Джил Грегори - Сладкая мука любви

Еще более взволнована была Эмма. Никогда в жизни ей не приходилось расстегивать на мужчине рубашку, тем более на таком молодом и красивом. Пальцы стали неловкими и, как нарочно, не слушались. Стиснув зубы, она заставила Себя шевелиться живее, но когда настало время снять рубашку, нервы ее чуть не сдали. Грудь под рубашкой была покрыта светлыми, золотистыми в свете лампы волосами. Эмму омыло волной жара. Она не могла оторвать глаза от его груди.

– Что, плохо дело? – сдержанно спросил Такер, и Эмма наконец встряхнулась.

– Н-нет… пара кровоподтеков… – Она пыталась говорить с бесстрастностью настоящей медицинской сестры. По счастью, кровоподтеки и вправду были не смертельны.

Смазывая ушибы мазью, она то и дело отвлекалась. Взгляд так и норовил скользнуть по груди, по плечам – по всему загорелому, могучему торсу. Да он просто великолепен, думала Эмма, трепеща. Сплошные мышцы, и эти золотистые волосы…

– Как по-твоему, ребра не сломаны? – нерешительно спросила она.

– Выяснить это просто, – ответил Такер. – Нажимай на каждое по очереди.

Девушка заколебалась, но насмешка в его взгляде помогла справиться с собой.

– Если какое-нибудь ребро сломано, будет больно, – зачем-то предупредила она и положила кончики пальцев на левое нижнее ребро.

Она постаралась нажать осторожно, легко, но увидела, как напряглись мышцы живота над ремнем брюк. Такер промолчал, и она двинулась выше. В какой-то момент, подняв глаза, она встретилась с ним взглядом и тотчас снова уставилась на свои пальцы. Насмешки не было в глазах Такера. Они потемнели, взгляд стал тяжелым.

Это не от боли, поняла она вдруг. Не от боли, а по совсем иной причине. Щеки загорелись, и она поспешила убрать руку.

– Ничего не сломано. Тебе повезло.

– Конечно, повезло, – согласился Такер. – В том, что ты наткнулась на нас.

Взгляды их встретились снова и на этот раз долго не отрывались друг от друга. Странное ощущение затопило Эмму. Оно само по себе было наслаждением, от которого кружилась голова. Она заставила себя отвести взгляд.

– Здесь еще опухоль на боку…

Такер молча кивнул, и девушка заставила себя коснуться его тела как можно спокойнее. Если вообще возможно спокойно прикасаться к полуголому мужскому телу. Беспокойный жар снова и снова омывал ее, и казалось, что пальцы ее должны обжигать. К счастью, одежда все еще была мокрой, зубы постукивали, и можно было скрыть свое состояние.

Можно ли? Только не от Такера Гарретсона с его пронизывающим взглядом. Ему достаточно присмотреться внимательнее, чтобы все понять!

Измученная усилиями скрыть то, что с ней происходило, Эмма наконец не выдержала и с вызовом подняла взгляд. У нее мог бы вырваться облегченный вздох, если бы не страх.

Такер снова потерял сознание.

Дождь продолжал хлестать по крыше бревенчатой хижины. Эмма сидела на краю нар, глядя на спящего Такера. Догадавшись, что он не в обмороке, а просто заснул, она, как сумела, укутала его ветхим одеялом и все смотрела и смотрела, и не могла насмотреться, поражаясь себе самой.

Эмма упорно отказывалась называть вещи своими именами, не желала размышлять над тем, что означает эта потребность в завороженном созерцании, эта мучительная нежность к лежащему рядом мужчине.

Мокрая ткань платья леденила кожу, губы, должно быть, посинели, и девушка заставила себя подняться и подойти к очагу, в котором огонь едва теплился.

Вскоре пламя вспыхнуло вновь, жадно облизывая дрова множеством золотистых языков, и благословенное тепло распространилось по хижине. Рубашку и юбку Эмма сняла и развешала для просушки, но нижнюю юбку и тонкий матерчатый корсет оставила, рассудив, что у огня те скоро высохнут и так.

От прически ничего не осталось. Заколки не позволили волосам совсем растрепаться, но большая часть прядей выбилась и перепуталась. Остальное выглядело чуть лучше вороньего гнезда, так что пришлось немало потрудиться, чтобы распустить волосы. За неимением гребня Эмма расчесала их пальцами.

В прикрытом крышкой бочонке нашлись жестянка с кофе, галеты и сухофрукты. Запах свежезаваренного напитка показался девушке божественным. Она ожидала, что он разбудит Такера, но того, похоже, не сумели бы разбудить даже ароматы райского сада.

Присев у очага, не столько голодная, сколько измученная и озябшая, Эмма прихлебывала горячий кофе и вспоминала все, что случилось.

Чем кончилась бы встреча Такера со Слейдом и его людьми, не окажись она поблизости? Ведь это была чистая случайность, что поездка домой и драка совпали по времени. А если бы гроза уже бушевала? Разве она услышала бы что-нибудь за шумом ливня и раскатами грома?..

Сама мысль о том, как все могло бы повернуться, наполнила ее гневом и ужасом. Кофе вдруг стал очень горьким, но она заставила себя допить его, чтобы подкрепить силы. На данный момент она сделала для Такера все, что могла, но сразу после грозы необходимо как-то доставить его в город, к доктору.

Не хотелось даже и думать о том, что скажет отец, когда узнает, что она вмешалась в драку и приняла сторону одного из Гарретсонов.

Эмма прикинула, сколько сейчас может быть времени. За окном царила непроглядная тьма – то ли уже стемнело, то ли из-за грозовых туч. Скорее всего время ужина миновало, однако девушка не чувствовала голода. Она чувствовала только страх. Страх перед завтрашним днем и перед собственным безрассудством.

Что же случилось с рассудительной, известной своим самообладанием юной леди, которая всегда знала все ответы, которая поступала разумно и последовательно? «Случился Такер Гарретсон», – ответила Эмма самой себе.

В тот же миг запоздалая молния осветила мир за окошком хижины, и небо раскололось от громового удара. Девушка вскочила на ноги, дрожа всем телом. Выждала минуту. Ничего неожиданного больше не случилось, и она перевела дух, глядя на спящего Такера.

«Враг мой, – подумала она, – враг моего отца. Надо же было увлечься им… Потому что это увлечение – сумасшедшее, невозможное увлечение, с которым нужно как-то покончить! Как?»

Устало развернув еще одно потертое и изъеденное молью одеяло, Эмма завернулась в него и забилась в противоположный угол. Будь это возможно, она еще больше увеличила бы расстояние между собой и Такером, как раз потому, что хотелось быть к нему как можно ближе. Сидя с подтянутыми к подбородку коленями, она еще какое-то время клевала носом, пытаясь бодрствовать, но постепенно сон сморил ее. Имя кровного врага, которому она вопреки всему спасла жизнь, было на ее губах, в мыслях и в сердце.

Опустошенная, она спала так крепко, что проснулась не вдруг, а постепенно, разбуженная ощущением полета. Оказалось, что она и впрямь оторвалась от земляного пола хижины и что ее кто-то поднял на руки.

– Такер, что ты делаешь? Зачем это?

Однако у нее не было сил даже на то, чтобы барахтаться. Пару раз безрезультатно повторив свой вопрос, девушка умолкла и позволила опустить себя на соломенный тюфяк.

Никогда в жизни она не чувствовала себя такой усталой. А вот Такер, похоже, успел оправиться от вчерашнего избиения. Во всяком случае, на его мужское упрямство это избиение явно не повлияло, поскольку он не спешил отвечать на вопросы.

– Как интересно, – заметил он, внимательно глядя на нее из-под длинных ресниц. – Ты назвала меня по имени. И мне это нравится.

– Только не надейся услышать это от меня еще хоть раз! Это вышло случайно, спросонок. А теперь дай мне встать и ляг сюда сам.

– Нет, – только и сказал он и уселся рядом. Разбитый рот Такера припух, и ссадины выделялись запекшимися рубчиками. Должно быть, это было чертовски болезненно – улыбаться разбитыми губами. И все же он сумел улыбнуться.

– Тебе не следовало вставать, Гарретсон.

– Я проснулся и увидел, что ты спишь, скорчившись в углу, – объяснил он терпеливо. – А пол-то земляной. Еще, чего доброго, простудишься.

– Какой неожиданный приступ галантности! Я-то вполне здорова, а вот тебе досталось. Поскольку ты все равно под моим присмотром, изволь подчиняться хотя бы до тех пор, пока гроза не кончится…

Такер молча указал на окошко, за которым светало. Трудно было сказать, когда именно кончился дождь, но теперь брезжил рассвет, свежий и ясный.

– О!

– Огонь прогорел, но все равно до настоящего утра твоя одежда совсем просохнет.

Только тут девушка вспомнила, что накануне осталась в одном нижнем белье. Немедленно вспомнилось и еще кое-что: как мужские руки прикасались к обнаженной коже там, где еще никто и никогда не прикасался. Не то чтобы Такер позволил себе хоть что-то, он просто перенес ее и уложил, но… пылая от смущения, Эмма подхватила край одеяла и прикрыла грудь. Она ожидала насмешливого взгляда, но встретила ласковый, и смутилась окончательно.

– А потом я провожу вас домой, мисс Маллой, – поддразнил Такер.

– Мисс Маллой? – повторила Эмма в изумлении. – Мисс?

Такеру потребовалась вся его выдержка, чтобы не схватить ее в объятия и не затискать, как ребенок тискает пушистого котенка. Она понятия не имела, какой милой казалась, когда бывала искренне удивлена. А теперь, с рассыпавшимися по плечам черными волосами, с распахнутыми, затуманенными недавним сном глазами, она была само очарование. Ему хотелось зарыться пальцами в каскад блестящих густых прядей, хотелось отбросить одеяло и прямо сейчас овладеть ею.

Он напомнил себе, что в долгу у Эммы, и сумел сохранить самообладание. Физическое влечение к красивой женщине он находил совершенно естественным, его еще никогда не приходилось так жестоко подавлять, и это само по себе было мучительно.

И потом, если бы она была просто красивой женщиной! Она была одновременно врагом и защитницей, она была всем сразу.

– Боюсь, Гарретсон, от тебя я не перенесу галантности, – сказала Эмма. – Я начинаю подозревать, что за этим грубым и холодным фасадом таится настоящий джентльмен.