— Ради Бога, не отвлекайтесь от своей работы! — сказал он. — Я вовсе не хочу вам мешать!

Сару не нужно было уговаривать. Больше всего ей хотелось закончить эскиз до того, как солнце взойдет совсем высоко и освещение изменится.

Она молча кивнула и снова взялась за кисти.

Прошло почти полтора часа. Солнце уже сияло вовсю. Сара со вздохом отложила кисть и вытерла руки о платье.

— Теперь я понимаю, почему вам так нравится Рейсдал, — раздался за спиной голос герцога.

Сара так и подскочила на месте. Она уже совсем забыла, что находится здесь не одна.

Девушка обернулась и увидела, что он стоит совсем близко, сжимая в руке поводья и внимательно разглядывая ее набросок.

— Да, — ответила она. — В семнадцатом веке голландцы изображали природу в точности такой, какой видели. И мне всегда казалось, что английские пейзажисты слишком привержены всяким условностям, и оттого их картины выглядят не совсем реально.

Герцог кивнул, по-прежнему глядя на полотно. Но ничего не сказал.

— Это всего лишь набросок, — почему-то уточнила Сара. — Настоящую картину я буду писать дома, в мастерской…

Он снова кивнул. И продолжал разглядывать ее работу.

— Вам нравится пейзажная живопись? — вежливо поинтересовалась Сара, стараясь завести светский разговор. — В наши дни это не очень-то модно.

— Где вы научились так владеть кистью? — спросил он, В его голосе не было и тени насмешки.

— В Бате у меня был превосходный учитель. Джон Блейк. Он много лет работал преподавателем в Королевской Академии художеств и в совершенстве владел техникой письма маслом. Кое-что из своих знаний он сумел передать мне.

— Разве мужчинам позволено преподавать в закрытых женских школах?

— Он не работал в школе. В Бате у него есть студия, и я брала у него частные уроки. — Она повела плечом и добавила:

— Мне явно не хватало того, что могла бы преподать наша учительница в школе.

Герцог внимательно посмотрел ей в лицо и снова перевел взгляд на набросок.

— Сколько вам лет, мисс Паттерсон?

— Восемнадцать, — едва скрывая удивление, отвечала она.

— Если уже в восемнадцать лет вы так владеете кистью, вас ждет блестящее будущее, — заметил он с легкой улыбкой.

— Спасибо. — Она даже покраснела от этой неожиданной похвалы. — Вы очень добры ко мне. — Девушка поколебалась и продолжила:

— Мой дедушка считает, что я трачу слишком много времени на… мазню

— так он это называет.

— Это вовсе не мазня, — возразил герцог, все еще любуясь полотном. — Вы — настоящая художница. А художнице полагается писать.

Никто, кроме Джона Блейка, не говорил Саре ничего подобного!

— У меня есть две картины Клода, которые наверняка должны вам понравиться, — сказал Чевиот и посмотрел на Сару. — Вы непременно должны навестить меня в Лондоне, чтобы взглянуть на них.

— С удовольствием! — искренне откликнулась она.

Тем временем жеребец успел выщипать всю траву у себя под ногами и нетерпеливо дернул за поводья, напоминая всаднику о себе.

— Пожалуй, мне лучше вернуть этого молодца на конюшню, — заметил герцог. — Он заслужил свой завтрак!

— Надеюсь, что мы еще встретимся в Хартфорд-Корте, ваша светлость! — улыбнулась Сара.

— Непременно, — заверил он, легко вскочив в седло. Повернул коня к дому — и был таков.

Сара долго смотрела ему вслед, прежде чем очнулась от задумчивости. Ее сердце пело от радости.

Он назвал ее художницей!

Для человека, столь ревностно приверженного своему делу, эта похвала была настоящей манной небесной! Ведь ее дед никогда не скрывал, что считает живопись пустой забавой.

«Сара, еще ни один человек не сделал денег на этих твоих картинах», — поучал он внучку. И никто и ничто не могло поколебать его убежденность в своей правоте.

Да что там дед — даже Невилл Харви, которого она всегда считала своим самым близким другом, не понимал ее увлечения живописью. Он подшучивал над ней и говорил, что ее картины довольно «миленькие», однако Сара понимала, что он не способен оценить ее старания передать на полотне красоту окружающего мира.

Невилл во всем походил на ее деда. Он тоже терпеть не мог сельскую глушь и прекрасно чувствовал себя только в городе. Делом его жизни была коммерция — и в ней он разбирался досконально. А какой там свет падает с небес, его не волновало совершенно.

Как хорошо, что она все-таки приехала в Хартфорд-Корт и познакомилась с герцогом Чевиотом! Только бы он не забыл о своем приглашении навестить его в Лондоне!

***

Герцог вовсе не старался подольститься к Саре, когда назвал ее художницей. Честно говоря, он был немало удивлен мастерством ее работы.

Это заставило его по-новому взглянуть на Сару, и девушка, несомненно, выиграла в его глазах. Теперь Чевиот начинал думать, что перед ним цельная личность, и готов был проникнуться к ней уважением.

В наброске, сделанном ею нынче утром, он заметил нечто необычное. И дело было вовсе не в мастерской технике исполнения — скорее, в том чувстве, в настроении, которым был проникнут небольшой эскиз. В том восхищении удивительной игрой света на бледном утреннем небосклоне, что владело автором рисунка.

И тем удивительнее было для герцога то, что столь тонко чувствующая художественная натура могла появиться на свет в семье Уильяма Паттерсона.

Кажется, тетка упоминала мимоходом, что ее мать была родом из Уэльса. Может, в этом все дело — валлийцы, как и другие кельтские племена, всегда отличались обостренным чувством прекрасного.

Он уже отвел жеребца на конюшню и собирался вернуться в дом, когда вдруг сообразил, что не заметил при Саре слуги. Значит, она сама притащила на холм и мольберт, и остальные вещи!

Герцог нахмурился. Не мешало бы вернуться и помочь ей доставить все это домой. Он готов был прийти на помощь вовсе не потому, что это могло добавить ему обаяния в глазах будущей невесты. Как настоящий джентльмен, Энтони просто не мог себе позволить равнодушно смотреть, как девушка будет таскать такую тяжесть.

Итак, он развернулся на месте и отправился обратно к озеру по тропинке.

Вскоре герцог повстречал Сару. Сложенный мольберт висел у нее на правом плече на широком ремне. На левое плечо она повесила коробку с красками и кистью, а в руках несла свежий набросок.

— Вам не следовало так нагружаться, мисс Паттерсон, — решительно заявил Энтони. — Почему вы не взяли с собой прислугу?

— Я не считаю себя вправе распоряжаться людьми леди Линфорд, — смущенно призналась она. — И можете мне поверить, ваша светлость, что я давно привыкла носить такие вещи!

— И совершенно напрасно, — отрезал герцог. Он стоял на тропинке, перегородив ей путь. — Вы можете повредить себе спину. Позвольте, я возьму у вас мольберт и краски!

— На деле я гораздо крепче, чем выгляжу, — твердо заявила Сара, не отводя взгляд. — И мне совсем не тяжело.

— И тем не менее, мисс Паттерсон, вам придется уступить мне мольберт и краски! — галантно поклонился герцог.

Она замялась.

— Я только в конюшне сообразил, что не видел возле вас никого, — продолжал Энтони. — В противном случае я бы пришел на помощь раньше.

— Милорд, я не ребенок и не калека! — с легким раздражением возразила Сара. — Когда в Бате мы с мистером Блейком отправлялись делать наброски с натуры, я всегда несла сама свои вещи.

— Но сегодня вы не с мистером Блейком, а со мной. И я настаиваю на том, чтобы избавить вас от этой ноши.

— Ох, ради Бога! — сердито выпалила Сара. — Если вам так угодно, изображайте на здоровье тягловую силу!

Она осторожно опустила на землю эскиз и прислонила его к своим коленям. Затем сняла с плеча мольберт и протянула его герцогу. За мольбертом последовала коробка с красками.

Так и есть — мольберт весил весьма изрядно! Герцог с тревогой покосился на ее нежную, тонкую шею и хрупкие плечи.

Сара наклонилась и подняла с земли полотно.

— Готовы? — спросила она.

Герцог невольно ухмыльнулся. Впервые в жизни дама сердилась на него за попытку прийти ей на помощь.

— Готов! — в тон ей откликнулся он. Девица наградила его мрачным взглядом и вздернула подбородок, приглашая идти вперед.

Герцог, который тоже был гораздо крепче, чем казался, легко зашагал по тропинке.

Так в молчании они и вышли из леса, пересекли сад и остановились у черного входа.

— Ваша светлость, я вела себя крайне неблагодарно и прошу меня извинить, — покаянно промолвила Сара. — Спасибо вам за помощь!

— Не стоит, — сдержанно ответил он.

Садовник, подстригавший кусты возле дорожки, почтительно склонился перед герцогом. Энтони отвечал ему милостивым кивком.

— Что у вас с глазами? — вдруг спросила у садовника Сара.

— Ничего страшного, все в порядке, мисс! — заверил старик.

— Не правда! — возразила Сара. — Почему они такие красные? Вы были у доктора?

— Н-нет, мисс, — опешил садовник.

— Вам непременно нужно выписать какие-нибудь капли! Я передам ее светлости, что вам нужно к доктору. Как вас зовут?

— Дженкинс, мисс.

Сара улыбнулась. Это была искренняя улыбка, признававшая в слуге равного человека, достойного заботы и уважения.

— Какой красивый сад, Дженкинс! Вы отлично поработали.

— Благодарствуем, мисс, благодарствуем! — Старик просиял от удовольствия.

Сара кивнула и двинулась дальше.

Герцог с удивлением уставился ей в спину. Ему бы и в голову не пришло рассматривать глаза у какого-то садовника!

Глава 6

Как только ее светлость спустилась в гостиную, где Сара сидела вместе с Оливией, девушка сразу же рассказала графине о болезни садовника.

— У нашего садовника больные глаза? — в замешательстве переспросила леди Линфорд.

— Да, миледи. Он наверняка очень страдает. Удивительно, что его до сих пор не отправили к доктору!