— А между тем, — продолжала Мэтти, — ты была в Америке. С Джошем Фладом, наверное. Лопнуло терпение? О Боже, такой пустячок, а все тянется и тянется, не так ли? Не хочешь ли ты рассказать нам о последнем приключении? Нет? Ладно, подождем. У нас масса времени. Я уверена, что все это было очень волнующе. Но дело все-таки в том, что ты не можешь вернуться сюда, а устроила весь этот спектакль, потому что твоя лучшая подруга и бывший муж немножко согрели друг другу старые кости. Или ты, может быть, прости, не хочешь выглядеть самовлюбленной сукой? Вот так-то, моя милочка. — Мэтти прислушалась к эху собственных слов, а затем рассмеялась. — Ну, Джулия! Тебе нечего возразить?

«То, что сказала Мэтти, было правдой, — размышляла Джулия, — но это не заставит ее сохранить к ней прежнюю симпатию». Важно было не показать им, что это ее задело, и сохранить остатки собственного достоинства до того, как она покинет Леди-Хилл.

— Что же ты хочешь услышать, Мэтти? Ты ведь уже все сказала.

Джулия встала и оперлась руками на изогнутую спинку стула.

— И ты, разумеется, во всем права. Эгоизм хуже предательства, я согласна. — Она резко повернулась к Александру. — Извини, Александр, мы с Лили уедем завтра утром.

Он кивнул. Было ясно, что ему была отвратительна эта сцена и то, что он был ее молчаливым свидетелем. Мэтти и в этом была права. Александр принадлежал к среднему классу. Чина никогда бы не допустила подобного скандала.

Джулия аккуратно придвинула к столу свой стул, чтобы не нарушить общей гармонии.

— Я пойду лягу. Спокойной ночи, Мэтти. А тебе, Александр, спасибо за приют.

Когда она дошла до двери, Мэтти протянула руку, чтобы наполнить опять свой стакан. Александр не сделал этого, и она сама взяла бутылку и налила себе, однако, не рассчитав расстояния, опрокинула стакан, и вино разлилось по столу и стало стекать на пол.

Александр неподвижно наблюдал за ней.

— Черт! — сказала Мэтти. — О черт! Почему я так глупа?

Джулия направилась в спальню, которая находилась в дальнем конце галереи, оставив тех двоих внизу. Она разделась и долгое время лежала, глядя в темноту. Позже она слышала, как Александр и Мэтти поднялись наверх, каждый по отдельности. Ее комната была слишком далеко, чтобы можно было определить, куда пошла Мэтти: в спальню Александра или в свою комнату…

Утром Джулия вяло собрала вещи Лили и уложила в машину. Лили, вся в слезах, побежала в загон попрощаться со своим пони, и к девяти часам они были готовы к отъезду.

Александр вышел попрощаться. Лили спрятала лицо у него на груди, и он обнял ее, уверяя, что будут еще каникулы и что Леди-Хилл сохранится в прежнем виде.

— Таких веселых каникул, как эти, у меня больше не будет, — рыдала девочка.

— Будут точно такие же, — говорил он, подбадривая ее.

Джулия восхищалась линией поведения Александра с Лили. Как подчеркивала сообразительная Мэрилин, Лили, по крайней мере, очень повезло с отцом.

Уже сидя с Лили в машине на заднем сиденье, Джулия в последний раз сказала ему:

— Извини меня.

— Перестань извиняться, — ответил Александр. — Ведь я же не извинился перед тобой, как, впрочем, и Мэтти. Почему же ты это делаешь?

Они не прикоснулись друг к другу. Джулия хотела спросить: «Что будет дальше?», но была слишком горда, чтобы задавать вопросы. Машина тронулась с места.

Мэтти не появилась вообще.

Две или три мили они проехали молча. Лили, нахохлившись, тихо сидела и вдруг неожиданно спросила:

— Вы что, поссорились с Мэтти?

— Нет, — малодушно солгала Джулия. — Конечно же, нет.

Все путешествие в обратную сторону они проделали в мрачном молчании.


Мэтти задержалась в Леди-Хилле еще только на один день. Как бы подтверждая, что прекрасные каникулы подошли к концу, внезапно изменилась погода. Огромные плотные тучи обложили небо. Резкий холодный ветер низко пригибал к земле траву, а потом пошел дождь, принесенный откуда-то с востока. Мэтти сняла с вешалки свои легкие платья и уложила в чемодан.

Она вернулась в спальню, где провела первые пять дней. Казалось, что это было очень давно.

— Не уезжай, — мягко сказал Александр, — если тебе не хочется.

Мэтти помолчала, раздумывая.

— Мы не можем всегда делать то, что нам хочется, — сказала она.

Оставшись одна, она, вздыхая, упаковывала вещи и поглядывала на дождь.

Александр отвез ее на станцию. Она не позволила ему выйти на платформу вместе с ней, чтобы дождаться поезда. Они попрощались на парковке, под завывание ветра.

— Прости, если я спутала карты вам с Джулией, — сказала она.

Александр посмотрел на нее с высоты своего роста, потрогал блестящие завитки ее волос, которые она тщательно заколола и убрала за уши. В теперешней Мэтти уже не было никакой фривольности.

— Ты здесь ни при чем. Это случилось давным-давно.

— Так ли это? — И добавила: — Что мы все натворили!

— Что ты собираешься теперь делать?

— Возьмусь за работу, — ответила Мэтти. Перспектива была невоодушевляющей, но она не хотела, чтобы Александр догадался об этом. Он обнял ее и прижал к себе.

— Мне было так хорошо все это время, — сказал он, и Мэтти отметила, что ей нравится простота его слов. Нравилось также и то, что он не подавал ей надежды. Не говорил никаких дежурных фраз: «если бы все сложилось иначе…» или «мы еще встретимся…»

«Во всем мире найдутся лишь двое или трое мужчин, достойных любви», — вспомнила она.

— Мне нужно идти. А то поезд придет раньше, чем я куплю билет.

Он еще какое-то мгновение прижимал ее к себе. Они поцеловались, но как-то вяло, без всякого чувства. Затем Мэтти взяла свой чемодан и пошла к билетной кассе.

В поезде, затиснутая между отдыхающими, Мэтти долго смотрела в окно на бьющий по стеклу дождь.

Она твердила себе: «Я не знала, что Джулия хотела вернуться к нему. Почему я должна была догадываться об этом?»

Она также думала: «Джулия всегда была дурой». И устало добавляла: «И почему она сваляла дурака именно в этом, самом важном деле?»

В купе ехали трое маленьких детей с родителями. Мэтти смотрела, как самый маленький карабкался к отцу на колени, раздумывая, не улыбнуться ли им и не подружиться ли на время путешествия? Но тут же решила, что для этого у нее слишком мрачно на душе, и ее мысли приняли другое направление: нет ли в поезде бара, а если есть, то когда он начнет работать.


Джулия вернулась к своей работе.

В магазине скопилась масса дел, которые ожидали ее вмешательства. Она просматривала бумаги, распаковывала и проверяла все поступившие по контрактам образцы, объехала три остальных магазина, вселив надежду на поступление новых товаров и подняв настроение у служащих. Все было как всегда, но только скучнее. Бизнес шел вяло, как это обычно бывало во время летних отпусков, а осенний наплыв покупателей, высматривающих что-нибудь новенькое в надежде оживить свои спальни или прихожие, еще не начался.

Джулия позвонила Феликсу в «Трессидер дизайнз».

— Приходи на ланч.

— Джордж в больнице.

— Я не знала. Что-нибудь серьезное?

— Пока нет. Но ему не становится лучше. И я думаю, вряд ли будет улучшение.

— Извини, Феликс. Я ничем не могу помочь?

— Закажи мне что-нибудь на обед. И подбодри меня.

— Я сделаю все, что в моих силах, — пообещала Джулия, но в словах ее было мало обнадеживающего.


Джордж Трессидер был привередливым пациентом. Он лежал в отдельной палате, но брюзжал и жаловался, что это самое отвратительное помещение, какое он когда-либо видел. Стены были покрашены в бирюзовый цвет, а на окнах висели современные голубые с красным занавески из набивного ситца и жалюзи.

— Не принести ли мне сюда немного ситца фирмы «Трессидер» и повесить вместо этих? — полушутя спросил Феликс.

— Если завязать глаза, сойдут и эти, — ответил Джордж, словно жалкое эхо своего былого остроумия.

Феликс улыбнулся. Джордж держался храбро, несмотря на скверное настроение.

Мышечный паралич прогрессировал и был уже в такой стадии, что Джордж не мог двигаться без посторонней помощи. Когда ему бывало получше, он сидел в кресле на колесах, прикрыв ноги пледом. Он казался стариком. Осознавая это, он протянул к Феликсу руки. Тот подошел, нагнулся и сжал его пальцы. Цветущее лицо Феликса еще больше подчеркивало серый оттенок кожи Джорджа.

— Не нравится мне все это, — сказал Джордж.

— Знаю.

Феликс взял его голову и прижал к своему плечу. Он смотрел на седую голову Джорджа и заметил плешь, проглядывающую между поредевших прядей волос.

Именно после этого визита к Джорджу Феликс и Джулия встретились за ланчем.

— Ну как он? — спросила Джулия.

— Сказали, что скоро могут отпустить его домой.

— Значит, ему лучше?

Феликс не смог ответить на этот вопрос.

— Я лучше буду присматривать за ним дома. Он не переносит больничной обстановки.

Джулия печально посмотрела на него. Она поняла, что случилось. Ей никогда особенно не нравился Джордж Трессидер, но перспектива надвигающейся смерти казалась ужасной, страшной несправедливостью. Она попыталась представить, что это будет значить для Феликса. Он сидел по другую сторону столика, отрешенно глядя в меню, и был таким же привлекательным, как всегда, но в уголках его губ появились тревожные складки, а в черных волосах — первые серебряные нити.

— Можно мне навестить его? — спросила Джулия.

— Конечно. — Он дал ей подробный адрес, и Джулия записала его в записной книжке, которая теперь всегда присутствовала в ее дамской сумочке. — Это его состарило, — неожиданно сказал Феликс. Он как бы подготавливал ее к тому, что она увидит. — Ведь ему всего лишь шестьдесят два года. А выглядит на десять лет старше.