Она сказала:

— Поместье Леди-Хилл, пожалуйста.

Он вынужден был попросить ее повторить адрес, так как она произнесла его очень тихо.

Под яркими лучами солнца сельская местность, казалось, умылась и сверкала чистотой, избавленная от всего наносного.

Джулия остановила такси, немного не доезжая До каменных столбов у поместья Леди-Хилл. Она расплатилась с шофером и пошла по подъездной дорожке под сенью деревьев. Чередующиеся блики света и тени скользили по ее лицу, создавая иллюзию быстрой смены контрастов и нарушаемой тишины. Перед поворотом, из-за которого должен был показаться дом, она снова остановилась, чувствуя, как ручка чемодана больно врезалась в ладонь. Она ощутила острые, характерные для села запахи травы и навоза. Странно, подумала она ни с того ни с сего, почему это я никогда не обращала внимания на городские запахи. Они были для нее обычными и естественными, как прочная мостовая под ногами.

Джулия глубоко вздохнула, и ее мысли переключились на другое. Она понимала, что намеренно оттягивает момент поворота за угол. Она боялась увидеть Александра. В прошлом ее прирожденная дерзость могла бы помочь ей выйти из затруднительного положения, но в данный момент, когда она так презирала себя, трудно было принять независимый вид.

Она переложила чемодан в другую руку и устало потащилась дальше. Прямо за поворотом тисовой аллеи стоял дом. Новая крыша навязчиво сверкала, но пустые окна под ней были подобны слепым глазам, которые не могли ее увидеть. Она взглянула влево, по направлению цветочного бордюра. Клумбы синего дельфиниума и яркие белые шапки колокольчиков заставили ее замереть от восхищения. Но она пересилила себя и направилась прямо к хмурому дому.

Она прошла через новую парадную дверь, отмечая в который раз грязные черные следы, оставленные на кирпичной кладке жадным дымом. В обитаемом крыле дома комнаты были опрятно убраны, игрушки и кубики Лили разложены по коробкам рядом с ее столиком. Джулия знала, где должны были находиться муж и дочь. Она опять вышла из дому, свернула во внутренний двор, глядя на неподстриженную траву под яблонями, и направилась к беседке. Александр был там; он склонился над Лили, сидевшей на своем коврике у его ног. Джулия пошла к ним, машинально неся сумку, которая напоминала ей о ее бегстве.

Лили первая увидела ее. Она подняла голову и радостно закричала. Джулия подбежала к ней, опустилась на колени и, схватив один пухлый кулачок, стала целовать его и розовые щечки ребенка, бормоча:

— Лили… О, Лили, я люблю тебя.

Лучезарно улыбаясь, Лили закричала:

— Па! — единственное слово, которое для девочки значило очень многое.

Оцепенев, Джулия медленно выпустила мягкую детскую ручонку и поднялась на ноги. Александр не сделал ни одного движения; их глаза встретились. Она сразу же поняла, насколько он был зол. Она тщетно пыталась что-то сказать, но слова застряли в горле.

— Где ты была? — спросил Александр.

Не было никакого смысла лгать или просто уклоняться от ответа. Единственно возможной была только правда.

— С Джошуа Фладом, — просто сказала Джулия.

Кулаки Александра сжались, и какое-то мгновение ей казалось, что он хочет ударить ее. Но вместо этого, пристально глядя на нее, он сказал:

— Но мы с тобой женаты. Ты моя жена, Джулия.

Внутри нее нарастал гнев. Она холодно ответила:

— Кроме того, что я твоя жена, я еще и многое другое. Но тебе на это наплевать, не так ли?

Они смотрели друг другу в глаза; была минута, когда можно было сказать нужное слово, но ни один из них не произнес ничего.

Наступило мрачное молчание.

Его нарушила Лили, радостно приковылявшая к ногам Джулии и беспрестанно кричавшая:

— Па!

Растерявшись от смешанного чувства вины и негодования, Джулия опять склонилась к ней. Она хотела как-то загладить свою вину перед ребенком, но от волнения делала это очень неловко. Открыв сумку, она достала из нее огромную куклу Джоша. Протягивая ее Лили, Джулия сознавала неуместность этого жеста.

— Смотри, Лили, вот тебе бэби, будешь с ней играть.

Соломенного цвета косы куклы перекинулись вперед, а широко открытые голубые глаза закатились. Лили бросила на куклу полный ужаса взгляд, и ее нижняя губка скривилась и оттопырилась, личико сморщилось, и она издала протяжный вопль, опрокидываясь назад, ища защиты у ног отца и пытаясь спрятать лицо. Он прижал ее к своему плечу и стал успокаивать, а Джулия застыла с куклой, нелепо повисшей у нее в руке. Она бросила куклу обратно в сумку, и та издала тонкий жалобный писк «ма-ма». Лили спрятала лицо на плече отца, разметав черные локоны, кое-где зацепившиеся за грубую шерсть отцовского свитера. Отчаянный крик перешел в приглушенные рыдания. Джулии хотелось подойти и поправить локоны дочери, а затем спрятать там и свое лицо. Но вместо этого она еще какое-то время продолжала тупо стоять на месте, а затем повернулась и пошла к дому, оставив мужа и дочь под яблоневыми деревьями. Это было начало конца.

На укрепление их брака ушло полтора года, но после нынешнего дня едва ли оставался реальный шанс для возвращения к прежнему.

В течение последовавших печальных месяцев Александр, казалось, нашел в себе неистощимые запасы энергии. Он почти полностью направил силы на восстановление Леди-Хилла, причем первое служило обоснованием для второго, а вместе — для создания хоть какого-то удобства в доме. Он отправлялся куда только мог, чтобы получить заказы на работу, и наконец стали поступать комиссионные. Фильм, который он поставил через год после их свадьбы, располагая очень незначительным бюджетом, неожиданно имея поразительный успех. Тематическая музыка Александра за последние две недели заняла прочное место в хит-параде. Так как его имя становилось известным, а авторские гонорары неуклонно росли, Александр обнаружил, что объем работы у него стал больше, чем тот, с которым он мог справиться. Но он упорно брал еще и еще и усердно трудился. Стимулом для его энергии была Лили, а деньги поглощал Леди-Хилл.

Вернулись Миннз и его люди, а вслед за ними приехали Джордж и Феликс. Декораторы прошествовали через пустые, оскверненные пожаром комнаты, хмурясь и ворча о ценах на загородные дома, где можно было прилично заработать.

Джулия следовала за ними, слушая вполуха. Джордж и Феликс, как она заметила, уже составляли одну бригаду. Сначала, благодаря общему энтузиазму, у них рождались идеи, которые затем они пасовали друг другу, подобно теннисным мячам при быстром обмене ударами. Если один из них начинал предложение, другой, не задумываясь, мог его закончить. Они даже стали похожи друг на друга, напоминая пару лоснящихся породистых котов, в этих серых костюмах и шелковых фуляровых галстуках.

— Прекрасный, прекрасный дом, — слышала она рокочущий голос Джорджа. — Знаете, этот ваш пожар мог оказаться благословением для него.

Джулия хотела возразить, мол, это не я устроила пожар, но она знала точно, что он был и всегда будет «ее пожаром».

— Я говорю просто с точки зрения дома. Конечно, это трагедия… — опомнился Джордж и сдержанно кашлянул. — Эти старинные фамилии халатно относятся к своим родовым поместьям, — добавил он более бодрым тоном. — Теперь, когда появилась возможность отреставрировать дом и восстановить детали, мы сможем увидеть его таким, как прежде. Во всем его былом великолепии.

— Если мой муж будет в состоянии позволить себе осуществить великолепные планы вашей компании, — сухо заметила Джулия. Джордж резко взглянул на нее, высоко подняв брови, но решил, что благоразумнее будет промолчать. Краешком глаза она заметила приближающегося Феликса. Она знала, что он смотрит на нее, и отвернулась. Он тщательно подбирал обуглившиеся остатки панельной обшивки, и поднявшийся от этого запах горелого ударил ей в нос. Она хотела убежать от этого тошнотворного запаха и от выставляемой напоказ близости между Джорджем и Феликсом. Она с горечью подумала, что в данной обстановке выказываемое ими удовольствие выглядит почти неприличным и что это обычное явление, когда несчастье одних приносит удачу другим.

— Извините меня, — пробормотала она и пошла прочь.

Феликс с мрачным выражением лица посмотрел ей вслед.

Джордж покусывал губы.

— Бог ты мой, что заставило такого человека, как Александр, жениться на ней? Для чего-то другого она бы сгодилась, но жениться…

— Почему он на ней женился, я понимаю, — тихо заметил Феликс. — Но что меня удивляет гораздо больше, так это почему она вышла за него?

За те два-три визита в Леди-Хилл он понял достаточно, чтобы вся его симпатия перешла на сторону Джулии. Он увидел ее образ жизни во время частых отлучек Александра, ее одиночество под обветшалой оболочкой уцелевшего дома, скрашиваемое разве что присутствием ребенка. Джулия была одинока, а она не переносила одиночества. А когда Александр приезжал домой, он был вежлив, но слишком замкнут. Феликс догадывался, что его отчужденность была средством самозащиты и что Джулия нанесла ему какую-то глубокую рану, но он знал также и о попытках Джулии к примирению, и он догадывался, что что-то большее, чем супружеская измена, стоит между ними. Наблюдая за этими двумя, он начал понимать другую сторону жизни Александра и подозревал, что если он сам не заметил этого раньше, то и Джулия могла это проглядеть. Александр был истинным англичанином и аристократом до мозга костей.

Феликс усмехнулся. Летом 1962 года сама мысль о делении на классы казалась нелепой, и вдруг в образе Александра перед ним реально предстала эта проблема во всей своей незыблемости. Александр был воспитан в традициях бережного отношения к чувству собственного достоинства и следования догмам англиканской церкви. В юности он допускал кое-какие отклонения, но когда пришло время, он сделал то, чего от него ожидали, и ждал того же от своей жены. Только его требования были отмечены определенной твердостью. Он сделал Джулию леди Блисс и теперь хотел, чтобы она стала матерью его детей, которая могла бы председательствовать на заседаниях совета жен церкви. Казалось, он не допускал того факта, что Джулия пришла к нему, когда он был еще музыкантом из Челси.