— Вы все равно будете моей, и никакие силы в мире не смогут этому помешать.

Сначала Орелия подумала, что ослышалась, но, увидев его загоревшийся взгляд и хищный оскал, в ужасе отвернулась: да, он за ней охотится и ни за что не даст ей ускользнуть…

— Что с тобой, Орелия? — спросила однажды Кэролайн. — Его сиятельство без ума от тебя, это видно всем и каждому, и, дорогая моя, ведь он так богат! Я бы не могла пожелать тебе лучшей партии.

— Но он… слишком старый и… вдовец, — упрямо возразила кузине Орелия.

— Но у него такое великолепное поместье вблизи Гилфорда, и лошади одни из лучших, побеждают на всей скачках! А дом в Лондоне! Почти такой же роскошный, как Райд Хауз! И принц-регент удостоил графа своей дружбы! Ну как можно быть такой безмозглой и рассчитывать на поклонника, который может быть лучше?

— Не надо мне никаких поклонников, — вспылила Орелия. — Я вообще не желаю выходить замуж!

— Ну ты и гордячка! — воскликнула Кэролайн. — Знаешь, Орелия, мне иногда хочется тебя отшлепать! Пойми же, ты непременно должна хотеть выйти замуж, а иначе что тебя ожидает? Разумеется, в моем доме всегда для тебя найдется комната, дорогая моя, но ведь ты знаешь так же хорошо, как я сама, что это совсем не то, когда имеешь собственного мужа и свой дом. Неважно, нравится тебе зависимое положение или нет, люблю ли я тебя или нет, но ты будешь занимать место бедной родственницы! Это же неизбежно, если ты не выйдешь выгодно замуж!

И Кэролайн помолчала, чтобы ее слова дошли не только до слуха, но и до сознания ее оказавшейся такой строптивой сестры.

— Не упрямься, Орелия, — вкрадчиво продолжила Кэролайн, — ведь не тыква же у тебя на плечах, а голова, как я много раз тебе твердила! Никогда тебе не удастся поймать кого-нибудь лучше, чем его сиятельство граф Ротертон! А он так на тебя смотрел сегодня, что достаточно одной твоей улыбки — и он сделает тебе предложение!

— Нет, нет! Мне противно даже думать об этом, как ты не понимаешь! — с отвращением воскликнула Орелия.

Не потребовалось, однако, много времени, чтобы она поняла: граф слишком опытен и не поставит себя в положение стареющего кавалера, которому посмела отказать молодая и неискушенная особа вроде нее, и отказать по той причине, что его настоятельное внимание вызывает у нее испуг и неприязнь.

А потом Кэролайн обрушила на нее новость.

— Он объявил о своем намерении жениться! — патетически воскликнула она, врываясь в салон, где Орелия и герцогиня сидели в ожидании чая.

— О ком вы говорите? — полюбопытствовала старая дама, прежде чем Орелия успела вымолвить хоть слово.

— Его сиятельство граф Ротертон просил у меня позволения предложить руку и сердце моей подопечной, мисс Орелии Стэнион!

И Орелия побелела как мел.

— Ну, значит, дошел до крайности, — усмехнулась герцогиня, — а я-то думала, что граф будет более строг в соблюдении формальностей, когда он спрашивал меня, кто такая мисс Орелия Стэнион. Ну что ж, дитя мое, поздравляю вас! Даже я не смогла бы в молодости сделать более блестящей партии, а это самый большой комплимент с моей стороны.

— Его сиятельство с твоей помощью сделал мне предложение по всей форме, — изо всех сил сдерживая негодование, церемонно отвечала Орелия, всем корпусом повернувшись к экспансивной кузине, — и ты, будь добра, передай его сиятельству мой официальный ответ. Ответ же таков: я глубоко сознаю всю глубину снисхождения его сиятельства к моей особе, но не могу принять его предложения. Я отвечаю — «нет»!

— Орелия, но это же несерьезно! Одумайся, ненормальная! Ты, наверное, повредилась в уме! — яростно вскричала Кэролайн. — И я сразу заявляю, что отказываюсь передавать такой ответ графу Ротертону. Нет, я передам твой ответ… Но я скажу, что ты согласна, дурочка!

— Но это же неправда! — возмутилась Орелия. — Как ты можешь?

— Но будет правдой! — уверенно отвечала Кэролайн и чуть опустила голову, глядя на сестру исподлобья, как будто они собирались бороться.

— Разумеется, будет, — вторглась в их диалог герцогиня, — вы очень еще простодушны, Орелия, и потрясены тем, что такой влиятельный человек может вас пожелать в качестве супруги, но вы, конечно, примете предложение его сиятельства, и примете с благодарностью.

— Никогда! — взбунтовалась Орелия. — Никогда! Нет, нет и нет!

— О нет, примете, конечно же… Кстати, небольшое колебание перед тем, как дать положительный ответ, очень пленяет поклонников в наше время, когда все девицы так дерзко и откровенно охотятся за мужьями. Уверена, такой знаток человеческой природы, как его сиятельство, высоко оценит то, что вы не ухватились сразу же за его предложение, будто голодная форель за крючок с наживкой.

И герцогиня, довольная своей находчивостью в этой предсвадебной тяжбе, весело рассмеялась. А отсмеявшись, добавила:

— Да, может быть, вы и не опытная пожирательница сердец, но вы, конечно, знаете, как заставить мужчину сходить с ума от желания завладеть добычей, за которой он так охотится.

— Вот это верно, — с облегчением заметила Кэролайн, подхватывая игру, — и я понимаю теперь, как умно ведет себя наша Орелия! Пусть граф думает, что ты не в восторге от его настойчивости, а я охотно доведу это до его сведения. Если сбить с него немного спеси, это пойдет ему только на пользу, — и Кэролайн обворожительно улыбнулась кузине, — а то слишком уж много женщин пытаются завладеть его чувствами и устраивают за ним настоящие гонки, и это, надо сказать, его уже сильно испортило.

— Ну… пожалуйста… Кэролайн… дорогая моя сестра… Ну можешь ты понять, что у меня нет желания и никаких намерений выходить замуж за графа Ротертона? — отвечала в смятении Орелия, но она уже понимала, что и герцогиня, и Кэролайн не обращают на ее слова ни малейшего внимания, а вскоре ей стало даже казаться, что дамы заключили между собой негласный договор…

Отныне ее больше не оставляли с графом наедине, опасаясь, чтобы она не заявила ему о своем твердом и решительном отказе. Когда граф приезжал с визитом в Райд Хауз, дамы неотступно сопровождали Орелию, и каждый раз, когда она пыталась с ним объясниться, честно сказать, что об их браке не может быть и речи, они буквально не давали ей произнести ни слова. Орелия чувствовала, что графу это не нравится, что он недоволен постоянным вмешательством посторонних в их разговор, но, в отличие от герцогини и Кэролайн, он понимал, как на самом деле к нему относится Орелия, и намеренно игнорировал ее неприязнь.

Твердо решив, что граф обязательно должен узнать об истинном положении дел, Орелия написала ему письмо, попросила дворецкого отправить его на дом графу Ротертону и почти сразу же стала сомневаться в том, что поступила правильно. Дворецкий, наверное, осведомился у герцогини, надо ли ему исполнять поручения мисс Орелии, и было вполне понятно, чт ему ответили. Тем временем Орелия ежедневно получала от графа цветы и нежные записочки, а герцогиня и Кэролайн деловито обсуждали дела, связанные с предстоящим браком: то, каким должно быть приданое, где новобрачные проведут медовый месяц, и Орелия, слушая их, иногда хотела громко закричать от чувства полной и окончательной безысходности.

Наконец она решила, что единственный для нее выход — бегство. Если ее возражения тщетны и все ее доводы отвергаются с порога в самой категорической форме, если ее просьбы о какой-либо отсрочке свадьбы разбиваются о молчание дам как о глухую стену — значит, остается только одно: бежать, бежать, и как можно скорее. Как-то она, в приступе неукротимой паники, даже вообразила себе: вот ее насильно везут в церковь, и она становится женой графа по воле обстоятельств, сложившихся самым роковым образом! Ей стало плохо, ее сильно тошнило, до полной пустоты в желудке, а голова разболелась так, что она сама была вынуждена готовить себе отвар из целебных трав, но он не помог…

Но, с другой стороны, твердила она себе, находясь в более спокойном состоянии: ведь это же просто странно! Ей надо всего лишь увидеться с его сиятельством и со всею определенностью заявить об отказе стать его женой, и все устроится к лучшему, стоит ли так беспокоиться?

Однако герцогиня на вопрос Орелии, нельзя ли ей встретиться с графом, отвечала, что в этом нет никакой необходимости, да и вообще это не согласуется с правилами приличия, а впрочем, такая встреча станет возможной, как только в светскую «Газетт» будет послано объявление о ее помолвке, а граф собирается сделать это на следующей неделе.

— Но я не желаю быть женой графа и не раз вам говорила об этом! Я не хочу выходить за него замуж!..

— В мое время, — бесцеремонно перебила Орелию герцогиня, — строптивых девиц, которые вели себя в такой вот чудовищно-глупой манере, для вразумления секли розгами и сажали под замок, на хлеб и воду…

Потрясенная таким ответом, Орелия замолчала, однако герцогиня все же добавила, придав своему тону всю презрительность, на какую была способна:

— Кстати, неужели вы никогда не задумывались над тем, как это будет обременительно для Кэролайн и для моего внука, если вы всю жизнь будете висеть у них на шее? Вы же сами дали понять, что своих денег у вас нет… Впрочем, уверена, что ваша гордость, если ничто другое, не позволит вам быть для них постоянной обузой!

Слова герцогини вызвали в душе Орелии бурю: так вот оно что! Все верно, она станет пожизненным бременем не только для сестры своей, Кэролайн, но и для ее мужа, маркиза… И вот почему он подарил ей эти роскошные туалеты… Вне всякого сомнения, и она теперь отчетливо понимает это, потому что надеялся привлечь к ней внимание возможных поклонников, из которых кто-то мог бы жениться на ней, бессребренице…

С того дня, как они виделись в Девонширском дворце, Орелия и маркиз не встречались и не разговаривали… Да, ей теперь ясно: он намеренно избегает встречи с ней и, разумеется, тоже считает ее поведение с графом безрассудным, и к тому же граф его лучший друг!