Когда она закончила письмо, то перечитала и порвала. «Все закончилось, — сказала она себе. — Закончилось, как Блик-роуд, квартира на старой площади и безрадостные дни работы в фирме Трессидера. Печаль и чувство потери, незавершенного дела — это часть взросления. Пора научиться жить как все».

Следующее, что она предприняла, это устроилась на работу в отдел редакции престижного журнала, сообщив об опыте работы у Трессидера. Удивительно, но работу она получила. Александр был доволен и горд, и поэтому она сама стала гордиться собой. Постепенно их жизнь начала превращаться в богемную рутину. Александр сочинял музыку и исполнял ее на трубе или рояле. По вечерам они устраивали шумные и продолжительные вечеринки, приглашая своих старых и новых друзей, или посещали джаз-клубы, или сидели, взявшись за руки, в маленьких бистро, а потом торопились домой. Это было счастливое, беззаботное, полное удовольствий время.

— Мне нравится быть замужем, — сказала Джулия Мэтти. — Кто бы мог подумать?

— Ну хотя бы я, — подсказала Мэтти. — Хотела бы я найти кого-нибудь, пусть даже наполовину такого порядочного и милого, как Блисс.

— Ты найдешь, — пообещала Джулия. — Только подожди какое-то время.

Ни одна из них не упомянула о Джимми Проффите.

Примерно через три месяца после свадьбы у отца Александра случился удар. Сначала казалось, что он поправится, но через неделю он умер.

Джулия не поняла, что означает смерть этого старого человека. Ей не пришло в голову, что после похорон, после всех формальностей, связанных с завещанием и разделом наследства, они уже не вернутся в квартиру на площади Маркхэм и прежняя веселая жизнь останется позади.

Александр был нежным, но абсолютно непреклонным на этот счет.

— Мы задержимся здесь ненадолго. Отец умер, и мне надо управлять имением и хозяйством.

Джулия спросила:

— Некоторое время — это сколько?

Александр обнял ее.

— Леди-Хилл — это мой дом. — Он поймал себя на слове и поправился: — Наш дом. Я не могу быть отсутствующим хозяином.

Она уже поняла, в чем дело, но хотела, чтобы он прямо сказал об этом.

— Что это значит?

— Я хочу, чтобы мы жили в Леди-Хилле.

— А как же моя работа, Алекс? Мне нравится то, что я делаю. И я думала, тебе тоже нравится. — Сейчас ей казалось невозможным упустить свой шанс, единственную работу, к которой у нее были призвание и талант.

Александр не ушел от ответа.

— Я считаю, что Леди-Хилл — тоже работа. Для нас обоих. — Он смотрел прямо ей в глаза, с убеждением, что она сделает так, как он просит.

Мужчины вроде Александра Блисса — сэра Александра (а ведь она стала леди Блисс), напомнила она себе, — воспитаны так, чтобы на все получать согласие у своих жен. Фэй, определенно, всегда была согласна. Чина, вероятно, нет. Александр был умным, чувствительным, отзывчивым, были у него и другие достоинства, за которые Джулия полюбила его, но в нем был жив также его отец. Она выпрямилась, готовая бороться с ним.

А потом она вспомнила их первый приезд в Леди-Хилл, когда она увидела Александра, воодушевленного этим тихим мрачным местом, и влюбилась в него. Он сказал ей, что когда-нибудь будет жить здесь. «Когда отец умрет, — сказал он тогда. — Таково условие».

И она одобрила этот договор, приняв его условия. Она даже завидовала происхождению Александра, его корням, раскинувшимся по землям Леди-Хилла. Не было оснований возражать и роптать. Джулии было свойственно схватывать все на лету, и ей понадобилось несколько секунд, чтобы принять решение.

— Да, — согласилась она. — Работа приходит и уходит. Если мы собираемся жить здесь, Александр, нам следует привести это место в порядок.

Довольный и счастливый, он просиял, и Джулия почувствовала удовлетворение от своей тайной жертвы. Александр обнял ее крепче.

— Разумеется, мы оживим этот дом. Ты говорила, что ему нужны толпы людей. Соберутся все, ты же знаешь. Можно быть совершенно уверенными в этом.

— Мы должны устроить праздник. Отметить новоселье. — Джулия выскользнула из его рук и в возбуждении закружилась по комнате. — У нас будет чудесное новоселье. На Новый год. Лучшая вечеринка всех времен! Ты согласен?

Александр с любовью следил за ней.

— Непременно, — ответил он. — Что еще ты хочешь предложить?


Итак, Джулия уволилась из журнала, и они закрыли квартиру на площади Маркхэм.

— Только не продавай ее и не сдавай никому, — попросила Джулия. — Ведь остаются уик-энды и праздники…

Александр мог позволить себе снисходительность.

— Конечно. Мы оставим ее для тебя, и ты сможешь пользоваться ею, когда захочешь.

Они вместе уехали в Леди-Хилл.

К некоторому удивлению Джулии, Фэй уже переехала в маленький домик в имении.

— Вы же не хотите, чтобы вам мешали старики? — настаивала она. Мачеха начинала нравиться Джулии своей мягкостью. Еще она подумала, что, несмотря на траур и скорбь по мужу, Фэй с облегчением сняла с себя ответственность за имение, возложив ее на Александра, и собралась отдохнуть в своем простом домике с маленьким садом.

Нравилось это ей или нет, но Фэй играла роль леди Блисс намного лучше, чем получалось у Джулии.

— Я не леди Блисс, — жаловалась она Александру. — Она должна быть старше. Это твоя мать. Или мачеха.

К титулу Александр относился безразлично.

— Это всего лишь имя, — пожал он плечами. — С его помощью крышу не починишь, а хотелось бы.

Но Джулия не могла привыкнуть к своему званию и к тем обязанностям, которые оно возложило на нее.

— Это не я.

— Нет, это ты, — мягко уговаривал Александр. — Потому что ты — моя жена.

В Леди-Хилле, в деревне и на соседних фермах все называли ее леди Блисс.

— Я Джулия, — настаивала она, не уставая повторять это.

Соседи с недоверием смотрели на нее.

— Разве ты не видишь? — спрашивал Александр. — Они хотят, чтобы ты стала тем, кем являешься. Им не нужна новомодная лондонская куколка.

Джулия, помолчав, спросила:

— А тебе?

Он поцеловал ее.

— Мне нужно то, что у меня есть, и ничего больше мне не нужно. Я люблю тебя.

Так продолжалось несколько недель, которые они провели вместе до праздника Джулии.

Ее раздражали условности деревенской жизни и роль матроны, которую ей нужно играть, но внутри, в стенах Леди-Хилла, она была вполне счастлива. Ей нравилось принимать вызов судьбы, и она увлеченно искала и находила в себе силы быть владелицей такой огромной усадьбы.

У нее созрело множество планов, относящихся к Леди-Хиллу. Она бродила по комнатам, передвигая мебель и портьеры, даже проникла в зимний сад и поковырялась в цветочных клумбах под присмотром старого садовника.

— Мы вдохнем жизнь в Леди-Хилл, — обещала она Александру.

— Ты уже это сделала, — сказал он. Они прильнули друг к другу и долго смеялись, пока их не охватило желание. Александр увлек ее на пол, и там, перед большим каменным камином, они занимались любовью.

За две недели до Рождества доктор Джулии уверенно сообщил ей, что она беременна.

Почему-то она скрывала это даже от себя самой. Она собиралась открыть Александру свою маленькую тайну в канун Нового года, во время праздника, но случился пожар. А после него казалось, что языки пламени уничтожили все. Не только дом, но и все их надежды, все нежные ростки их счастья и саму любовь.

Джулия знала, что она виновата во всем. В том, что произошло в канун Нового года, во всех тех ужасах и их последствиях. Чувство вины поселилось в ней тогда, когда угли еще дымились, а Александр и девушка Фловера лежали в больнице.

Пламя было быстрым и опустошающим, а вина росла незаметно и еще больше ужасала своей невидимостью. Прошло много времени, прежде чем Джулия поняла, что у них с Александром были очень слабые шансы устоять против пожара и чувства вины. И еще больше времени понадобилось, чтобы она простила себе случившееся.

А до того, как вспыхнуло пламя, она, должно быть, верила, что оба они неуязвимы.

Джулия наслаждалась каждой минутой приготовлений к празднику. Она пригласила из Лондона всех старых друзей, местных друзей Александра и соседей. Только Феликс не мог приехать, он был в Нью-Йорке с Джорджем. Джулия убедила рок-группу из «Рокет» поиграть на празднике в Леди-Хилле, она заказала шампанское и до мелочей продумала, как украсить дом.

В центре дома должна была находиться огромная рождественская елка. Когда ее внесли, Джулия от восторга захлопала в ладоши. Верхушка дерева касалась потолка гостиной, а темные пахучие ветки расходились красивым зеленым веером. Идея украсить елку настоящими свечами принадлежала Джулии. Она хотела воссоздать настоящее викторианское Рождество, о чем еще девочкой мечтала на Фэрмайл-роуд. Александр высказался в пользу обычных елочных огней, но не стал спорить и уступил. Он всегда уступал ей в мелочах.

Итак, дом был украшен, кушанья приготовлены и расставлены на столе в серебряной посуде. Музыканты настроили инструменты, свечи были зажжены. Гости разбрелись по дому, наполнив его музыкой и смехом.

Джулия переходила из комнаты в комнату, наблюдая за своей вечеринкой, как за своим детищем. Если она не чувствовала себя частью общего веселья, то, наверное, потому, что сама устроила этот праздник, и грустно ей было потому, что заканчивалось десятилетие.

А потом, в лучший момент этого вечера, когда гости прониклись духом праздника и собрались в гостиной, елка, сиявшая огнями во всей своей красе, вдруг покачнулась и упала, объятая пламенем.

Огонь вспыхнул в голове Джулии. Потом, после пожара, куда бы она ни смотрела, везде видела пляшущие языки пламени. Чаще они являлись в ночных кошмарах, заставляя ее содрогаться от ужаса, но иногда возникали перед глазами и днем. Снова и снова она видела черный контур Леди-Хилла в огне. Окна его уподобились алым ртам, из которых вырывались языки огня и облизывали стены дома. Еще был шум. Веселое и голодное потрескивание огня, хруст и стон старого дерева и кирпича, становившихся добычей огня.