– Скучал по вас, – ответил Уолтер.

– Считайте, что отплатили мне по заслугам, – засмеялась Сибель. – А теперь расскажите мне, чем вы действительно занимались.

Уолтер был немного смущен, снова спрашивая себя, уж не узнала ли Сибель о его разговоре с Мари. В целях обороны он решил оставить комплименты и рассказать ей о задании, которое дал ему принц Ллевелин.

– Это немного странно, – заметила Сибель, мгновенно задумавшись. – Я считала, что во время войны валлийцам свойственно жить за счет доходов с земли.

Уолтер прищурился. Он ждал недовольной гримасы и замечания по поводу того, каким скучным делом ему пришлось заниматься. Реакция Сибель вызвала необходимость перестроить ход мыслей, которые он выносил в начале разговора, и попутно с этим породила сильное чувство комфорта и удовлетворения. Здесь не нужно было гоняться за красивыми словами. С Сибель можно было беседовать на тему, которая его действительно интересовала. Он полностью сосредоточился на том, что она сказала.

– Вы правы, – согласился он. – Я не подумал об этом. Возможно, мои расчеты понадобились Ричарду. Нет, это исключено. Ричард и сам мог с этим справиться. – И он, не задумываясь, спросил: – А не мог ли предложить это ваш отец или дед, чтобы устроить мне проверку? – Стоило ему так сказать, как он тотчас же пришел в замешательство, хотя Сибель, по всей видимости, не обиделась.

– Думаю, что такое возможно, – ответила она, – но дедушка никогда не хитрит, и, честно говоря, мне кажется, что в вашем случае папа бы сам вас обо всем спросил. Я знаю, что вы очень симпатичны ему. Нет, вот что я думаю. Конечно, лорд Пемброк будет всячески возражать против опустошительных набегов валлийцев. Бьюсь об заклад, что принц Ллевелин хотел выяснить, на что он может рассчитывать, чтобы удержать своих людей от грабежа.

– Вот старый лис! – воскликнул Уолтер, поскольку вывод Сибель прозвучал весьма правдоподобно. – Черт с ним! Надеюсь, я не был слишком щедр в своих расчетах.

– Не думаю, что это очень важно, – заметила Сибель. – Мне кажется, что ваших предложений было бы недостаточно. По-моему, принц Ллевелин намерен запросить очень много. Я не сомневаюсь, что ему по душе грабительские набеги. В конце концов, они приносят не только провизию.

– По правде говоря, – сказал Уолтер, – кое-где набеги вполне отвечают моим целям. Если валлийцы будут опустошать земли по мере приближения к Рыцарской Башне, сэр Гериберт, кастелян моего покойного брата, скорее всего сдаст крепость.

Сибель нахмурилась.

– Вы думаете, это лучший план? Если этот Гериберт незамедлительно сдастся, под каким же тогда предлогом вы устраните его от управления замком? По-видимому, вы раньше не требовали того, что вам причитается. Вы уверены, что он заслужил такую кару? А если и так, вы ручаетесь, что он не вернется и не наделает бед, как только вы уедете? Тамошние люди, должно быть, привыкли повиноваться Гериберту. А как насчет воинов, которые находятся сейчас в Рыцарской Башне? Они наверняка являются людьми Гериберта. У вас есть, кем их заменить?

– Я как раз думаю над всеми этими вопросами, – сказал Уолтер, хотя хватка Сибель просто поразила его. – Я считаю, что для начала мне нужно потребовать должного.

– Я тоже так думаю, – одобрительно согласилась Сибель. – Не желаете ли, чтобы я написала за вас письмо? Одной здоровой рукой писать очень трудно.

Уолтер снова удивился, хотя на этот раз его удивление длилось недолго. Способность читать и писать не была свойственна женщинам, чьи обязанности в детских комнатах, ткацких помещениях, кладовых и на кухне едва ли требовали знания латинской или даже французской прозы. Но как только эта мысль посетила Уолтера, он вспомнил слова Джеффри. Сибель едва ли станет задерживаться в детских или кладовых помещениях, если ей придется управлять своими землями.

– Не думаю, что я стану писать, – медленно сказал он. – Поскольку в течение нескольких недель в ратном деле от меня не будет никакой пользы, лучшее, что я могу сделать для ускорения планов Ричарда, это – подчинить его целям Рыцарскую Башню. Думаю, я отправлюсь туда лично.

– Нет! – воскликнула Сибель. – Нет. Это опрометчиво. Это...

Она не решилась закончить фразу. Ее приучили никогда не говорить мужчине об опасности, по крайней мере, об опасности, угрожавшей ему лично. Однако было поздно. Хотя она и не закончила фразу, было вполне ясно, что Сибель хотела сказать. Но Уолтер был скорее заинтересован в свидетельстве ее переживаний за него, чем в признаках недоверия его способности защитить себя.

Он видел лишь ее красоту: богатый бархат желтовато-коричневой накидки, казалось, отражался в густой гриве волос, золотистый шелк платья и топазы, обрамлявшие ее шею, гармонировали с таким же цветом глаз. Губы и щеки ее все еще пылали от утренней скачки на морозе, от чего кожа казалась подсвеченной изнутри. Уолтер приблизился к ней и схватил наполовину поднятую в протесте руку.

– Сибель, почему вы дразните меня, отвергая мое право любить вас? – тихо спросил он. – Я же вижу, что небезразличен вам, и вам известно, как я хочу жениться на вас. Я не хочу, чтобы мы только делали вид, будто помолвлены. Я хочу, чтобы так и было на самом деле, чтобы мы определили дату нашей свадьбы. Ну, скажите, что вы хотите выйти за меня замуж и позволите мне разрешить эту проблему.

– А вы останетесь со мной, если я скажу «да»? – прошептала Сибель, позабыв из страха за него, из желания оградить от опасности обо всем, что ей говорили о мужчинах.

Он притянул ее к себе и склонил к ней голову.

– Вы же знаете, что я не могу, – прошептал он. – Милая моя, даже если я напишу в Рыцарскую Башню и не поеду туда, как того желаете вы, очень скоро мне придется отправиться с Ричардом. Вы же не хотите, чтобы я стал клятвопреступником?

Сибель подняла голову, и лица их настолько приблизились друг к другу, что между губами осталось не более двух дюймов. Соблазн был непреодолимым. Уолтер слегка опустил голову и поцеловал ее. Почти тотчас же оба опомнились, что еще не помолвлены и находятся на людях, и остыли. И все же их губы не разъединились мгновенно; это произошло медленно. Но тут музыка остановилась, Сибель слегка отодвинулась, а Уолтер поднял голову и отпрянул назад.

– Я бы предпочла видеть вас клятвопреступником, чем мертвым, – серьезно сказала Сибель, но тут же рассмеялась и покачала головой. – Нет, я знаю, что нельзя просить о таких вещах. Вы должны поступать так, как считаете нужным. Признаюсь, мне это не нравится. Я считаю, что это глупо, поскольку шансов на счастливый исход мало, а на дурной – много. Не поговорить ли вам с папой, пока вы не пришли к окончательному решению?

– Я непременно поговорю с вашим отцом, если вам так угодно, но мне кажется, что он согласится со мной, что по – лучший выход из положения.


Во время финального па Мари де ла Морес заметила Уолтера и Сибель. Она не видела лица Сибель и не узнала ее, но по выражению лица Уолтера пришла к выводу, что это был не просто разговор. Удаляясь от своего партнера, Мари уловила жест со стороны Уолтера, похожий на попытку поцеловать девушку, с которой он стоял. Заметила она и то, но девушка отвернула голову, расстроив тем самым эту попытку. Мари решила получше узнать, что все это значило: то ли очередной флирт, то ли начало серьезных ухаживаний.

Понимая, что Уолтер танцевать не сможет, Мари не искала его общества после трапезы. Женщин в Билте было гораздо меньше, чем мужчин, и Мари не сомневалась, что дочь лорда Джеффри тоже легко найдет себе партнера. Едва ли стоило жертвовать удовольствием потанцевать ради общества Уолтера.

Однако теперь она торопливо через плечо поблагодарила иного партнера, извинилась и направилась прямо к парочке. Она приблизилась как раз в тот момент, когда Сибель сказалa: «Я признаюсь, что мне это не нравится», добавив к этой фразе еще несколько предложений, которые, несомненно, говорили, что она является дочерью Джеффри, и, возможно, подразумевали, что она умоляла Уолтера освободить ее от предполагаемого брачного соглашения. Ответ же Уолтера не только не напоминал ответ страстного влюбленного, но даже не был близок к ответу человека, решительно настроенного заключить соглашение.

Мари показалось, что это прекрасный момент вступить в игру и показать, что она не безразлична Уолтеру. Хочет мужчина женщину или нет, сознание того, что женщина не хочет его, всегда мучительно. Мари считала, что Уолтер поступал как последний идиот, поддавшись мольбам девушки отпустить ее, если уж ему хотелось заполучить ее приданое, но он относился именно к тому типу дураков, которые предпочитают, когда женщины «любят» их. Тогда они готовы отказаться даже от огромного приданого, только бы заполучить такую жену.

Мари поравнялась с Уолтером и Сибель как раз, когда та сказала: «Благодарю вас», и улыбнулась ему. Сибель безгранично доверяла осторожности и здравомыслию отца. Возможно, Джеффри и согласится с тем, что Уолтеру следует лично отправиться в Рыцарскую Башню, но если и так, он, несомненно, предложит Уолтеру надежную охрану, чтобы кастелян не причинил ему никакого вреда.

От облегчения лицо Сибель разрумянилось еще сильнее, а глаза засверкали ярче обычного. Это пылкое выражение лица сразу же бросилась в глаза Мари: она впервые увидела близко дочь лорда Джеффри, и первой ее реакцией была ярость. Разве возможно, чтобы Уолтера интересовало только приданое этой девушки? Он нарочно дурачил ее, подумала Мари. Тем не менее слова, которые она заготовила, все-таки сорвались с ее уст:

– Добрый день, сэр Уолтер. Я.пришла выручить вашу собеседницу, чтобы она тоже смогла получить удовольствие от танцев.

– Леди Мари!

В этом восклицании, казалось, было больше удивления, чем радости, что ничуть не улучшило настроения Мари, хотя Сибель встретила ее радушной улыбкой. «Она не хочет оставаться с ним наедине, – подумала Мари. – Она уйдет и подыщет себе партнера для танцев». Вмешавшись и расстроив планы Уолтера относительно девушки и ее приданого, Мари почувствовала злобное удовлетворение. Однако Сибель не сдвинулась с места.