– Но ведь так можно попасть пальцем в небо, – ошеломленно произнесла Эмма. Она была не из тех, кто полагается на инстинкты и чутье, поэтому ничего не могла сказать на этот счет. Но как математик она знала, что такое вероятность. И знала, что на нее нельзя полагаться безоглядно.

– Именно так, – мрачно кивнул Дерик. – Ты потрясена, верно?

– Я… – Эмма попыталась собрать роящиеся в голове мысли. – Нет, ты просто застал меня врасплох. – Чем больше Дерик рассказывал о своем прошлом, тем бледнее становилось его лицо. Губы превратились в узкую полоску, а вокруг залегли складки. Дерик очень переживал от того, что ему приходилось делать. Хотя и старался не показывать своих страданий. Так мучиться может только хороший человек. Эмма знала, что решение лишить кого-то жизни давалось Дерику очень непросто.

Она положила ладонь на его руку и легонько сжала. Его мускулы напряглись под ее пальцами, как если бы в душе их обладателя бурлили эмоции.

– Не могу представить, каково это – принять такое решение, а потом привести его в исполнение. Но я уверена, что ты совершал все эти ужасные деяния, чтобы спасти жизни англичан, и если ты думаешь, что можешь проклинать себя за это… если считаешь, что я не захочу иметь с тобой ничего общего, то ты жестоко заблуждаешься.

Дерик судорожно выдохнул, а потом сгорбился и посмотрел на руку Эммы.

– Вижу, я должен рассказать тебе еще больше.

Эмма невольно сжала пальцы. Она не была уверена, что хочет знать больше. Однако слова Дерика подтвердили ее предположение относительно того, что он хочет отпугнуть ее от себя. Поэтому она решительно сжала губы и отпустила его руку. Она выслушает все, что он ей скажет, но услышанное не сможет изменить ее решение.

– Большинство шпионов ничем не выделяются из толпы. Не высокие и не низкие, среднего телосложения, они не обладают никакими отличительными чертами, – продолжал рассказ Дерик. – Они проникают повсюду незамеченными. И даже если кто-то их увидел, то впоследствии не сможет описать. Слишком уж они неприметны.

– Тогда, наверное, из тебя получился ужасный шпион, – полушутя произнесла Эмма. Уж его-то точно нельзя было оставить без внимания. Благодаря только одному своему росту он выделялся из толпы. А уж потом внимание привлекали густые черные волосы, ошеломляюще совершенные черты лица и захватывающие дух изумрудные глаза. Эмма не могла представить, чтобы кто-то, будь то мужчина или женщина, забыл встречу с таким красавцем, как Дерик.

Губы виконта тронула мрачная улыбка.

– Нет, я был очень хорошим шпионом. Просто мне поручали совсем другие миссии, нежели большинству агентов. – Он потер руками лицо, словно не хотел рассказывать остальное. – Я уже говорил тебе, что французы заметили меня из-за очевидности моего происхождения и весьма высокого положения в британском обществе. Все это давало мне возможность с легкостью вращаться в самых элитарных кругах по всей Европе. Там, где другим агентам приходилось втираться в доверие месяцами, работая слугами, меня принимали с распростертыми объятиями, благодаря моему статусу и богатству. Я ни у кого не вызывал подозрений.

– Что ж, это действительно сыграло тебе на руку, – кивнула Эмма, не понимая, что такого ужасного в этом особом положении.

– Мне также сыграло на руку еще кое-что. То, что люди непременно замечали во мне.

Эмма ждала объяснений, нетерпеливо постукивая пальцами по колену.

Дерик вскинул черную, как вороно крыло, бровь и сардонически улыбнулся.

– То, что замечают во мне большинство женщин.

– А! – воскликнула Эмма, едва не ударив себя ладонью по лбу. Она делала так каждый раз, когда долго смотрела на уравнение, не замечая очевидного решения.

– Я вижу, ты начинаешь понимать, – пробормотал Дерик. – Я играл роль молодого повесы, страдающего от скуки и кочующего с бала на бал по всей Европе. Я играл, пил и каждую ночь проводил с новой женщиной. Одних я соблазнял по поручению руководства, чтобы выведать секреты, которыми располагали они сами или близкие им люди. А других приводил в свою постель, чтобы поддерживать имидж распутника.

Эмма открыла рот, но не нашлась, что сказать. Дерик… спал с женщинами по всей Европе на благо страны? И это значило…

– И ты жил такой жизнью тринадцать лет?

– Скорее десять. Десять с половиной, – ответил Дерик. – Я начал свою деятельность не раньше 1804 года. И после Ватерлоо она стала не такой активной, как прежде.

Каждую ночь проводил с новой женщиной. На протяжении десяти с половиной лет? Мозг Эммы начал машинально производить подсчет. Даже если Дерик немного преувеличил, и новая женщина оказывалась в его постели каждый месяц, за десять с половиной лет их накопилось сто двадцать шесть. Если новая женщина появлялась каждую неделю? То – пятьсот сорок шесть. А если каждую ночь?

– Но ведь это три тысячи восемьсот тридцать две женщины! А если учесть високосные годы, то еще больше. – Эмма почувствовала, как кровь отливает от ее лица. Впервые в жизни она пожалела о том, что умеет считать.

Губы Дерика изогнулись в усмешке, а глаза вспыхнули странным огнем.

– Возможно, я слегка приукрасил действительность. – Он фыркнул. – Хотя от этого суть дела не меняется. Ну и что ты скажешь теперь, Эмма?

А что она могла сказать? «Слегка» – понятие относительное.

– Как ты мог делать то… то, чем мы сейчас занимались, с таким количеством женщин? – Эмма поднялась на ноги, не в силах оставаться рядом с Дериком. Она отошла на несколько шагов и повернулась к нему спиной.

Она даже помыслить не могла о том, чтобы позволить другому мужчине прикасаться к ней так, как прикасался Дерик. Не могла представить, что возможно прижать к своему сердцу другого. То, что она чувствовала, когда он двигался внутри нее, было глубоко личным. Но получается, что для него она была одной из множества? Желудок Эммы взбунтовался при мысли об этом.

– Я хотел тебя шокировать и, вижу, преуспел в этом. – Дыхание Дерика коснулось уха Эммы. Она резко развернулась и увидела, что он стоит позади нее. Черт бы побрал его неслышную шпионскую походку. – Только вот смог ли я убедить тебя в том, что я не тот человек, который тебе нужен?

«Нет», – кричало сердце Эммы, в то время как разум бунтовал.

– Я… я не знаю, – произнесла она. – Я просто не понимаю этого. – Эмма посмотрела на стоящего рядом с ней ослепительно красивого Дерика. На темный локон, упавший ему на лоб. Эти шелковистые волосы она еще совсем недавно перебирала пальцами с такой любовью. На его соблазнительные губы героя-любовника, которые она целовала с такой искренней и целомудренной страстью. Сколько еще женщин проделывало то же самое и наверняка лучше ее? И что более важно…

– Неужели все они ничего для тебя не значили?

Лицо Дерика вдруг стало совершенно непроницаемым и каким-то пустым, когда он посмотрел куда-то поверх плеча Эммы.

– Нет, Эмма, – произнес он наконец, переводя взгляд на нее. – Они были всего лишь средством достижения цели, орудием, способом получить желаемое, будь то информация или возможность поддержать имидж.

– А я? – Эмма удивилась тому, что ее голос совсем не дрожал, хотя она ужасно страшилась ответа.

Что-то вспыхнуло в изумрудных глазах Дерика, а на его лице отразилась смешанная с тоской боль. Эта картина немного успокоила сердце Эммы, бившееся в десять раз сильнее, чем обычно.

Дерик открыл рот, но с губ не слетело ни звука. Он опустил плечи, как если бы решил сдаться.

– Эмма, – хрипло произнес он, – я…

– Мисс Уоллингфоооорд!

Эмма вздрогнула при звуке собственного имени, доносившемся откуда-то сзади. Она развернулась. Кто искал ее? Но она никого не видела. Пока.

– Мисс Уоллингфоооорд! – Теперь голос раздавался ближе. Эмму охватила паника, когда она коснулась руками своих растрепанных волос, а потом посмотрела на мятое платье. О господи! Она забыла надеть корсет.

Дерик встал перед ней и тоже обернулся на голос.

– Бери свои вещи и беги в пещеру. Постарайся привести себя в порядок, насколько это возможно. – Когда же застывшая на месте Эмма не сделала ни шагу, Дерик рявкнул: – Беги!

– Хорошо. – Эмма поспешила ко входу в пещеру, захватив по дороге валявшийся на земле корсет и пристегнутую к седлу сумочку.

Девушка прищурилась в попытке привыкнуть к темноте после пребывания на ярком солнце. Она испытала облегчение, оказавшись наедине с собой, и все же прохладному сырому воздуху пещеры не под силу было унять ее возбуждение.

Эмма боролась со множеством эмоций сразу. Страхом. Недоумением. Желанием. Отвращением. Стыдом. Любовью. Они навалились на нее разом и принялись бить, точно стая летучих мышей, которых она спугнула в этой пещере, будучи глупой девчонкой.

Но главенствовала над всеми этими эмоциями жалость. К Дерику или к себе – Эмма не могла понять. А возможно, она жалела обоих. Стон Эммы, сражающейся со слезами и непокорными лентами корсета, эхом прокатился под сводами пещеры.

Что Дерик собирался ей сказать?

Что она что-то значит для него? Смела ли она надеяться на это? Эмма не знала.

– … в пещере. Кажется, делает зарисовки, – донесся до ее слуха голос Дерика, напомнивший ей о том, что следует поторопиться.

Эмма достала из сумочки гребень и принялась расчесывать волосы. Ее прическа так сильно растрепалась от их неистовых поцелуев там, в кабинете, что ей пришлось тайком пробираться к себе в комнату. Поэтому когда Эмма решила соблазнить Дерика на пикнике, она заранее приготовилась к тому, что в случае успеха ей придется приводить себя порядок.

Гребень замер в руках Эммы, когда ее грудь сдавило болью. Да, она добилась желаемого. Только все повернулось совсем не так, как она ожидала.

– Позвольте я посмотрю, что ее так задержало, – голос Дерика раздавался совсем близко.

Трясущимися руками Эмма убрала гребень в сумку, туго скрутила волосы и уложила их в пучок на затылке. Окружающие привыкли к ее незамысловатой прическе. Эмма шмыгнула носом, помахала руками, чтобы остудить пылающие щеки, и навесила на лицо улыбку, которая казалась ей самой ужасно неестественной. Ей оставалось лишь надеяться, что улыбка поможет скрыть смятение, царившее в душе. Эмма направилась к выходу легко и беззаботно, стараясь сохранить хотя бы репутацию.