— А что касается «Разбитой Чаши», то — мир вокруг нас меняется, и мы меняемся вместе с ним.

Она поспешила к Догу, который опрокинулся на пыльную дорогу и бил хвостом.

— Я ненавижу эту чертову латынь, — устало сказал Гэрет. — Послушай, Кристиана, — позвал он, но она не слушала его, гладя Дога по животу и ласково разговаривая с ним, как обычно женщины разговаривают с животными.

Она не обращала на него внимания пока его тень не упала на нее.

— Я не шучу. Я не хочу изображать из себя тирана, но я не перенесу, если ты станешь работать в «Разбитой Чаще».

Она подняла голову и, сурово сдвинув брови, бросила на него строгий взгляд из-под полей шляпы.

— Ты сам себе противоречишь. Ты говоришь, что у тебя хороший характер, а сам кричишь на меня, Ты говоришь, что ты не тиран, а сам отдаешь мне приказы. У тебя нет никаких прав на это.

— Нет, есть права, черт возьми!

— Нет их у тебя, черт возьми! Ты снова начинаешь этот разговор.

Дог, лежа на пыльной дороге, тревожно переводил взгляд с Гэрета на Кристиану и обратно.

Кристиана поднялась на ноги и вздохнула.

— Послушай меня, Гэрет Ларкин. Как бы ты чувствовал себя, если бы ты проснулся однажды утром, а фермы твоей нет? Овцы, коровы, куры — все исчезло, все, до последнего камешка.

— Я тебя не понимаю.

— Потому, что я еще не закончила. Потерпи и послушай. Предположим, это случилось. А затем представь, что твой брат Ричард или Даниэль, неважно кто, отвез тебя куда-то в совсем незнакомое и непривычное для тебя место. Предположим, они отвезли тебя ко двору короля Георга и оставили там. И сказали бы тебе: «Вот, Гэрет, теперь ты будешь жить здесь».

— Я бы сбежал, а может быть, еще отлупил бы их по их задницам.

Кристиана вскинула руки кверху.

— Ты меня не слушаешь, Гэрет. А что если бы было невозможно уехать оттуда? И ты вынужден бы был там оставаться. Каждый день тебе пришлось бы общаться с политиками и послами, быть свидетелем всяческих интриг, и ты совершенно не понимал бы, чего от тебя хотят и что ты должен делать. А все смотрели бы на тебя и говорили: «Он чужой, он совершенно бесполезен. Он зависит от нашей доброты. На него просто приятно смотреть вот и все».

Некоторое время Гэрет молча смотрел на Кристиану. Щеки ее порозовели, глаза сверкали.

— А потом вдруг кто-то говорит тебе, — продолжала она, — что есть что-то, что ты можешь делать, что-то, что поможет тебе не чувствовать себя чужим. Ты можешь уже выше держать голову, ты почувствовал, что ты на что-то способен. Ты бы позволил кому-нибудь запретить тебе заняться этим?

Она ощетинилась, как сердитый котенок.

— Да, наверное, не позволил бы, — признался он. Гэрет сел напротив нее у дороги и взял ее за руку.

— Кристиана, ты неверно меня поняла. Я совсем не хочу, чтобы ты чувствовала себя так, как будто у тебя ничего нет. Я совсем не хочу, чтобы ты чувствовала себя бедной родственницей. Я просто беспокоюсь о тебе и о твоей безопасности. Что, если ты пойдешь домой, и за тобой увяжется какой-нибудь пьяный ублюдок. Сможешь ты защитить себя?

Она вздрогнула, губы ее крепко сжались.

— Ты не сможешь, моя милая. Ты маленькая и нежная, как ягненок. Я бы никогда не простил себя, если бы с тобой что-нибудь случилось.

Она отвернулась от него и смотрела на зеленые холмы. Лицо ее было спокойным, ничего не выражающим. Что-то непонятное мелькнуло в ее глазах, и Гэрету показалось, что она чуть не заплакала.

— Ты ведешь себя не честно со мной, — тихо сказала она. — Мне лучше, когда ты кричишь и бегаешь от злости кругами. Вместо этого ты называешь меня «милой» и говоришь со мной так, как будто ты мой возлюбленный. Это несправедливо.

Она убрала свою руку и поправила розовую ленту на своей шляпке.

— Это справедливо. И я твой возлюбленный, если быть честным.

— Нет, ты не мой возлюбленный! Он приподнял брови.

— А как еще это можно назвать, Кристиана? Как ты относишься к тому, что у нас было? Я целовал тебя, я держал тебя в своих объятиях, я занимался с тобой любовью. Ты сама позвала меня к себе, ты сама обнимала меня, я вошел в твое тело, и отдал тебе свое семя. И ты спала рядом с моим сердцем. Разве после этого я не стал твоим возлюбленным?

— Нет, не стал, — щеки ее покрылись красными пятнами, слезы дрожали у нее на ресницах. — Это означает, что ты только один раз и, по твоим словам против твоего желания, переспал со мной. Люди часто этим занимаются, животные тоже могут это. А возлюбленный — это совсем другое.

— Что же? — тихо спросил Гэрет.

— Возлюбленный, это тот человек, которому ты нравишься, который мечтает о тебе, который все время хочет быть с тобой, который ценит тебя. Это тот, кто восхищается тобой и говорит о тебе. Тот не возлюбленный, кто раз переспал с тобой и думает, что после этого можно от тебя избавиться.

В ее словах звучали печаль, горечь и обида.

Гэрет подошел к ней, повернул ее лицом к себя и взял за подбородок. Солнце отражалось в слезинках, дрожащих у нее на ресницах.

— Послушай меня, Кристиана. И подумай. Ты мне очень нравишься. Очень нравишься. И я восхищаюсь тобой. И не только потому, что ты красива, хотя ты действительно прекрасна. Я восхищаюсь теми усилиями, которые ты предпринимаешь, чтобы приспособиться к нашей жизни, восхищаюсь той заботой, которую ты проявляешь к отцу и к остальным. А что касается того, что я хочу от тебя избавиться, это совсем не так. Черт возьми, девочка моя, неужели ты думаешь, что одного раза для меня достаточно? Если бы это зависело только от меня, я бы вернул тебя назад в наш дом и в мою постель и занимался бы с тобой любовью каждую ночь всеми известными мне способами.

Она сидела совершенно неподвижно, глядя на него круглыми глазами. Легкий ветерок шевелил ленты ее шляпы и листья дерева над ними.

— И если ты считаешь, что тебе необходимо работать в «Разбитой Чаше», пожалуйста, работай. Попробуй. Но я буду приходить туда каждый вечер, чтобы проводить тебя домой. Я не позволю тебе одной по ночам бродить по дорогам. Ты меня слышишь?

Ее рука задрожала в его руке, и она кивнула головой.

— Спасибо тебе, Гэрет, — тихо сказала она. — Спасибо тебе большое. Для меня это очень много значит.

— Не понимаю, почему, — тихо засмеялся он.

— Правда, это важно. Я так хочу быть похожей на вас. Я хочу быть независимой и уметь постоять за себя. Так ужасно чувствовать себя одинокой и покинутой, чувствовать, что ты не такая как все. Иногда я себя чувствую так, как будто я живу сама по себе никому не принадлежа.

— Ты принадлежишь нам.

Она посмотрела на него с выражением боли и любопытства, как будто не веря ему.

— Ты принадлежишь нам, — повторил он, приблизившись к ней. Он притянул ее к себе, крепко прижимая к своей груди.

Некоторое время она сопротивлялась, плечи ее были напряжены и неподатливы его рукам, но потом она тихо вздохнула, обвила руками его шею и повернула к нему свое лицо.

Он нежно поцеловал ее. Губы его касались теплой нежной шелковистой кожи ее щек, лба, век, где еще дрожали на ресницах ее соленые слезы.

Когда губы их встретились, она издала гортанный звук, тело ее, казалось, таяло от соприкосновения с ним и становилось горячим, как теплое, яркое весеннее солнце.

Они отпрянули друг от друга, когда Дог начал отчаянно лаять и просовывать голову между ними, взобравшись на колени к Кристиане.

— Глупое животное, — пробормотал Гэрет, шлепнув его любя.

Кристиана засмеялась и взглянула на него затуманеным взором.

— Пошли, Гэрет, он напоминает нам, чтобы мы не забывали о своей репутации. Мы шокировали его тем, что сидим и целуемся на дороге.

— К черту репутацию, — сказал он, но сразу поднялся и протянул Кристиане руку, помогая ей встать на ноги.

— Шокирующее поведение, — подтрунил он над ней, — для благородной женщины из хорошей семьи?

— Но как раз именно то, чего можно ждать от девушки, работающей в баре, — возразила она, покраснев, и поправляя шляпу, которая съехала ей на спину.

Гэрет взял в руки один из ее густых локонов, лаская его пальцами, затем рука его скользнула по ее груди.

— Мне очень нравится эта девушка из бара. Может быть тебе лучше попросить Даниэля проводить сегодня домой. Это будет безопаснее. Длинная прогулка под ночными звездами по безлюдной дороге может оказаться слишком возбуждающей, моя милая.

Она засмеялась и весело посмотрела на него.

— Думаю, мне стоит рискнуть, Гэрет Ларкин, как говорили наши римские друзья…

— Не надо, — закричал он с тревогой в глазах, — что бы там они не говорили, скажи на нашем простом и родном английском языке. Даниэль поступает плохо, и я не хочу, чтобы ты перенимала его дурные привычки.

Она громко рассмеялась на его мольбу, но ничего не сказала, и они молча продолжали свой путь через луг к дому.

Впервые за эти дни они чувствовали себя уютно в обществе друг друга и смотрели друг на друга нежными восхищенными глазами.

— Наконец-то ты пришла, — закричала Полли. Ее лицо, усеянное веснушками, светилось радостной улыбкой. — Подожди минуточку, сейчас я покажу тебе, с чего нужно начинать.

Кристиана развязала ленты своей шляпки, наблюдая, как Полли ловко двигается в переполненной пивной. Ее сильные руки были заняты тяжелыми пивными кружками.

В пивной было душно. Воздух был наполнен кисловатым запахом эля и жареного мяса. Столики были заняты местными фермерами, которые, независимо от того, было это воскресенье или нет, собирались в таверне каждый вечер. Они вели разговоры о видах на урожай, о выращивании овец, а также обсуждали цены, которые предлагали лондонские торговцы.

Низкий смех Полли раздавался все время. Она двигалась по комнате, кокетливо улыбаясь одному, шлепая по руке другого и захватывая пустые кружки с освободившегося столика на обратном пути.

— Видишь, как это нужно делать, — провозгласила она, подойдя к Кристиане. — Сначала спроси, что они хотят заказать, затем иди к Таббсу, получи от него это и возвращайся к ним. Все довольно просто. И не позволяй никому цепляться к тебе.