его губам. Такер сделал честную попытку ответить на поцелуй, хотя казалось, что губы онемели. Опьянение навалилось внезапно, так что подкосились ноги.

– Ничего не выйдет… – пробормотал Такер.

– Выйдет, не волнуйся! Это не первый раз, когда ты поднимаешься ко мне хорошо загруженным, и до сих пор проблем не было. Не сейчас, так через четверть часа…

– Ты не поняла… – Он перехватил руку Ванды на ремне брюк и отстранил ее. – Вообще не выйдет… потому что ты – не она…

В следующую секунду он уже мешком осел на пол, словно кто-то ударил его дубиной по голове. Ванда взвизгнула, отскочив. Вгляделась в лежащего Такера. Тот был совершенно неподвижен, и только мерное тяжелое дыхание говорило, что он просто спит. Тогда она подложила ему под голову подушку, понимая, что ни за что на свете не втащит такую тяжесть на кровать.

– Бедняжка! Все-таки сегодня он напился сильнее обычного. Что это на него нашло? Не знай я его так хорошо, подумала бы, что влюбился.

Продолжая размышлять уже про себя, Ванда заботливо убрала со лба Такера влажную прядь волос. Она относилась к нему очень тепло, как, впрочем, и остальные девицы заведения. Те из них, которые удостоились интереса Такера, благодушно делили его между собой, зная, что ему никуда от них не деться.

Такие, как он, скорее спляшут с гремучей змеей, чем произнесут брачный обет. Они любят женщин вообще, любят разнообразие. Им недостаточно одной.

Такер любил флирт, и с ним было легко. Даже за карточным столом он не возражал, если какой-нибудь из девиц приходило на ум заглядывать ему через плечо, покусывать за ухо, тереться грудью. Наоборот, это как будто приносило ему удачу.

И так должно было оставаться впредь.

Тогда кто такая «она», про которую он вспомнил, перед тем как рухнуть?

Ванда вздохнула, дружески чмокнула Такера в лоб и решила, что ей послышалось. Потому что такие, как Такер Гарретсон, не меняются. Он просто не из тех, кто женится.

На следующей неделе погода стала еще жарче – а страсти накалились еще больше. Город был взбудоражен слухами о войне местного масштаба.

Выстрелы то и дело звучали в Уиспер-Вэлли, но, к счастью, никто пока не пострадал. Шериф Гилл обратился к обеим сторонам с просьбой умерить пыл и не делать глупостей. Каждая из сторон выслушала его с вниманием, но не более того. Взаимная ненависть, годами не имевшая выхода, наконец вырвалась на свободу. Ковбои на обоих ранчо разрывались между преданностью хозяину и страхом за свою жизнь. В один прекрасный день противник мог оказаться ловчее или скорее на руку, и тогда их ожидала участь Бо Гарретсона.

Ярость, казалось, висела в воздухе, как удушливая пыль.

Уин Маллой нанял еще людей для охраны своей собственности, так что у Коринны и Эммы прибавилось хлопот. Ковбои несли охрану посменно, и не было пары часов, свободных от готовки, мытья посуды и тому подобных хлопот.

Эмма нисколько не возражала против этого: работа помогала забыться. На досуге она вряд ли смогла бы бороться с настойчивыми мыслями о Такере.

Но однажды вечером, когда и отец, и Коринна разошлись по своим комнатам, Эмма вдруг поняла, что не в силах больше крутиться как белка в колесе. Отложив починку кухонных занавесок до лучших времен, она вышла на крыльцо.

На душе у девушки было неспокойно. Запрокинув голову, она долго всматривалась в звездное небо в надежде, что тревога уйдет.

Падающая звезда блеснула яркой полосой на одно короткое мгновение. Была она крупная, яркая – звезда, под которую хорошо загадать желание.

«Желаю, – подумала Эмма, – желаю… чего?»

Увидеть Такера. Чтобы он обнял ее, а потом поцеловал сто раз… нет, тысячу раз. Чтобы сказал, что она не одинока в своей нелепой влюбленности и что сама влюбленность ее вовсе не нелепа, что между ними могло, имело право возникнуть нечто лучшее, чем недоверие, гнев и жажда мести, долгие годы разделявшие их семьи. Что это сильнее их и должно победить вопреки всему.

Эмма тяжело вздохнула.

Звезда! Что может изменить одна падающая звезда, одно загаданное желание?

Чувство одиночества углубилось, и впервые за последние недели девушка вспомнила о подруге. Они не виделись с самого Дня независимости. Правда, на днях Шорти и Абигайль должны повенчаться, и Тэра, как и Эмма, была в числе приглашенных, но внезапно ожидание показалось девушке невыносимым. Потребность поделиться переполняла ее.

Эмме нелегко дались последние недели. С того дня, когда отец отказался рассчитать Слейда, в их отношениях сохранялась едва заметная натянутость. Разумеется, он всячески пытался как-то загладить ссору, показать, что больше не сердится. Но Эмма не могла забыть. Это была первая трещина, и непривычное чувство отчужденности с близким человеком очень угнетало девушку. Даже в Филадельфии она не была так одинока, потому что жила у доброй тетушки и к тому же знала, что отец скучает по ней так же, как и она по нему. И любит ее.

Теперь она не была уже так уверена в его любви. Любовь – это в первую очередь доверие и уважение. Отец не доверял ее суждениям, не принимал ее всерьез. Ее доводы были всего лишь женским капризом. Как же она расскажет ему про Такера и про все, что случилось между ними? Невозможно даже мечтать, чтобы он понял, как много Такер значит для нее.

Оставалось поделиться с подругой, потому что хранить все и дальше в себе становилось невозможно.

Приняв решение, Эмма оседлала Энджел и поскакала к маленькому ранчо Маккуэйдов. Однако подъезжая, она заставила лошадь перейти на шаг, раздумывая, что сказать Тэре, а что утаить. Это было не просто. Хотелось излить душу, высказаться до конца. Тэра ведь тоже любила. Кто, как не она, мог выслушать и понять? И все же…

Эмма спросила себя, сумеет ли вслух произнести слово «любовь». Именно так называлось то, что она чувствовала. Она любила – любила своего врага.

Что скажет Тэра, когда узнает об этом, думала девушка. Возможно, она потеряет дар речи. Она ведь, как никто, в курсе отношений двух враждующих семей. Росс Маккуэйд присутствовал при роковой партии в покер и стал свидетелем разразившихся страстей. Сколько раз с самого детства Тэра слышала пересказ событий того вечера? Можно сказать, она выросла в самом центре вражды, хотя и не принимала в ней участия.

Налетел порыв ветра – растрепал Эмме волосы, дунул в спину. За ним последовал другой, и вскоре ветер уже завывал в ущельях и расселинах. Хор цикад умолк, и только стук подков по каменистой земле раздавался внятно в ночной тиши. Ранчо «Империя» было таким крохотным, что добраться от его границ до хозяйского дома было делом минут. Вокруг дома тянулся во все стороны луг, поросший густой травой, совершенно заглушавшей стук копыт. Неудивительно поэтому, что двое на крыльце ничего не слышали.