Мари решила, что она просто не будет обращать внимания на Уолтера в течение того короткого промежутка времени, пока он находится в Клиффорде. Свое равнодушие она выразила, бросив на него ледяной мимолетный взгляд и повернувшись спиной в ответ на его вежливое приветствие. К счастью, она очень резко повернулась к нему спиной и не увидела в его изумленном взгляде выражение вины, которое бы обязательно приняла за печаль и раскаяние. Это плюс ее собственная заносчивость вполне могли убедить ее, что Уолтер тосковал по ней и страдал, не удовлетворенный выбором жены. В ее нынешнем расположении духа это доставило бы ей огромное удовлетворение.

Однако она не заметила этого, а ее место рядом с Жервез находилось достаточно близко, чтобы между бессвязными комментариями сестры слышать обрывки мужского разговора. Из этих обрывков Мари удалось выяснить несколько неприятных фактов: во-первых, Уолтер уже женился на Сибель, и для Мари его речь звучала как кукареканье важного петуха на своем пепелище. Когда он произнес «мы в Роузлинде считаем...», то можно было подумать, что вокруг этой семьи вращаются звезды и солнце. Во-вторых, Уолтер, похоже, подстрекал Бассетта и Сиуорда к каким-то действиям, связанным с войной, а это означало, что все мужчины уедут, и им с Жервез снова придется умирать от скуки. В-третьих, визит Уолтера отнюдь не обещал быть коротким. Очевидно, он намеревался оставаться в Клиффорде до тех пор, пока эта сучка, его жена, не прибудет в свой замок, а затем ежедневно будет приезжать из Клиро сюда.

Мари готова была вспыхнуть от гнева. Она считала Уолтера самым ненавистным для себя человеком на всем свете. Он разговаривал с ней с такой непринужденностью, будто между ними не случилось ничего выходящего за рамки; это было явным оскорблением. Он оказывал дурное влияние, желая возобновления войны, а ведь Мари знала, что все хотели лишь ее окончания; это была измена. К тому же он служил помехой, поскольку сэру Гериберту придется скрываться до тех пор, пока он будет оставаться по соседству; это огорчало Мари больше всего, поскольку теперь, когда ей захочется выехать на прогулку или послать какую-нибудь записку, придется просить об одолжении Жервез, в то время как сэр Гериберт беспрекословно выполнил бы любое ее желание. От Уолтера нужно как-то избавиться.

Уолтера немало огорчило то, как Мари отреагировала на его приветствие, ибо это подчеркивало, что она до сих пор испытывала к нему сильные чувства. Все его предыдущие связи, за исключением тех, что завершались благодаря чрезмерной ненасытности его любовниц, заканчивались по взаимному согласию, оставляя лишь смутное чувство сожаления. Когда он случайно встречался со своими женщинами снова, они приветствовали его пускай сдержанно, но дружелюбно. Таким образом, нежелание Мари хотя бы поздороваться с ним лишь обострило его чувство вины. Он решил, что недооценил ее и причинил ей боль, и считал своим долгом исправить это положение.

Однако Уолтер понимал, что не может предложить ей никакой компенсации, и пытался избавиться от чувства вины, сосредоточив все свое внимание на политических проблемах. Первым делом он предложил полностью игнорировать присутствие короля, поскольку Генрих не представлял для них никакой угрозы. Однако ни Бассетт, ни Сиуорд не могли принять такое предложение. Оба хотели нанести сокрушительный удар.

– Но не по королю, – предупредил их Уолтер. – Вам известно, что Ричард не пошел бы на это, даже если бы Генрих находился сейчас у ворот Аска. Даже когда король нарушал клятву или наносил кому-нибудь огромное оскорбление, никто не смел нападать непосредственно на него. Если вы двинетесь на Хантингтон, то лишь приобретете нового врага в лице Ричарда. В Роузлинде мы говорили о том, что намерения Генриха восстановить мир очень шаткие. Может быть, существует какой-нибудь другой способ выразить наше презрение к его министрам и уважение к его собственной персоне?

– Уважение! – усмехнулся Сиуорд.

– Он – король, – вздохнул Бассетт, – и Ричард действительно не одобрит нападения на него.

– Лорд Джеффри утверждает, что стремление короля к абсолютной власти не что иное, как лихорадка, вызванная в Генрихе ядовитыми словами Винчестера, – заметил Уолтер, – и я верю в это, поскольку мой отец и брат часто жаловались, что король слишком много внимания уделяет красоте и церкви и почти не заботится о правительстве, предоставляя всю власть графу Кентскому.

– Погодите-ка... – задумчиво проговорил Бассет, – дайте подумать. Что-то крутится у меня в голове, нечто имеющее связь со словами Уолтера. Ударить по королевским министрам... вот оно! Не более чем в двух милях от Хантингтона лежит поместье под названием Элмондбери, и оно принадлежит Стефану де Сеграве. Если мы нападем на него, известия об этом очень скоро достигнут Хантингтона.

– Отлично, – согласился Уолтер и улыбнулся. – Да, это идеальный выход. Генрих поймет, что вы с таким же успехом могли двинуться на Хантингтон, который представляет собой более богатое место. Таким образом, вы выкажете свое уважение к владениям короля и свое презрение к владениям Сеграве. Жаль, что мои люди сейчас в Рыцарской Башне, но я уверен...

– Я не думаю, что вам следует ехать с нами, – сказал Бассетт. – Имейте благоразумие, Уолтер. Если ваш герб будет случайно замечен среди знамен нападающих, вашему тестю придется нелегко, объясняя королю, как так случилось, что он отдал свою дочь в жены человеку, который совершает набеги с бандой преступников уже через неделю после свадьбы.

Уолтер открыл было рот, но тут же закрыл его. Ричард Сиуорд положил руку ему на плечо.

– Как вы сами сказали, сейчас не время вызывать сомнения в голове короля, к тому же Джеффри Фиц-Вильям связан с Генрихом кровными узами. Вполне хватит того, что вы сообщили нам это известие. Можете не бояться, что мы усомнимся в вашей преданности.


К обеду Мари пересмотрела свою первоначальную идею игнорировать присутствие Уолтера. Если он планировал остаться в Клиффорде, ее поведение заметят. И если Жервез поймет ее, Бассетт и Сиуорд наверняка удивятся этому и, возможно, обо всем сообщат Ричарду. Мари явно льстила себе, ибо эти джентльмены имели куда более важные вопросы к Пемброку, но Мари смотрела на жизнь со своей колокольни.

Стоило Мари подумать об Уолтере, как ее гнев пробудился снова. Ей хотелось выказывать ему надменное презрение, словно он был гораздо ниже ее по положению, но она не смела, боясь, что он рассердится и начнет проявлять по отношению к ней грубость и невоспитанность, отпуская в присутствии людей шуточки о ее желании выйти за него замуж вчера, и о ее холодной надменности сегодня. Противоречивые чувства, кипевшие в ней, привели к весьма странному результату: она то уходила в себя, то нервно смеялась без причины, то бессвязно говорила, то опускала глаза и замолкала.

Уолтера огорчали эти признаки того, что он по ошибке принимал за томительную страсть. Он делал все возможное ради Мари, притворяясь, что не замечает ничего необычного, и относясь к тому, что она говорила, с серьезной учтивостью, которая не таила в себе никаких намеков. Однако из-за угрызений совести голос его звучал очень тихо, а взгляд был полон тревоги. Мари принимала это за сожаление, но такое наказание уже не могло удовлетворить ее. Она не хотела довольствоваться лишь страданиями Уолтера; Сибель тоже должна была страдать, должна была возненавидеть своего любимого мужа столь сильно, чтобы для них обоих жизнь превратилась в сущий ад.

После обеда вернулись охотники, и Уолтер, к своему огромному облегчению, удалился под предлогом, что ему необходимо выслушать их донесения. Мари не возражала. Она хотела побыть наедине, ибо нуждалась в тщательном плане. Сибель никак не отреагировала на ее намеки об их отношениях с Уолтером, поэтому необходимо было предпринять нечто более действенное, чем слова. Мари решила, что их с Уолтером должны застать при таких компрометирующих обстоятельствах, которые нельзя будет игнорировать.

Но это погубит ее так же, как и Уолтера. Нет, этого можно избежать, если она скажет, что обратилась к Уолтеру за помощью, а затем заявит, что он в ответ на это заволок ее силой в постель и изнасиловал. Если она скажет, что не сможет жить, коль он не подарит ей еще одно коротенькое воспоминание об их любви, он, несомненно, по своей глупости затащит ее в постель. И даже если он не захочет переспать с ней, она сама порвет на себе одежду и позовет на помощь.

Естественно, ей понадобится надежный свидетель, и она не сомневалась, что может довериться сэру Палансу – не сэру Гериберту (на людях она называла его Палансом, поэтому часто забывала его настоящее имя), ибо он идеально подходил для этой цели, поскольку они с Сибель знали друг друга. Мари верила, что Гериберт достаточно умен и сможет найти для этой дуры Сибель объяснения, почему он не прибыл в Рыцарскую Башню в назначенное время.

Вот точный расчет времени представлял собой трудную задачу, ибо Мари не знала, сколько намерен оставаться в Клиро Уолтер после того, как приедет Сибель. Так или иначе, будет лучше, если Уолтер придет к ней вскоре после прибытия своей супруги. Иначе оскорбления никто и не заметит. Но где они встретятся? Где-нибудь неподалеку, но не в Клиффорде. Никто не поверит, что Уолтер пытался изнасиловать ее в Клиффорде.

И тут Мари вспомнила, что сразу же после завершения холодов и отъезда Ричарда в Ирландию они выезжали на прогулку и посещали небольшое поместье близ Хея. Тамошний бейлиф вспомнит ее и не станет возражать, если она проведет в доме несколько часов и воспользуется его спальней. И даже если он не вспомнит ее, то не осмелится отказать ей, если она приедет в сопровождении сэра Гериберта и его людей. К тому же Хей находился совсем рядом с Клиро – примерно в миле или что-то около этого. Они проезжали Клиро, когда возвращались назад в Клиффорд.

Но тут она от досады прикусила губу. Как же сэр Гериберт будет сопровождать ее со своими людьми, если он пребывает в красуолльском приорате? Если только она сама не отправится в Красуолл... А почему бы и нет? Ей нужно лишь сказать Жервез, что она больше не может находиться рядом с сэром Уолтером и хочет уехать в приорат. Жервез знала о том, что произошло между ней и Ричардом, когда она пыталась заявить, что беременна от Уолтера. Теперь, когда мир был почти достигнут, Жервез намеревалась поддерживать хорошие отношения со своим мужем, чтобы он взял ее с собой ко двору, когда поедет туда. Она не выдержит, если Мари накличет беду; она предпочтет обойтись без ее общества несколько дней.