Так было и сейчас, когда Кэролайн в своем красном бархатном, отделанном горностаем, а Орелия — в гиацинтово-синем плащах появились на улице, словно только что сошли со страниц «Дамского журнала». Однако если Кэролайн могла мгновенно привлечь взгляды своей пышной и пламенеющей красотой, то Орелия с ее воздушным очарованием и удивленным взглядом широко расставленных глаз могла надолго запечатлеться в мужской памяти. Одно дело было сказать, что ее не слишком-то интересуют наряды, и совсем другое — приехать в Лондон и сознавать, что она выглядит, по крайней мере, достаточно модно одетой, когда экипаж наконец остановился у Райд Хауза на Парк-лейн.

Сначала Орелия удивилась и даже немного испугалась, когда Кэролайн сообщила ей, что жить они будут в маркизовом особняке.

— Но, право, это не совсем корректно, если учесть, что ты помолвлена с его сиятельством, — засомневалась Орелия.

— Маркиз пригласил в гости свою бабушку, вдовствующую герцогиню Уонтедж, чтобы она взяла меня под свое покровительство, а особняк такой большой, что в доме могут легко разместиться несколько десятков гостей, не причиняя друг другу каких-либо неудобств.

— Я и не думаю, что ты можешь доставить маркизу какое-то неудобство, — мягко возразила Орелия. — Просто может показаться странным, что ты живешь под его крышей до свадьбы.

— Его сиятельство — сам себе закон, а я не могу вообразить ничего глупее, если бы мы сняли какой-нибудь дом для нас двоих — и всего лишь на месяц. Нам не по средствам такая расточительность.

— На месяц! — воскликнула Орелия.

— Не удивляйся, миленькая. Ты же понимаешь, чем раньше кольцо окажется у меня на пальце, тем больше я буду уверена, что мне очень повезло и я и правда взяла в плен маркиза Райда.

— А ты подозреваешь, что его сиятельство может отказаться от брачных уз? — спросила потрясенная Орелия.

Ей было отлично известно, что если мужчина из общества сделал предложение и уже помолвлен, то это равнозначно тому, как если бы он дал слово чести, такое же священное и нерушимое, как обязательство вернуть карточный долг! Ни один благородный джентльмен не может бросить невесту, как бы ему этого ни хотелось, и ни при каких обстоятельствах.

— Нет, я, конечно, не боюсь, что маркиз откажется на мне жениться после всего, что он мне говорил. И, думаю, в «Газетт» уже напечатано объявление о нашей предстоящей свадьбе, надо будет посмотреть, кстати… Но в то же время всякое может быть: несчастный случай или смерть, мало ли что… — И, немного помолчав, Кэролайн внезапно призналась: — У меня появилось какое-то странное, скребущее ощущение. Мое счастье кажется мне таким невероятным, что я должна держаться за него обеими руками, а то оно ускользнет…

— Как золото фей, — слегка улыбнулась Орелия, тронутая откровением Кэролайн.

В детстве она всегда искала сказочное неуловимое золото, которое феи якобы прячут в лесах и тем самым заманивают глупых и жадных путешественников.

— Совершенно верно, — согласилась Кэролайн, — но золото фей исчезает при одном лишь прикосновении рук человеческих, а мое золото — настоящее, а только такое мне и нужно, и я твердо решила им завладеть.

В голосе Кэролайн снова прозвучала какая-то жесткая нотка, и Орелия печально вздохнула, однако, увидев Райд Хауз, она в какой-то мере поняла, почему кузина так жаждет стать владелицей этого замечательного здания.

Дом, сложенный из серого камня и увенчанный орудийными башенками, был огромен. Окна фасада смотрели на Гайд-парк. За домом был разбит большой сад, и перед глазами кузин уже промелькнули яркие цветочные клумбы, кусты белой сирени и золотистые ветви акаций. И непременные в Англии гортензии — синие, белые, розовато-сиреневые, кусты их поднимались выше человеческого роста. И чайные розы. Английский сад не предполагает симметрии и должен выглядеть заросшим и якобы неухоженным, однако только здешние садовники знают, насколько это не так… Особенно привлекали взгляд в саду Райд Хауза огромные деревья — их раскидистые ветви протягивались во все стороны, пытаясь охватить как можно больше пространства, каким был наполнен сад с его тенью и солнечными в ясную погоду большими полянами, однако и в дождь такой сад смотрелся волшебно.

Ландо остановилось у величественного подъезда с колоннами, к ним вышли слуги и сопроводили их в дом.

Потолки в Райд Хаузе были высокие, с прекрасной лепниной, стены холла украшали старинные, очень дорогие картины. Орелия узнала среди них многие — здесь были и работы кисти несравненного, столь стремительно ворвавшегося в мир живописных салонов Фрагонара, хотя в частных собраниях, в частности в этом, могли быть искусные копии с его шедевров, и знаменитые портретные работы Гейнсборо… В картинах Орелию привлекало, как правило, чувство цвета и тонкое ощущение реальности, а не сюжет, хотя психологизм Рембрандта заставлял ее цепенеть, когда бы она ни увидела какое-либо из его непревзойденных по использованию светотени полотен… Но что удивительно, вся английская школа живописи восемнадцатого века изображала мир в неких таинственных темных красках и полутонах, смысл которых ей очень хотелось бы разгадать. Вот и сейчас ей сразу же захотелось остановиться в холле и подольше постоять у тех картин, о которых они беседовали с дядей Артуром… Ей живо вспомнились эти беседы, и сердце ее сжала щемящая грусть — никогда уже это не повторится. Жизнь ее не станет такой, как прежде.

Но они шли дальше по дому. Мебель Райд Хауза, переходившая в наследство от поколения к поколению, могла бы стать драгоценным достоянием музея. Здесь царила атмосфера такого торжественного спокойствия, что Кэролайн невольно умерила щебет, и в сопровождении слуги они молча вошли через мраморный холл в просторный салон, выходивший окнами в сад, прямо на большую поляну, в дальнем конце которой синели кусты гортензии и вдоль другого края которой бугрились клумбы с розовыми пятнами веселых петуний. В салоне тоже все было так красиво, что дух захватывало, но Орелия видела сейчас только старую даму, которая при их появлении покинула кресло, стоящее возле камина.

Лет даме было около восьмидесяти, но она все еще не утратила следы былой красоты. Черты ее когда-то называли классическими, а белоснежные волосы над изящной линией лба все еще были роскошно густыми. Казалось, ее окутывала аура прежнего победоносного очарования. Дама была одета во все белое, и этот цвет, как потом узнала Орелия, герцогиня предпочитала всем другим. Ее шею, ниспадая на грудь, обвивало несколькими рядами матово мерцавшее жемчужное ожерелье, на руках сверкали браслеты с бриллиантами, и два кольца с огромными рубинами отягощали своей, уже чрезмерной, тяжестью тонкие старческие пальцы. Рядом с герцогиней стоял маленький негритенок, обмахивая ее опахалом из страусиных перьев.

Кэролайн присела в низком поклоне, и герцогиня, словно припомнив что-то, удивленно сказала, выстроив фразу несколько старомодно:

— Мне стало известно, Кэролайн Стэнион, что я должна поздравить вас и моего внука по случаю предстоящего вам счастья.

— Благодарю вас, мэм, — отвечала ей Кэролайн, — я вам благодарна также за согласие оказать покровительство и гостеприимство моей кузине и мне. Мы счастливы остановиться в Райд Хаузе. Это для нас будет гораздо удобнее, чем снимать какое-нибудь не слишком комфортабельное жилье именно сейчас, когда заканчивается весна и наступает лето.

— А я предвкушаю возможность сопровождать вас повсюду, — продолжила герцогиня. — Мне так надоело жить в сельской местности и наслаждаться только петушиным пением и кудахтаньем кур! Ну, для разнообразия еще коровы и запах навоза…

— Не могу поверить этому, мэм, — рассмеялась Кэролайн, — ведь его сиятельство мне рассказывал, что вы часто бываете в Лондоне и всегда проводите здесь бальный сезон.

В глазах герцогини блеснула искорка:

— Значит, мой внук плетет для вас небылицы, а теперь представьте мне свою кузину.

— Это Орелия, мэм, — послушно ответила Кэролайн, — мы вместе воспитывались. Как можете видеть, мы составляем явный контраст, однако не только внешне, но своими характерами также.

Орелия почувствовала на себе цепкий взгляд герцогини, ясный и проницательный, несмотря на возраст. Казалось, герцогиня оценила все особенности ее внешности.

— А чего вы, дитя, ожидаете от своего пребывания в Лондоне? Замужества?

— Нет, мэм, совсем не этого, мне просто доставляет удовольствие сопровождать кузину Кэролайн.

— Ну, думаю, нам будет нетрудно найти и для вас подходящую партию. С вашей внешностью и, действительно, при таком интригующем контрасте, о котором говорит Кэролайн, не сомневаюсь, что скоро этот дом будут осаждать назойливые поклонники. — Внезапно ее взгляд посуровел: — Но предупреждаю, я буду очень строга. Ни один не подходящий для брачных уз молодой повеса не будет допущен в этот дом. Кэролайн, ваша кузина тоже должна сделать завидную партию.

— Но именно это я и твержу ей, мэм. Орелия должна выйти замуж, и, надеюсь, с вашей помощью мы сумеем найти ей привлекательного и вместе с тем подходящего мужа.

— Такого же подходящего, как мой внук? — чуть-чуть насмешливо осведомилась герцогиня.

— Сомневаюсь, что вообще может найтись такой же человек, как он, или в чем-то на него похожий, — ответила Кэролайн с напускным простодушием, — ведь его сиятельство совершенно в своем роде неподражаем, не правда ли?

— Я тоже всегда так думала… Он, по его собственному признанию, чрезвычайно увертлив, и я должна поздравить вас, Кэролайн: вы взяли крепость, для столь многих оказавшуюся неприступной.

— Мне очень повезло, наверное… Но к тому же я была, возможно, лучше других вооружена.

Орелия слушала этот обмен любезностями в каком-то немом замешательстве. Казалось, обе женщины — одна такая старая, другая еще столь молодая — умело фехтуют шпагами, и циничная умудренность в их взглядах, ирония, звучащая в голосах, были гораздо выразительнее их слов.