— И это правильно, — одобрительно кивнула Орелия, — вот почему, Кэролайн, не надо поощрять посла. Откажи ему, и сейчас, именно сейчас! Тебе же самой будет потом намного труднее, если ты с ним не расстанешься теперь же, ведь ты будешь все больше в него влюбляться, пойми это, как понимаю я!

Кэролайн бросилась на постель и бурно перевернулась на спину, хотя это и угрожало ее легкому изящному платью из газовой ткани.

— Но… действительно ли я его люблю? — медленно и задумчиво спросила она вслух. — Я все время задаю себе этот вопрос и, честно говоря, Орелия, не нахожу на него ответа… Когда я с Аделино — он меня возбуждает! Я жажду его поцелуев. Я хочу, чтобы он меня обнимал. Я трепещу, когда он до меня дотрагивается и дразнит меня своими чарующими комплиментами… А уж он на них мастер-виртуоз, не меньше, чем в танцах… Но в одном ты можешь быть уверена, моя Дорогая Совесть, я не собираюсь с ним бежать или совершить еще какую-нибудь подобную глупость! Даже если он сам бы об этом меня попросил — хотя он слишком для этого честолюбив, — я, конечно, сказала бы ему «нет»!

— Но тогда ты его не любишь, то есть не любишь по-настоящему! — сделала вывод Орелия. А про себя подумала: «Настоящая любовь преодолела бы все преграды, настоящую любовь не остановили бы никакие денежные соображения…»

— Но я его хочу! Я хочу его! — упрямо-капризно воскликнула Кэролайн, устремив глаза куда-то далеко вверх. — И в то же время я достаточно рассудительна, чтобы не рисковать своим будущим положением маркизы Райд или настраивать Дариуса против себя. Так что нет нужды тебе смотреть на меня с таким беспокойством. Я буду очень и очень осторожна… Если ты станешь мне помогать.

— Но ты же меня шантажируешь, — жалобно протянула Орелия, — и сама это понимаешь, Кэролайн, а также то, что это в высшей степени бессовестно!

— Дорогая моя, я хочу только немного поразвлечься, прежде чем стану образцом благоразумия. Если у меня родится ребенок в первый же год брака, ты только подумай, какой же скучной станет моя жизнь, с этими постоянными насмешками и замечаниями маркиза, и поэтому я хочу немного радости в эту последнюю неделю моей свободы!

— Но от меня чего ты ожидаешь, не понимаю?

— Значит, ты все сделаешь, как я хочу! — воскликнула Кэролайн, довольная, быстро садясь на постели. — Давно бы так! Как же я тебя люблю, дорогая моя! Ты самая чудесная, прекрасная и милая из всех двоюродных сестер, существующих или когда-либо существовавших на свете!

— Но я ничего тебе не стану обещать, — сурово возразила Орелия, — прежде чем не узнаю, чего ты от меня хочешь!

— Но это же так все просто, и разве Аделино тебе не объяснил? Ты притворишься, будто он к тебе неравнодушен, а я скажу герцогине, что мне он кажется выгодной для тебя партией. И скажу, что завтра он пригласит тебя на обед, но так как он иностранец, я должна обязательно тебя сопровождать. Вот почему мы с тобой завтра с ним обедаем.

— Одни?

— Ну, вряд ли он пригласит также маркиза или его бабушку, — с забавной гримаской ответила Кэролайн.

— Однако эта встреча покажется им довольно странной, — уныло пробормотала Орелия.

— Нет, я это устрою, только предоставь все мне! Завтра ты получишь приглашение на обед в итальянском посольстве, а я скажу герцогине, что его превосходительство предварительно справился у меня, разрешу ли я тебе как опекунша туда отправиться, и еще скажу, что я согласилась, потому что ты просто жаждешь этой встречи, но, конечно, не сможешь принять приглашение, если я не поеду вместе с тобой. А если Дариус скажет, что он тоже поедет — а он этого, конечно, не скажет, — я отвечу, мол, посол уже сделал заказ и присутствие еще одного гостя не совсем удобно.

— И герцогиня не сочтет все это странным?

— Ну, ей надо привыкать к тому, что ты чрезвычайно нравишься мужчинам, и я слышала сегодня, что опять появился лорд Ротертон, который делился с герцогиней своими сожалениями, что ты этакая недотрога.

Орелия ничего на это не ответила, но не могла не вспомнить, какое выражение лица было у маркиза, когда посол так нескромно поцеловал ее руку в перчатке.

— Пожалуйста, Кэролайн, — с отчаянием простонала она, — не заставляй меня все это делать!

— Но если ты не согласишься, то, клянусь, я все равно увижусь с Аделино. Я не могу от него отказаться. Он самый волнующий мужчина из всех, кого я встречала в последние несколько месяцев, и я пойду завтра обедать с ним, послав к черту все последствия!

Орелия глубоко вздохнула. Она знала, что когда Кэролайн говорит так, то невозможно заставить ее поступить иначе. Такой она была уже в самом раннем детстве, и чего бы ей ни хотелось получить, игрушку или лакомство, никакие уговоры или посулы не могли ничего изменить.

— Но, повторяю, ты меня шантажируешь, — угрюмо напомнила ей Орелия. — Ладно, я поеду обедать в это твое итальянское посольство, будь оно неладно, но обещай мне, что ты не зайдешь слишком далеко, что не забудешь, чьей женой собираешься стать, и постарайся вести себя соответственно этому статусу.

— Да, на публике я буду вести себя именно так… Но что касается моих личных дел — это, Орелия, совсем другое!

— Не желаю и слышать об этом! — набросилась на нее Орелия. — Ненавижу я это притворство! Всю эту ложь, эту фальшь! Мне отвратительна сама мысль, что ты затеяла эту интрижку, такую некрасивую, жалкую, пошлую!..

— Ну что ж, по крайней мере, ты изъяснилась со мной откровенно, — и Кэролайн встала с постели. Тон ее был холоден, но взгляд свидетельствовал о том, что она уязвлена, и Орелия порывисто обняла ее.

— Кэролайн, дорогая, я совсем не хотела тебя обидеть, но я так беспокоюсь за тебя, так боюсь, что ты испортишь всю свою жизнь, поступая подобным образом, то есть… непорядочно!

— Но иногда приходится быть непорядочной, — жестко ответила ей Кэролайн. — Неужели ты не понимаешь, что я по натуре своей люблю риск и волнение, что мне необходимы острые чувства?

— Это, наверное, оттого, что ты, Кэролайн, недостаточно любишь…

— Я старалась! Дариус очень мне нравится, но я тебе уже говорила: когда я с ним, у меня ощущение, будто я на экзамене. Вот если бы он со мной так разговаривал, как Аделино… — Она вздохнула. — Если бы хоть раз сердце у него забилось страстно, если бы от моей близости у него участилось дыхание, если бы от возбуждения он потерял власть над собой, тогда, может быть, я его полюбила бы!

— Но, может быть, когда вы поженитесь… — начала Орелия, но Кэролайн только засмеялась, резко и насмешливо.

— Неужели твоя голова набита одними грезами романтизма? Уверяю тебя, что только в повестях любовь приходит после свадьбы! Нет, вот когда мужчина тебя добивается, когда ты дразнишь его, а он стремится к недостижимому — вот тогда любовь вспыхивает ярким пламенем, и можешь называть это безумной любовью!

— Но это же не любовь! Это страсть или страстное желание. Кэролайн, а ты помнишь, как в юности мы мечтали о настоящей любви!

— Да, — снова засмеялась Кэролайн, — мы тогда мечтали, каждая — о своем прекрасном принце, который отнесет в объятиях свою Золушку в волшебный замок, и там она станет принцессой и будет жить со своим принцем долго и счастливо, как и полагается в сказках… — В голосе Кэролайн вдруг послышалась горечь. — Однако такие сказки не имеют ничего общего с жизнью, Орелия, и ты это знаешь не хуже меня. Никто на свете не может обладать всем, чем хочется. Даже принц, красивый, очень богатый и влюбленный до безумия. Да и не бывает так в жизни, чтобы в одном мужчине соединялись все мыслимые совершенства. Ты можешь выйти замуж или за принца, или за нищего! У принца будут деньги. У нищего — любовь. Если, конечно, ты не так умна, как я! А я сумела заполучить и пирожное, и сумею его со вкусом съесть!

— Все это лишь обманчивая фантазия!

— Обманчивая или нет, но я воплощу ее в жизнь, — беззаботно отвечала ей Кэролайн, — а теперь мне пора спать, потому что завтра, во время обеда, я хочу блистать красотой! Я хочу нравиться Аделино!

И она обняла Орелию:.

— Спасибо тебе, дорогая. Я знала, что ты меня не предашь. Пожалуйста, и совсем ненадолго, убери подальше свою надоедливую Совесть, и в самый темный ящик комода. Достанешь оттуда в день моей свадьбы!

— О, Кэролайн, Кэролайн! — и Орелия засмеялась, хотя на глазах у нее блеснули слезы. — Ну, что мне с тобой делать!

— Делай то, что я хочу, — ответила неукротимая, неуправляемая Кэролайн и отправилась, как обещала, спать.

Орелия медленно разделась и тоже легла в постель.

Ей казалось, что в эту ночь ей не уснуть — мысли о Кэролайн и ее будущем будут терзать ее и не давать ни минуты покоя… И она действительно не заснула — но думала вовсе не о сестре. О маркизе.

Теперь она уже не сомневалась в своей любви к нему и боялась своих мыслей о нем, еще не вполне понимая, что они — давно уже неотъемлемая часть ее сознания и самой ее жизни. Да, это любовь! Его поцелуй в ноябре ее разбудил! И с первого же момента появления в Райд Хаузе она остро ощущала его присутствие в этом доме. Ему достаточно было войти в комнату, где она была, или ей увидеть его случайно, спускаясь с лестницы, чтобы ощутить волнение, от которого у нее перехватывало горло и сердце начинало учащенно биться. Она изо всех сил сопротивлялась непреодолимому желанию видеть его снова и снова, в гостиной ли, в столовой или из окна, когда он мчался на лошади в парк… «Да, я люблю его», — бесконечно твердила Орелия в своих беспокойных мыслях. И она стала молиться, страстно, истово прося Небеса о возможности счастья для маркиза и Кэролайн. И еще о том, чтобы Господь ей помог укрепить их счастье. Да, пусть они станут счастливы, она сделает все, чтобы их будущая супружеская жизнь содержала в себе хоть подобие счастья, даже если они не познают блаженства страстной взаимной любви!

А затем Орелия вдруг устыдилась, что, сдавшись под просьбами Кэролайн в ее поисках мимолетного развлечения, она наносит ущерб счастью маркиза, пытаясь покрыть амурные приключения его невесты с итальянским послом. «Это дурно и несправедливо», — понуро терзалась Орелия. Да, все так, но каким же образом она могла бы помешать свиданию Кэролайн с его превосходительством? Ведь даже если бы она не согласилась исполнить просьбу сестры, та, избалованная и своенравная, все равно не отказалась бы от свидания. Кэролайн верит, как обычно в таких случаях верят женщины, что никто ничего не узнает, что завистливый, недоброжелательный взгляд не заметит, как она себя ведет, и что такое поведение не станет поводом для злобных сплетен. Кэролайн — и такова уж ее натура — всегда будет рисковать репутацией ради страсти. Она похожа на ребенка, жадно глотающего ледяное мороженое и не понимающего, какой вред он себе наносит! Теперь она решила отдаться послу, и, увы, с этим ничего не поделаешь, остается лишь попробовать защитить Кэролайн от возможных последствий ее же собственной глупости! Орелия глубоко вздохнула и потерла кончиками пальцев виски. Голова болела, мысли распирали ей лоб…