Скверные девчонки

Книга вторая

Глава восемнадцатая

В понедельник утром Джулия опять приступила к работе в фирме «Трессидер дизайнз». С помощью объявления в местной газете она нашла для Лили женщину для присмотра за ребенком. Это была некто миссис Форган, проживавшая в небольшом домике с террасой неподалеку от Вердл-Энд. У нее было двое своих детей, уже школьников, а кроме того, она присматривала еще за одним маленьким ребенком, мать которого тоже работала. Джулия заметила, что в доме чисто и много игрушек. Позади дома был даже маленький садик, в котором дети могли играть в летнее время. Джулия решила, что нехватка теплоты у миссис Форган всего лишь своего рода профессиональные издержки. Она обладала умеренным чувством симпатии к детям, и Лили благополучно поступила к ней на попечение.

Что касается Александра, то в разговоре с ним Джулия слегка приукрасила достоинства воспитательницы.

— У нее большой опыт по уходу за маленькими детьми. Она сама мать и занимается этим уже много лет.

— Мне неприятно даже слышать об этом, — ответил Александр.

Джулия старалась, чтобы ее голос звучал бордо и убедительно.

— Все это делают, Александр. В наше время большинство матерей работают. И к тому же я сразу же заберу ее, если увижу, что Лили там плохо.

Но оставить Лили в это первое утро было самым тяжелым делом, которое предстояло Джулии.

— Я приду повидать тебя во время ланча, — пообещала она и пошла к парадной калитке. Она старалась закрыть уши, чтобы не слышать протестующих воплей Лили, но они на протяжении всего утра отдавались у нее в ушах.

В «Трессидере» она заняла свое прежнее рабочее место за столом, стоявшим перед дверью, ведущей в святая святых — дизайнерское бюро. Джулия вдруг подумала о том, что никогда не пыталась устроиться по другую сторону. Работа оказалась почти такой же, как и четыре года назад, разве что клиенты теперь были более знатными и более богатыми — причем обе эти категории никогда не совмещались. Представители старинной аристократии буквально толпились у Джорджа, но у них было гораздо меньше денег, которые они могли бы потратить, чем планов и объема предполагаемых работ. А новая элита модных дизайнеров и популярных звезд и фотографов стала прокладывать дорожку к Феликсу. Оба были буквально одержимы навязчивой идеей следить за своим внешним видом и обстановкой. Для создания необходимого эффекта у них было гораздо больше денег, чем когда-либо в казне Джорджа в прошлом. Сопоставляя все это с собственным невзрачным жильем на Гордон Мэншинс, Джулия не переставала восхищаться, а иногда даже испытывать самую настоящую жгучую зависть.

В первый же перерыв на завтрак Джулия помчалась в Верлдс-Энд. Лили в это время ела жареные бобы с ломтиком хлеба, сидя среди кучи игрушек. Сначала она уцепилась за Джулию, но потом довольно спокойно отпустила ее, когда той пришло время возвращаться на работу.

В конце первой недели миссис Форган предложила Джулии отказаться от обязательных ежедневных посещений в середине дня.

— Вы понимаете, ее, а также и другого ребенка выбивают из колеи эти ваши ежедневные приходы в обеденное время. Лучше предоставьте ее мне на весь день.

— Хорошо, — неохотно согласилась Джулия. Она вспомнила о подобных обеденных перерывах, о Бетти и жизни на Фэрмайл-роуд. Своей удивительной опрятностью и чистотой домик миссис Форган начал напоминать ей дом на Фэрмайл-роуд.

Итак, Гордон Мэншинз, миссис Форган и «Трессидер дизайнз» явились начальной вехой долгого, однообразного периода жизни Джулии.

По утрам они с Лили садились в метро, а потом на автобус, идущий на Верлдс-Энд, а затем Джулия стрелой неслась обратно на Кинг-роуд, чтобы вовремя успеть на работу. В ее обязанности входило открывать магазин для первых алчных искателей новинок художественного оформления. Вечером, приблизительно часов в шесть, она забирала Лили, и они проделывали весь обратный путь в самый час пик. Скоро Джулия поняла, что ей следовало бы поискать няню поближе к дому или, в крайнем случае, к ее работе. Может быть, им пришлось бы больше времени проводить врозь, но зато не надо было бы так много таскать Лили в транспорте. Но теперь, когда Джулия так хорошо устроилась с миссис Форган, она не хотела порывать с ней.

Когда они вечером добирались до дому, нужно было кормить Лили ужином и купать ее перед сном. В это время они обе обычно чувствовали усталость и бывали раздражительны. Джулия понимала, что очень мало видит Лили в течение недели, и все-таки в конце дня даже этот короткий час с ребенком казался ей слишком утомительным. Она кричала на Лили, когда та проливала сок или размазывала еду, и невольно сокращала время, отведенное на сказки, потому что вскоре начинала клевать носом над страницами книги.

Однажды девочка подхватила простуду. Миссис Форган объяснила, что другой ребенок, Уоррен, оказался болезненным и, по ее словам, заражал всех, кто находился рядом с ним. Когда Лили наконец уснула, Джулия задержалась у кроватки, прислушиваясь к ее затрудненному дыханию и приложив тыльную сторону ладони к пылающим щечкам ребенка. Сознание вины и беспокойство были столь остры, что она сжалась от боли. Она наклонилась, чтобы поцеловать дочь, рискуя разбудить ее, как бы прося у нее прощения.

У Джулии было достаточно друзей в Лондоне еще с ранних времен совместной жизни в одном квартале и в период знакомства с Александром, но никто из них, как оказалось, не вел такой жизни, как Джулия. Большинство не были женаты, ни у кого не было детей. Все они хорошо относились к Джулии, и она получала массу приглашений, но наемные няньки стоили довольно дорого, и она не всегда могла себе это позволить и поэтому гораздо чаще отказывалась от приглашений, чем принимала их. Скоро все друзья отошли от нее и она все больше и больше вечеров проводила дома в одиночестве, погружаясь в чтение, уносящее ее в совершенно иной мир.

Во время уик-эндов Джулия старалась искупить свою вину перед Лили, посвящая ей все свое свободное время. Они отправлялись на прогулки в Коралз Филдс или в зоопарк в Регентс-парке, который малышке очень нравился. Иногда они проводили полдня, сидя на скамейке в обезьяньем домике, наблюдая за грустной гориллой. Ходили также в местные бани, и Джулия терпеливо учила Лили плавать. Когда установилась более теплая погода, они стали ездить на пикники в Хэмпстедскую Пустошь, потом стали посещать Бетти и Вернона.

Лили считала недолгие поездки на поезде самым интересным приключением, а опрятный, красиво декорированный и украшенный орнаментом интерьер Фэрмайл-роуд казался ей восхитительным и сказочно прекрасным.

«Как бабуся Смит» — стало одной из излюбленных фраз Лили, выражавших высшее одобрение. Бетти разрешала ей открывать все дверцы буфета и копаться в ее шкатулке с украшениями, чего Джулии никогда не позволялось делать. Лили могла завешивать обеденный стол скатертью так, чтобы получалась палатка, в которую она стаскивала подушки и одеяла, на что Джулия смотрела с неодобрением.

— Она ведь ребенок, — с нежностью говорила Бетти. — Бедное наивное дитя. Пусть поиграет.

Слова «бедное наивное дитя», как понимала Джулия, подразумевали то, что Лили живет без постоянного присутствия отца, который ходил бы на службу и возвращался домой точно в полшестого вечера, как это делал Вернон. Джулия могла бы сказать: «Лили счастлива. По крайней мере, гораздо более счастлива, чем была я в детстве», но сдержалась.

— Что же все-таки случилось? — шепотом спросила Бетти с любопытством и едва заметной радостью, которую не могло скрыть даже чувство разочарования, так как подтвердилась ее правота, что люди, принадлежащие к разным классам, не должны сходиться.

— Мы с Александром последнее время не были счастливы вместе, — просто сказала Джулия. — Мы разошлись и, я думаю, со временем оформим развод. Но обязанности относительно Лили мы, разумеется, выполним оба.

Вернон, сидя в кресле в ленивой воскресной позе, в шлепанцах из шерстяной шотландки, сказал, что развод — это грех. Вынеся свой вердикт, он развернул газету и погрузился в чтение. Бетти согласно кивнула, выражая свое обычное, отработанное до автоматизма согласие с «правотой отца», но все же она смотрела на Джулию с тревожным сочувствием.

Джулия не пыталась спорить или добиваться их понимания. Создавать подобные проблемы не имело никакого смысла. Она была благодарна родителям за возможность воскресного отдыха, который мог ей предоставить Фэрмайл-роуд. Обстановка дома подавляла ее, но она мирилась с этим. Зато Лили была в восторге. И Джулия уговаривала себя, что это самое главное.

— Ты только посмотри на нее, — умиленно приговаривала Бетти, когда Лили тащила по полу очередные подушки, сминая по пути ковровые дорожки, отчего тряслись и дребезжали на буфете фарфоровые собачки, грозя свалиться на пол. — Да благословит Бог ее живую душу.

В поезде, по дороге домой, Лили сказала:

— Я люблю бабусю Смит.

Джулия улыбнулась в ответ.

— Очень хорошо. Бабуся Смит тоже любит тебя.

Слишком поздно было спрашивать у Бетти: «А как насчет моей живой души, когда я была в ее возрасте?» Да и вряд ли она получила бы ответ.

Джулия вспомнила критическое отношение к Мэтти и опять улыбнулась.

Ей не всегда все удается, но, по крайней мере, она старается.

В первые два-три месяца Александр регулярно приезжал повидаться с Лили. Перед первым его визитом Джулия изо всех сил старалась украсить и обставить, превратить свое жилище в то, что соответствовало бы представлению Александра о приличном доме.

Когда он приехал, она и жаждала его одобрения, и злилась на себя за это желание. Александр окинул взглядом прочную, но подержанную мебель и свежевыкрашенные стены. В спальне Лили, где к стенам были приколоты последние рисунки девочки, он долго стоял, глядя на цветные кружки и линии.