Если я позволю ей сидеть в подвале, ресторан уйдет в штопор. Одна неудачная ночь ее не прикончит, но персонал начнет шептаться. Ее власть даст трещину. Я сорвала целлофан с чистой рубашки, надеясь снова войти в ритм, тоскуя по упорядоченности обслуживания в смену.

– Довольно смешная история на самом деле.

– Жду не дождусь ее послушать. В другой раз. – Я швырнула ей голубые «полоски». – Ты наверху облажалась, Симона. Съешь еще кусочек хлеба, пожалуйста.

Вопреки моим надеждам, свежие «полоски» не заставили ее встряхнуться. От нее веяло чем-то затхлым, а может, так пахло от винного погреба.

– Так вот, на Одиннадцатый подали закуски, – в отчаянии затараторила я. – С Четырнадцатым мы сильно отстаем по аперитивам, но минеральную воду принесли. Я продала им «Квинтарелли», всего лишь «Вальполичелла Классико», но все-таки не самая худшая продажа, я знаю, это Италия, но они настаивали. Может, ты сумеешь поговорить с Шефом, чтобы поторопился с едой? Я бы пошла сразу к Пятнадцатому, Хизер пробила за меня их тикет.

Я потянула ее за руку. Она раз за разом делала глубокий вдох, на выдохе воздух вырывался из легких хрипом: чересчур хорошо знакомые мне попытки продышать слезы.

– Слушай, а когда привезут аспарагус?

Ее взгляд вернулся ко мне.

– При такой-то погоде? – переспросила она и уставилась в потолок, точно ища там ответа. – Через несколько недель. Как минимум.

– Правда? По-твоему, снова пойдет снег?

Я снова и снова задавала ей вопросы, на которые она знала ответы. Едва очутившись в зале, она направилась прямиком к Пятнадцатому столу, улыбнулась маниакально и выхватила чек.

– Мы уже решили, ты домой ушла, – буркнула Хизер. – В следующий раз, дорогая, предупреждай, когда снова решишь устроить себе для души чистку, ладно? Чтобы я заранее знала, что буду работать в зале одна.

Симона ничем не выказала, что это слышала, не извинилась, не поблагодарила ее. Весь вечер я приглядывала за Симоной, но с ней все было в порядке. По мере того как одна запара сменяла другую, ее татуировка словно бы отступила для меня на задний план, поблекла, канула в область странностей, окружающих Джейка и Симону. Она получила свои обычные средние чаевые – неизменные 27 процентов. Отлаженный механизм никогда не подводил.


– А я думала, вы неразлейвода, – сказала позже той ночью Ари.

Она еще вяло наказывала меня за пропущенные гулянки в «Парковке». Я говорила себе, мол, надо проявить терпение, но сегодня была готова надавить.

– А ведь Симона вроде была тогда подружкой невесты или нет? – спросил Уилл.

Божественная наливала всем текилу.

– Тебе тоже? – бросил он мне через плечо.

– Бэ… – выдавила я.

Джейк собирался зайти за мной после того, как проводит Симону домой. У меня не было желания напиваться, но это был самый простой путь восстановить привычную атмосферу «Парковки». К тому же, глядя на них, я вдруг почувствовала себя виноватой. Я стану старшей официанткой. Говард понятия не имел, как тяжело мне будет. Я не могла даже вообразить, как тоном измотанного босса, каким говорили остальные старшие, попрошу Ари принести что-то «по-быстрому». Она же живого места на мне не оставит!

– Может, через минутку?

Заиграла песня «Все мои друзья», и Ариэль попросила Тома прибавить громкость. Я думала, она схватит меня и потащит танцевать, как бывало раньше. Это же была наша песня, под которую мы отправлялись веселиться – маниакальное, головокружительное вступление клавиш, которое нас затягивало. Песня была сплошь обещание, которое сулило, что эта ночь будет иной или достаточно иной.

– Вот, глотай свою дрянь. – Саша поставил передо мной рюмку.

– Но, ребята, это же наша песня!

Все сделали вид, будто не слышат. Из-за срыва Симоны я затосковала по простоте тех дней, когда все мы оступались или лажали без скрытых мотивов или задней мысли. Но теперь у меня имелись мотивы и планы: прогулка с Джейком, возможно, совместный завтрак, ради такого стоило остаться трезвой. Я задумчиво смотрела на шот. Если напьюсь, то, наверное, можно пойти сблевать до прихода Джейка. Я со стоном опрокинула в себя рюмку.

– Да ведь Серена практически воплощает ту жизнь, какую она едва не заполучила с мистером Бенсеном.

– Ха, а представляете, что было бы, если бы он пришел? – сказал Уилл. – А если бы с женой заявился? В сравнении с этим сегодняшняя ночка – еще цветочки.

– Бросить свою секцию в запаре – это не «цветочки».

– Эй, погодите, ребята, – сказала я. – Помедленней.

– Ах да, шикарный папик, почитай что тезка Реймонда?

– Это какого?

– Да того, что фильмы про Джеймса Бонда новеллизировал.

От их болтовни голова у меня шла кругом.

– А когда все открылось, Симона подала заявление об уходе, но вроде как неофициально. И не за полгода, как положено.

– И что дальше? – не выдержала я.

Уилл пожал плечами.

– Как там говорится? Хороший левак сохраняет брак?

– Вот как? – протянула я. – Я такой поговорки не знаю.

– Однажды взял и пропал. Щелк, и нет его! – Саша щелкнул пальцами. – Обслугу можно трахнуть, но не везти же ее в Коннектикут, сечешь?

– Кажется, Серена живет в Коннектикуте.

– Браво, куколка! – откликнулся Уилл. – Так вот, несколько лет спустя появляется Серена. Они с Симоной крепко друг на друга запали – как девчонки в колледже.

– Но Юджин и Серена запали друг на друга еще крепче. Серена еще не проработала тут достаточно, чтобы получать ваучер. После свадьбы вышла дикая ссора. Симону та история подкосила. Эдак на пять минут.

– Погоди, Ари… – начала я. – Симона же не может сломаться. Особенно из-за такого. Она же… ну… не ищет мужа… Ей не нужно подтверждение ее значимости от мужчин. Она – вещь в себе, она в собственном кругу.

Ариэль бухнула кулаком по столу.

– Да протри глаза, мать твою!

– Беби-монстр, тебе нужно в туалет.

– Ты ведешь себя так, будто я твоя собственность! – возмутилась я на реплику Саши, автоматически слезая с табурета и вставая с ним в очередь. Я помахала сидевшему в уголке Скотту.

– Опять за старое? – спросил Скотт. С жестокой издевочкой спросил, словно знал, что я не хочу возвращаться к прошлому, не хочу снова попасть в водоворот бессмысленно загульных ночей.

– Раз научившись кататься на велосипеде… – с ходу ответила я и повернулась к Саше: – А как же Джейк?

– А при чем тут малыш Джейк? Он приводит Симону в чувство. Всегда так делал.

– А что было у него с Сереной?

– Почему ты об этом спрашиваешь? – Схватив меня за подбородок, он заглянул мне в глаза.

– Она его упомянула. – Я постаралась, чтобы ответ прозвучал небрежно.

Но дело было не в этом. Появление Серены так расстроило Симону, что у меня возникло ощущение, что тут кроется нечто большее. Симону словно бы окутала темная аура разбитого сердца или разбитых надежд. Ее стихи никто не читает, ей никогда не уехать из квартирки в Ист-Виллидж, профессиональная специализация у нее такая узкая, что почти скелетная. Не она сделала выбор. Выбор сделал кто-то другой.

Мы заперлись в туалете, и он достал свой пакетик.

– Знаешь, сахарок, тебе лучше считать, что Джейк трахал всех подряд. Где твой нарзанник?

– И когда же ты, Саша, начнешь за меня радоваться? И вообще у меня нет при себе нарзанника.

– Ух ты, смотрите-ка, кто повзрослел! – Достав собственный нож-нарзанник, он поддел горку и протянул мне. – Знаешь, а ведь ты из самых отпетых. Ты хочешь выйти замуж за художника и жить в нищете, но вот увидишь, через лет пять запоешь по-другому, мол, Джейк-дорогуша, а нам обязательно каждый вечер есть лапшу-рамен? Ты девка пробивная, но мне ты лапши не навешаешь, я тебя насквозь вижу.

Кокаин послужил освещением, расцветил захудалый туалет. Наше отражение в зеркале походило на фотографию. Мне было очевидно, что это просто игра. Боже, до какой же степени я воспринимала себя всерьез – просто курам на смех!

– Как же тут темно, Саша! Вы все, ребята, вообще такие темные. И как вы сами этого не видите?

– Ха, беби-монстр, так выведи меня на свет!

– Да я про то, что необязательно, чтобы так все кончилось.

Я проверила, не осталось ли у него на крыльях носа частичек кокаина, и запрокинула голову, чтобы он осмотрел меня. Он смахнул что-то с моего носа, а я схватила его за уши и расцеловала в обе щеки.

– Это же не матушка Россия. Это Америка. Мы верим в счастливый конец.

– Вот погоди, дай найду телефон, позвоню маме! Господи, мать его, Иисусе, ничего смешнее в жизни не слышал!

III

Наступили и потянулись голодные дни «фермерской кухни». Администрация по мере сил раздвигала рамки значения слова «местный»: появились сезонные мягкопанцирные крабы, аспарагус из Вирджинии или красные апельсины из Флориды. Гости, повара, да все мы устали от зимы, нам не терпелось вырваться из ее оков. Нет, пока это еще не перешло в весеннюю лихорадку. В душе мы еще не верили в ее скорый приход, но что нам оставалось? Только полагаться на неутешительные обещания календаря.

Внезапно сквозь тучи пробилось солнце. Остановившись посреди улицы, я уставилась на голые ветки, мысленно заставляя их распустить почки. Я только что вышла из Гугенхейма, но к тому времени, как я добралась до станции, тучи снова спеленали солнце. Я чувствовала себя здесь чужой, словно могу кануть в любой из бессчетных забегаловок и бодег или даже станций подземки и тем доказать, что город бездонен.

Поднявшись из подземки у Центрального вокзала, этого капища анонимности и толп, я по указателям нашла «Бар Устрица». Меня толкнул странный порыв, Джейк ведь обещал, что сам сводит меня, ведь это его любимый бар. Не знаю, может, Кандинский с Кее на меня так подействовали, но я ощущала какую-то оторванность от собственной жизни, а потому решила не дожидаться Джейка. Сколько бы ни заверяла меня Симона, что, мол, это бабушкины сказки, во мне четко засело убеждение, что устрицы полагается есть только в месяцы, в названии которых есть буква «р». Или, может, дело было в надвигающемся тепле, в утрате промозглых месяцев с «р», но я вдруг поняла, что мне обязательно надо пойти туда на ланч.