Барбара Картленд - Скверный маркиз

Они взяли ландо с открытым верхом, так что множество знакомых, кого они встретили по дороге, могли получить богатую пищу для разговоров о нарядах двух молодых красавиц и одной бывшей, блиставшей в светских гостиных не одно десятилетие назад, и о впряженных в их экипаж породистых лошадях — подарке маркиза бабушке, которая уже успела сообщить о нем кое-кому, а новости разлетаются в высшем обществе молниеносно, так что объектом внимания в это утро в парке была исключительно троица дам и две везущие их изящные тонконогие лошадки с пышными гривами.

В Райд Хауз дамы вернулись к ланчу. Оказалось, что на ланч приглашены несколько видных политиков.

— Это, наверное, твое влияние, Кэролайн? — узнав о необычных для этого дома гостях, немедленно обратила герцогиня вопрос к будущей родственнице. — Ведь Дариус никогда, по-моему, не питал ни малейшего интереса к политике.

— Ну, что вы! — стараясь сохранять уважительный тон, воскликнула Кэролайн. — Все эти споры между вигами и тори… Это такая скука! Я знаю только, что виги представляют интересы промышленников и торговцев, а тори — интересы земельной аристократии. И какие-то между тори и вигами есть религиозные разногласия, хоть те и другие ратуют за англиканскую церковь, но, кажется, тори тяготеют при этом к католицизму, за что виги их критикуют… И, кроме того, я никогда не могу запомнить, кто в какой партии состоит, и всегда попадаю в неловкое положение.

— Да ты, детка моя, неплохо подкована по части политических игр! — не преминула заметить ей герцогиня и внимательно на нее посмотрела, словно в чем-то подозревая.

Кэролайн смутилась:

— Да нет же, ваше сиятельство! Говорю вам, это только поверхностно кажется, будто я что-нибудь понимаю в политических спорах! А все эти люди не вызывают у меня ни малейшего интереса… — Она слегка покраснела и поспешила закончить разговор, тем более что Орелия сделала ей знак, незаметным движением приложив палец к губам: дескать, уймись, а не то скажешь лишнего…

Собралось общество из двадцати человек с лишним. Для Орелии все были только именами, не более того, но до тех пор, пока дворецкий Уиллард не возгласил: «Достопочтенный Генри Грей Беннетт, милорд!» — и в комнату вошел человек привлекательной внешности, с высоким лбом, открытым лицом. Здороваясь с маркизом, он сказал:

— Помните, Райд, вчера вечером мы говорили о проекте закона, который я передал на рассмотрение в парламент? Я предлагаю запретить использование труда малолетних трубочистов. Я еще сказал вам тогда, как мало значения общество придает таким актам жестокости… И, вот, представьте себе мое изумление, когда я стал обладателем этой книжечки…

И Генри Грей Беннетт протянул маркизу томик в зеленом кожаном переплете, а Орелия затаила дыхание: на минуту ей показалось, что она превратилась в каменное изваяние, так оцепенела она при виде своей книжки!

— А что это такое? — спросил маркиз.

Но тут один из гостей заметил:

— Я эту книгу видел уже вчера. Говорят, она вызвала сенсацию. Бог его знает, кто ее автор! Наверное, один из этих проклятых реформаторов! Мало нам Тома Пейна с его «Правами человека», этого наглого радикала, так еще и анонимные появились и сеют смуту!

— Кто бы он ни был, да благословит его Господь! — возразил достопочтенный Беннетт. — Я должен прочитать вам одно стихотворение, хотя бы уже потому, что оно, по-моему, очень поможет привлечь к моему законопроекту сторонников!

Беннетт немного помедлил, поцеловал герцогине руку, открыл книгу и начал читать. В комнате воцарилась полная тишина.

— Что вы думаете обо всем этом? — спросил он через мгновение, послав в пространство последний — так трагически и безнадежно звучащий — вопрос. — Общество, которое уже семнадцать лет требует запретить труд детей-трубочистов, обратилось ко мне с просьбой узнать, нельзя ли перепечатать эти стихи в их памфлете для широкой публики.

— А что, что это за книга? — еще раз спросил маркиз, и Генри Грей Беннетт вручил ему томик в зеленом переплете.

Маркиз с интересом стал его перелистывать. Орелия тем временем осторожно поспешила забиться подальше, в самый малоосвещенный угол комнаты — здесь, ей казалось, ее могут и не заметить.

Разве могла она даже помыслить, что ее стихотворения привлекут к себе такое внимание? Она знала этого человека, достопочтенного Генри Грея Беннетта, знала о нем и о его борьбе за права несчастных маленьких трубочистов. Два года назад, когда Беннетт представил в парламент петицию о запрете этого вида труда, под которой стояли сотни подписей, ее дядя Артур — граф Артур Морден, член палаты лордов, одним из первых подписал петицию, после чего вступил в переписку с достопочтенным Беннеттом, и Орелия не только читала все эти письма, но и помогала дяде Артуру отвечать на них.

Когда ее стихи были опубликованы, у нее возникла надежда, что они привлекут внимание хотя бы немногих читателей к ужасам, творящимся в Лондоне и в провинции, но теперь, слушая, как обсуждают строчки ее стихов, она трепетала — так непривычно было слышать свои стихи из уст другого человека, это было похоже на то, как публично раздеться… Орелии стало не по себе. А ведь в сборнике есть и другие ее стихи, романтические, мечтательные… О них сейчас разговора не шло. И хорошо — она вообразила себе на минуту, что собравшиеся здесь люди стали бы зачитывать ее душевные откровения…

Утешала лишь мысль, что никто не заподозрит в авторстве ее, безвестную Орелию Стэнтон! Так она подумала — и тут же услышала, как злобно воспринимающий все реформы лорд Вустер спросил:

— Чьи же это стихи, Генри?

— Дело в том, что я ничего не знаю об авторе и кто он, но мне бы очень хотелось с ним познакомиться.

— Пусть поостережется, — напрягся престарелый пэр, пыхтя от негодования, — иначе окажется в тюрьме за подстрекательство к мятежу.

— А вы не преувеличиваете? К мятежу? — изумился маркиз.

— Райд, я уже видел эту книгу, — недобро отвечал ему лорд Вустер. — Прочитайте стихотворение «Крики протестующих»! И вы поймете, с каким огнеопасным материалом мы имеем дело. Эти молодчики вздернут всех нас на фонари, если мы не покончим с ними прежде, чем они расплодятся!

Маркиз посмотрел на книгу, но ею уже завладел Генри Грей Беннетт:

— А я сейчас вам еще кое-что прочту! Если хотите знать мое мнение, то эти стихи замечательны!

— Можете и прочитать, но лично я считаю их чрезвычайно опасными, — стоял на своем пэр.

— Но о чем же они? — нетерпеливо вопросила герцогиня. — Давайте послушаем!

— Да, правда, прочитайте, — поддержал ее маркиз, — вы возбудили наше любопытство, Генри.

Достопочтенный Беннетт стал перелистывать страницы.

— Итак, оно называется «Крики протестующих», — и он начал тихо и выразительно читать.

Генри Грей Беннетт кончил читать. Никто не проронил ни слова. Молчание прервал престарелый пэр Вустер, брызжа ядовитой слюной:

— Вот оно, вот! Чего же больше? Чем скорее такие изменники будут посажены в Тауэр, тем лучше! Это анархия, вот что это такое… Они лишат трона бедного Принни[2] еще до того, как он на него сядет!

— Вы как будто уже знаете, что за человек автор этого стихотворения, — задумчиво ответил ему маркиз, а Орелия в своем углу съежилась еще сильнее, как будто хотела превратиться в точку и вовсе исчезнуть…

— Я знаю только одно — что такой печатный бред гораздо опаснее всяких там грязных карикатур, — снова злобно брызнул слюной лорд Вустер. — Вспомните, ведь именно с карикатур и памфлетов началась Французская революция! И если вы, джентльмены, желаете сохранить на плечах свои головы, если вы не хотите потерять свои усадьбы, вы должны сокрушить этих мятежников как можно скорее!

— Напротив! — твердо возразил ему Беннетт. — Я думаю, чем больше таких критических стихов станет доступно публике, тем выше вероятность того, что наконец выйдет закон, который положит конец подобным мерзостям.

— Бьюсь об заклад, что такой законопроект вы не протащите через парламент, — скрипучим голосом заметил пэр, — да его просто засмеют до смерти, особенно если Лодердейл приложит к этому руку, — и он издевательски рассмеялся. — Он уже заявлял, что вы просто старая баба, проливающая крокодиловы слезы над маленькими мальчиками, которым гораздо полезнее для их нравственности прочищать трубы, чем очищать карманы прохожих на улице!

Достопочтенный Генри уже приготовился к ответной сердитой реплике, но в этот момент Уиллард возвестил, что ланч подан.

— Перестаньте ссориться, господа! — сделала им внушение герцогиня. — Вот так всегда и бывает с политиками. Вы приглашаете на дружеский завтрак людей, как будто близких по взглядам, но они сразу же приходят в неистовство и начинают спорить на темы, которые должны интересовать лишь членов палаты общин.

— Вы правы, мэм, — с неожиданной готовностью поддержал ее лорд Вустер, — лично я считаю, что политика — это мрачная скукотища! Предпочитаю женщин и лошадей!