— И как вы думаете, что она почувствует, когда узнает, что вы любите другую женщину?

— Джанетта еще учится в монастырской школе. Через год-два ее представят светскому обществу, и тогда же мы объявим о нашей помолвке.

— Не понимаю ваших иностранных обычаев, да и не нравятся они мне, и очень прошу ваше превосходительство не склонять Кэролайн на глупые и опасные поступки, которые могут разрушить все ее будущее.

— Уверяю вас, я вовсе не хочу причинить боль прекрасной Кэролайн и хорошо понимаю, что не должно быть никакого скандала. Это было бы не только неприятно и опасно для репутации Кэролайн, но и для моей репутации тоже, и вот именно поэтому, мисс Стэнион, мы нуждаемся в вашей помощи.

— Боюсь, что не понимаю вас! — тоном, в котором звучала полная безнадежность, отвечала послу Орелия: у нее возникло чувство, будто ее насильно увлекают в лабиринт проблем и сложностей, из которого нет выхода…

Надо обо всем поговорить с Кэролайн. Надо упросить ее не делать глупостей. Она заставит ее понять, как безответственно и неумно она поступает, собираясь именно сейчас вступить в любовную связь. И… это все так некрасиво по отношению к маркизу!

И он снова представился ей одиноким мальчиком, каким, по его словам, был, — мальчиком, росшим без любви и ласки, без единого друга, к кому он мог бы прийти со своими невзгодами, за помощью и советом…

Вслух же она сказала:

— Вы не должны так поступать, ваше превосходительство! Вы не можете не знать, как легко вы с Кэролайн станете добычей сплетен. Вы слишком известные в свете люди, чтобы никто ничего не заметил!

— Но мы это понимаем, и поэтому, мисс Стэнион, я прошу вас, ради вашей любви к Кэролайн, создать впечатление, что я скорее ваш поклонник — а не вашей кузины.

Какое-то мгновение Орелия думала, что, наверное, она ослышалась или не поняла, что он имеет в виду, но, взглянув вверх и встретив умоляющий взгляд его черных глаз, уже не могла сомневаться: он сказал то, что сказал.

— Я, разумеется, не стану делать ничего подобного, — резко отвечала она, — да как вы можете предлагать мне такое? Но, главное, это значит — поощрять безумное поведение Кэролайн, что, я уверена, нанесет вред и ее репутации, и вашей!

— Конечно, если мы будем неосторожно вести себя… Но, уверяю вас, мисс Стэнион, я человек очень опытный в подобных делах.

— О, в этом я нимало не сомневаюсь, — усмехнулась Орелия, — но позвольте мне заявить, теперь и на будущее, ваше превосходительство, что я не желаю участвовать в каких-либо заговорах и сделаю все возможное, лишь бы не позволить Кэролайн вести себя таким гнусным образом, учитывая ее помолвку со столь важным лицом, как маркиз Райд!

— Смело сказано! Я восхищаюсь вами, мисс Стэнион, и вашими принципами, но я ведь знаю, что вы любите Кэролайн и не захотите видеть, как она страдает от клеветнических сплетен «бонтона» или от скандала, который затронет ее честь, о чем вы сейчас упомянули. Вот поэтому я и уверен, что вы нам поможете!

— Нет, не стану я этого делать!

— Ну, думаю, что Кэролайн сумеет вас переубедить!

Как раз в этот момент танец закончился, и, стоя посредине зала, Орелия взмолилась:

— Пожалуйста, ваше превосходительство, не делайте этого! Это так дурно! Ваши поступки могут вызвать самые опасные последствия. Умоляю вас, отступитесь и забудьте о Кэролайн!

— Вы обе с ней так прекрасны, — отвечал ей посол, и блеск его антрацитовых глаз почти смущал ее, — и надо иметь каменное сердце, чтобы отказать вам в чем-нибудь. Однако я не могу отступиться ни от своего счастья, ни от того, чтобы сделать счастливой Кэролайн. Поэтому, мисс Стэнион, как бы ни хотелось мне ответить согласием на вашу просьбу, хотя бы по той причине, что это именно вы просите меня, мой ответ на ваше предложение будет отрицательным. Я не могу с вами согласиться! И могу только верить, что любовь в вашем сердце окажется сильнее холодного здравого смысла, управляющего всеми мыслями в вашей прелестной головке.

Говоря это, он улыбнулся обворожительно-обманной улыбкой и поднес ее руку, затянутую в высокую перчатку, к своим губам. Этот интимный жест по отношению к девушке или незамужней женщине не позволил бы себе ни один англичанин, тем более в танцевальном зале, и Орелия, остро сознавая, что за ними наблюдают, вспыхнула, стараясь освободить руку.

— Вы очаровательны! — воскликнул посол, и достаточно громко, чтобы его услышали стоявшие вокруг. Глаза Орелии гневно сверкнули в ответ на его многозначительные слова, но она не могла сделать ничего, что не ухудшило бы ситуации. Оглянувшись, у входя в зал она увидела маркиза. Он тоже стоял и наблюдал за ней!

Дальше вечер тянулся так медленно, что это было почти невыносимо. Орелия протанцевала с несколькими молодыми людьми, чьи имена едва ли могла припомнить на следующий день. Посол снова пригласил ее, но на «деревенский танец», не позволивший, к ее облегчению, вести личные разговоры. И наконец она снова оказалась в карете рядом с герцогиней, которая всю дорогу насмешливо перебирала гостей, почти о каждом сообщая что-то нелестное, но Орелия, погруженная в свои мысли, даже не составила себе труда вслушаться в ее речи.

Ее беспокоила Кэролайн. А еще — собственная совесть: как может она поучать Кэролайн, если влюблена в маркиза, ее жениха! А что сам маркиз может подумать о ее поведении с итальянским послом, который вел себя в подчеркнуто любовной манере?

Облегченно вздохнув, она вошла в конце концов в комнату, отведенную ей в Райд Хаузе, и только успела снять вечерний туалет, как к ней ворвалась Кэролайн:

— Миленькая, ну?.. Что ты о нем думаешь? Ведь правда, он прелесть?

— Если ты говоришь о его превосходительстве итальянском после, то он ведет себя самым презренным образом, недостойным для человека его положения в обществе!

— Как мы церемонны! — насмешливо воскликнула Кэролайн. — Но я знала, что ты будешь шокирована. Однако, Орелия, ты обязана мне помочь! Обязана! Мы не можем обойтись без твоей помощи, а я должна с ним увидеться! Как ты не поймешь, что я совершенно не могу перед ним устоять! Я таю от одного его…

— Кэролайн, как ты можешь быть настолько ветрена и неблагоразумна? — почти гневно прервала ее Орелия. — Неужели ты не способна понять, какой скандал поднимется, если станет известно — а так будет обязательно, — что столь значительный в глазах всего окружения человек, итальянский посол, влюблен в тебя без памяти и не скрывает этого сомнительной нравственности факта?

— Вот в том-то все и дело! Поэтому никто не должен об этом знать! Пусть все думают, что он осаждает тебя! Что это в тебя он влюблен — а этот факт уже не будет сомнительной нравственности, согласись!

— Нет, Кэролайн, так нельзя!

— Орелия, неужели ты можешь мне отказать в возможности иногда с ним встречаться? Если бы ты только знала, какое блаженство быть в его объятиях!

— Кэролайн, о таком не говорят! — устало упрекнула ее Орелия.

— Но ведь это так! Именно так! Он так божественно целуется — гораздо лучше, чем тот, другой мой итальянский поклонник, и он с ума по мне сходит, правда-правда! Я же не дурочка, пойми, Орелия, я ведь знаю, когда мужчина только флиртует, а когда по-настоящему влюблен…

— И куда это тебя заведет? — Орелия прижала ладони к вискам и уставилась в пол. — Он же на тебе не женится, он мне об этом сказал. Он помолвлен с богатой девицей там, у себя в Италии, но пока она еще учится в монастырской школе!

— Да будь у меня деньги, он завтра же послал бы эту девицу к черту — Аделино мне сам говорил!

— Ну, это очень легко сказать женщине, которая тоже помолвлена с кем-то другим!

— О, будь я богата, он бы женился на мне, а если бы он был достаточно богат, тогда и я, наверное, вышла бы за него замуж. Но мы с ним не можем даже помыслить о таком счастье и должны благодарить судьбу за те дары, которые она нам посылает, а эти дары, Орелия, весьма скудны, если учесть, что у нас с ним осталась только одна неделя!

— Неделя?.. Почему же только одна неделя? — растерянно уронила Орелия, несколько нелогично. Сообщение Кэролайн что-то задело в ее душе. — А! Его превосходительство собирается вернуться в Италию? — Она почувствовала странное облегчение от этого своего предположения.

— Нет, это я собираюсь через неделю сочетаться браком!

— Через неделю??? Но почему такая спешка? Я думала, свадьба состоится не раньше середины лета!

— Дело в том, что регент предложил Дариусу быть шафером на нашей свадьбе и потом устроить прием в Карлтон Хаузе. Это большая честь, и весь бомонд будет скрипеть зубами от зависти, ненависти и злобы, — и Кэролайн обворожительно улыбнулась. — Вот почему нам надо успеть до переезда его королевского высочества в Виндзор. Леди Хертфорд предпочитает жить в Виндзоре, куда может взять и всю свою семью. Так что мы должны с маркизом пожениться до Аскотских скачек, на которых всегда присутствует королева и даже выставляет там своих лошадей. Регент к моменту скачек будет уже в Виндзоре и не захочет снова возвращаться в Лондон.

Неделя! Словно мертвенная рука стиснула сердце Орелии! Когда Кэролайн выйдет замуж, ей придется уехать из Райд Хауза, и она сможет видеться с маркизом крайне редко, от случая к случаю… Ее охватило чувство неприкаянности и одиночества. Впереди — пустыня, пугающая пустота бытия…

— Да, остается только неделя, — повторила между тем Кэролайн, пока любовные бури сокрушали душу ее сестры, норовя поглотить в своих пучинах ее чувство долга, — только одна неделя, Орелия! А после этого, как тебе известно, мне предстоит вести себя с величайшим благоразумием, и не только с Аделино — с любым другим мужчиной! Дариус не потерпит никаких мало-мальски сомнительных и уж тем более скандальных слухов, связанных с именем его жены. — Она усмехнулась. — У него самого скверная репутация по этой части, он может смеяться над принципами, но когда дело касается его фамильной чести, тут он, будь уверена, в высшей степени щепетилен и горд!