За все прошедшие годы он считанное число раз повышал голос на дочь, но сейчас, бегая взад-вперед по кабинету, в буквальном смысле кричал на нее, не позволяя ни слова сказать в свою защиту. Завтрак давно остыл в столовой, Коринна, поджав губы, подслушивала у двери, делая вид, что протирает пыль, а Эмма взглядом следила за отцом и выслушивала долгий разнос с каменным лицом, которое Уин видел впервые.

– Я не желаю, чтобы ты вмешивалась, ясно? Я сам, лично, управлюсь с нашими людьми! Я не позволю тебе оспаривать мои приказы, не позволю подрывать мой авторитет! Хозяин на ранчо может быть один – и только один, иначе толку не будет! Получив два противоречивых приказа, откуда люди узнают, какой исполнять?

– Если бы ты выслушал меня, папа…

– Нет, это ты будешь меня слушать!

В его голосе было столько ярости, что девушка отшатнулась. Это заставило Уина несколько умерить свой пыл. Ероша себе волосы, он заговорил более ровным тоном, хотя это и далось ему с трудом.

– Я вижу, в чем причина, дорогая. Эти пять лет на востоке не прошли даром. Ты размякла, стала чересчур добросердечной, чего не случилось бы, проживи ты всю жизнь в Монтане. Ты бы хорошо понимала, что стоит один раз оставить безнаказанным воровство – и ты пропал, с тем же успехом можешь пойти и застрелиться. Здесь Запад, девочка моя, здесь выживают только сильные духом, люди с железной волей.

– Сила духа и жестокость – вещи разные.

– Слейд выполнял мой приказ! – заорал Уин. – Я не уволю человека за то, что он строго следовал приказу!

Ему стоило больших усилий снова подавить вспышку. Некоторое время он молча ходил взад-вперед, не находя слов. Он не хотел кричать на Эмму, вовсе нет. Просто он страшно устал и изнервничался за прошедшую ночь. У него даже не было сил переодеться, и он не съел ни крошки со вчерашнего дня. Ни за что на свете ему не хотелось бы пережить еще раз поиски в самый разгар грозы. Группа ковбоев во главе с ним прочесала ближайшие к ранчо окрестности, но безрезультатно. В конце концов, измученный, промокший до нитки и полный отчаяния, Уин вернулся на ранчо и с тех пор ничего не делал, только ждал и надеялся.

Слейд и другие двое получили от него яростный разнос за разгильдяйство. Им следовало удостовериться, кричал Уин, что молодая хозяйка добралась домой. Но в душе он знал, что это не их вина. Эмма умела настоять на своем. Известно было лишь то, что она увезла никчемного Такера Гарретсона в фургоне, а куда, одному Богу известно.

Когда ждать стало вовсе невыносимо, Уин пошел на такую из ряда вон выходящую меру, как поездка в «Клены». Как он и ожидал, ничего из этого не получилось. До расспросов дело не дошло. При виде него Джед Гарретсон высунул в окно ружье и выстрелил поверх его головы с криком: «Что, убил обоих сыновей и теперь явился по мою душу?» В бешенстве Уин повернул лошадь прочь и даже не сказал старому дураку, что в последний раз Такера видели рядом с Эммой.

– Проклятие, я должен был вспомнить про эту чертову хижину! – пробормотал он теперь, бросив взгляд на замкнутое лицо дочери. – Уж и не помню, когда ею пользовались, потому и вылетело из головы напрочь. Вспомни я про нее, тебе не пришлось бы провести ночь наедине с этим… – У него просто язык не повернулся назвать имя, и невыносима была сама мысль о том, что пришлось вынести Эмме, час за часом глядя на ненавистную физиономию. – Если этот тип обидел тебя хоть словом… Эмма?

Девушка не сразу нашлась, что ответить. Обидел ли ее Такер? Да он только и делал, что обижал ее, с самого первого дня знакомства. Но она вовсе не собиралась признаваться отцу в том, что произошло между ней и Такером этим утром. Это касалось ее, и только ее! Никто, и уж тем более отец, никогда не должен был об этом узнать.

– Как он мог, папа? Он едва дышал!

Отчасти это было верно – ведь поначалу так оно и было. Правда, потом… Но думать на эту тему сейчас не стоило. Эмма решительно вернулась к действительности.

– Папа, мы обсуждаем не Такера Гарретсона, а Курта Слейда, – сказала она, подошла к отцу и заглянула ему в глаза. – Это очень важно, пойми! Этот человек совсем не тот, за кого ты его принимаешь. Если бы ты знал о нем больше, то не потерпел бы его на ранчо.

– Дьявольщина! – вскричал Уин, теряя выдержку, и хватил кулаком по столу. – Я не просто терплю его на ранчо, а страшно рад, что он на меня работает!

– Потому что ты веришь каждому его слову, а он только и делает, что нагло лжет. Такер Гарретсон шагу не сделал по нашей земле вчера! Слейд и те двое подстерегли его на его собственной земле, связали и волоком притащили на нашу сторону. Если бы не я, они забили бы его насмерть!

Уин уставился на дочь так, словно она внезапно потеряла рассудок.

– Кто тебе наболтал такую чушь? Гарретсон, конечно! – Он развел руками, не в силах понять. – По-твоему, слово этого типа чего-нибудь стоит против слова нашего человека?

– В данном случае слово «нашего человека» не стоит выеденного яйца! – возразила Эмма, повышая голос. – Твой ненаглядный Слейд – самый дрянной, лживый, беспринципный!..

В этот момент надсмотрщик приоткрыл дверь и сунул голову в кабинет. Уин нетерпеливо поманил его внутрь, и тот вошел, с самым уважительным видом комкая шляпу в руках.

– Звали, хозяин? Эйс сказал, у вас ко мне срочное дело. Ах, мисс Эмма! Счастлив видеть, что с вами все в порядке! – Открытая улыбка осветила его лицо, и он бросился к девушке как бы в порыве радости. – Вы не поверите, как мы все здесь переживали за вас!

Пораженная таким лицемерием, она лишь молча окинула его ледяным взглядом.

– Вот что, Слейд, я хочу до конца разобраться в том, что случилось вчера. Похоже, у вас с моей дочерью разные мнения на этот счет. – Уин уселся за стол и вперил в надсмотрщика испытующий взгляд. – Эмма считает, что Гарретсон не заслужил доставшихся ему побоев, потому что не сделал ничего плохого. Он заверил ее, что наши люди во главе с вами устроили на него засаду на землях Гарретсонов, а потом притащили на нашу территорию. Так ли это?

– Хозяин! – воскликнул Слейд с видом человека, потрясенного до глубины души. – Это напраслина! Не стоит свиного дерьма… Пардон, мэм, не хотел грубить в вашем присутствии. С чего бы это нам тратить время на такие штучки, хозяин? Наше дело было объезжать границы, и этот молодчик был пойман на земле Маллоев.

– Ложь! – воскликнула Эмма, делая шаг вперед.

Надсмотрщик отвернулся от стола, и бешеная ярость исказила его лицо. Но тотчас оно снова обрело униженное и покорное выражение.

Да это даже не лицедей, а целый бродячий театр, невольно подумалось ей.

– Мэм, не хотелось бы оспаривать ваши слова, но негодяй Гарретсон ввел вас в заблуждение. Вашу доверчивость можно понять. Когда хорошо воспитанная леди сталкивается с изнанкой жизни… Поверьте, мне очень жаль, что вам пришлось увидеть все это. Но приказ есть приказ. Только крутые меры могут остановить…

– Значит, вы и не думали волочить Такера на веревке за лошадью? И не устраивали на него засады на его же земле?

– Конечно, нет, – не моргнув, солгал Слейд.

– Может, вы и не приставали ко мне самым наглым образом в День независимости? Не тащили в темный угол и не навязывали мне ваше в высшей степени неприятное внимание? В таком случае не попросить ли нам подтверждения у мистера Карлтона?

– Что? – неприятно удивился Уин. – О чем ты говоришь, Эмма? Что он позволил себе?

– Надеюсь, на этот раз ты поверишь, папа, потому что узнаешь все из первых рук. Слейд обошелся со мной без всякого уважения. Ты нашел бы его поведение неприемлемым. Он заслуживает порки, вот что я скажу!

– Хозяин, я ничего такого не сделал, только сорвал у мисс Эммы поцелуй! – Надсмотрщик зарделся, как красна девица, и бросил на мрачного Уина виноватый взгляд. – Сами посудите, все это веселье, танцы, пунш… С кем не бывает? Конечно, я позволил себе лишнего, но ваша дочь такая хорошенькая, что и у святого голова кругом пойдет! – На миг он покаянно повесил голову, потом снова встретил взгляд хозяина, честно выкатив глаза. – Я страшно раскаиваюсь, мистер Маллой. Навязывать внимание хозяйской дочери – это проступок, достойный наказания. Но поверьте, даже за спасение души я бы не оскорбил мисс Эмму. Для этого я слишком глубоко уважаю ее.

Наступило молчание. Эмма от возмущения не находила слов, Уин обдумывал услышанное.

– Я готов заплатить за свой проступок, хозяин, – продолжал Слейд, еще больше выкатывая глаза. – Хотите, я сейчас же соберу вещички, и… все, что угодно, лишь бы не портить жизнь вашей дочери своим видом.

– Хватит паясничать! – перебила Эмма, обретая наконец голос. – Как только у тебя язык не отвалится от постоянной лжи!

– Довольно, Эмма! – Уин остановил ее усталым жестом и потер глаза, мечтая поскорее покончить с разговором. – Не может быть и речи о вашем уходе, Слейд. Я сказал, довольно, дорогая! Теперь мне ясно, откуда твоя неприязнь к нему. Ты оскорблена, но, в конце концов, здесь не Филадельфия, где позволяется разве что целовать край платья. – Он улыбнулся, показывая, что шутит. – У ковбоев кровь горяча, а спиртное порой еще сильнее будоражит ее. Ничего страшного не случилось, но я уважаю твои чувства и хочу услышать обещание, что ничего подобного не повторится. Слейд?

– Клянусь могилой матери, хозяин!

– Что касается истории с молодым Гарретсоном… – Уин вздохнул и угрюмо посмотрел на девушку, застывшую с гневным лицом. – Не думал я, что доживу до того дня, когда моя дочь примет сторону этих людей. Однако и тут я готов понять тебя. Сердечко у тебя доброе, доченька, и тут уж ничего не поделать. Ты бы, наверное, и хищного зверя пожалела, не то что этого Такера. Женщина есть женщина!

– Папа, послушай!

– Я выслушал тебя внимательно, Эмма, но мы не можем пережевывать эту жвачку целый день. Если я немедленно не поем и не займусь делом, то Гарретсоны смогут на досуге обшарить все наши пастбища и угнать скот до последнего теленка. У Слейда тоже есть дела поважнее, чем стоять тут и шлепать губами в свое оправдание.