– Сэр Джошуа в библиотеке, мисс, – доложил дворецкий.

Лукреция быстрыми шагами направилась к двери в библиотеку и, войдя в комнату, застала там отца, сидящего за письменным столом.

При появлении дочери сэр Джошуа поднялся. Лукреция, подойдя к отцу, нежно его поцеловала.

– Ты купил ту лошадь, которую тебе хотелось? – спросила она.

– Я купил трех, – ответил сэр Джошуа. – Думаю, что ты эту покупку одобришь. Эта кобыла определенно будет победителем скачек.

Лукреция улыбнулась.

– Если ты еще раз победишь хотя бы в одном заезде, жокейский клуб запретит тебе вход на все ипподромы, – пошутила она. – Ты слишком удачлив, папа!

– Дело не в удаче! Я льщу себя мыслью, что успех в любом деле, за которое я берусь, достигается благодаря тщательному планированию и отличной организации, – ответил сэр Джошуа.

С этими словами он пересек комнату и подошел к окну.

Сэр Джошуа был интересным мужчиной с правильными чертами волевого лица. Его волосы только начинали седеть, и эта седина придавала его облику изысканность, которой он был лишен в молодости.

Сэр Джошуа был безупречно одет, и все в его облике говорило о его богатстве и успехе. Однако он был достаточно умен для того, чтобы не выставлять свое благополучие напоказ, и достаточно хорошо воспитан, чтобы не демонстрировать что-либо кроме хорошего вкуса.

– Я хочу поговорить с тобой, Лукреция.

– Что-то случилось? – воскликнула девушка. – Что?

Лукреция и сэр Джошуа были так близки, а после смерти леди Мэри так много друг для друга значили, что девушка чутко улавливала все интонации голоса и чувствовала настроение своего отца.

Лукреция сняла дорожный плащ, небрежно бросила его на стул, развязала шелковые ленты изящной, украшенной цветами, шляпки.

Положив шляпу сверху на плащ, она подошла к окну и встала рядом с отцом.

Сэр Джошуа заговорил первым:

– Лукреция, ты умна, хороша собой, – ты и сама это знаешь. И я всегда желал для тебя самого лучшего.

– Вы и дали мне самое лучшее, – улыбнулась Лукреция.

– Я старался, – согласился отец. – А теперь то, что я задумал ради твоего блага много лет назад, должно осуществиться.

– Вы задумали ради моего блага! – будто эхо, удивленно повторила Лукреция слова отца. – Что же это может быть?

– Твой брак! – ответил сэр Джошуа.

Лукреция смотрела на него в изумлении.

– Брак?

– Да, – кивнул сэр Джошуа. – Сядь, Лукреция, я все тебе объясню.

Лукреция автоматически повиновалась.

Присев на диванчик, она устремила на отца взгляд, полный недоумения. Ее широко открытые глаза выражали замешательство, будто сэр Джошуа сказал то, что она никогда не ожидала от него услышать.

Еще секунду сэр Джошуа, казалось, колебался. А потом заговорил:

– Помнишь, когда четыре года назад я приобрел этот дом, и ты, и твоя мать удивились, что я выбрал такое скромное имение в этой части страны, хотя я мог позволить себе купить что-нибудь более дорогое и значительное.

– Да, я помню, как мама про это говорила, – согласилась Лукреция. – Я хорошо помню, что вы тогда выражали свое особое желание, чтобы мы жили именно здесь. Но вы никогда не открывали причин вашего решения.

– Я выбрал этот дом, потому что он был частью имения Мерлинкур, – ответил сэр Джошуа.

– И вы были близкими друзьями с покойным маркизом, – вставила Лукреция. – Мне кажется, он вас очень любил, папа.

– Он любил то, что я мог ему дать, – сказал сэр Джошуа. – Он был игрок, Лукреция, а игрок часто нуждается в богатых друзьях.

– Вы хотите сказать, что давали ему деньги? – воскликнула Лукреция.

– Я давал их в долг, – уточнил сэр Джошуа.

Он умолк, а Лукреция сказала:

– Так вот почему вам удалось убедить его продать этот дом и землю, которой владели многие поколения его предков.

– Да, так это и было сделано, – откровенно признался сэр Джошуа. – И еще я включил в купчую пару своих жеребцов, являвших собой предмет особой зависти маркиза. Один, как ты, может быть, помнишь, выиграл Дерби, а другой чрезвычайно успешно выступил в Ньюмаркете. Впоследствии они выступили бы еще лучше, если бы маркиз сразу не продал их.

– Но почему вы так поступили, отец? – недоумевала Лукреция.

– Потому, моя ненаглядная, что я хотел со временем видеть тебя маркизой Мерлин.

– Вы еще тогда задумали выдать меня замуж за молодого маркиза? – догадалась Лукреция.

– Я видел, что он весьма респектабельный молодой человек, воспитанный и занимающий то место в жизни, которого я желал бы для своей дочери. Важно еще и то, что окружающим он нравится.

– Я не могу поверить, папа, что вы планировали мой брак столько лет назад! Мне же в то время было всего четырнадцать лет!

– Да, четырнадцать. Но при этом ты была моя единственная дочь, которую я после смерти твоей матери люблю больше всех на свете.

– Но как бы вы ни любили меня, как можно вам выбирать мне мужа?! – воскликнула Лукреция. – Во-первых, я никогда не видела молодого маркиза, и он мог мне не понравиться, а потом, я была совершенно уверена, папа, что вам вовсе не хочется выдавать меня замуж.

– Вот в этом ты не права, – возразил сэр Джошуа. – Поверь, я поступил очень-очень предусмотрительно, Лукреция!

В его словах звучало почти ребячье торжество, которое было так хорошо знакомо Лукреции.

Одним из самых трогательных и забавных качеств сэра Джошуа было то, что он обожал хвастаться каким-нибудь своим достижением.

Он жаждал шумного одобрения, когда ему удавалось заключить удачную сделку, приобрести дом, оказавшийся истинным сокровищем, или наблюдать, как его очередной мудрый замысел претворяется в жизнь, устремляясь на вершины успеха!

Лукреция, не в силах сдержать улыбку, спросила:

– Что же вы сделали, папа?

– Когда я решил, что ты должна выйти замуж за нынешнего маркиза, я прекрасно сознавал, что он может оказаться трудной добычей, – начал сэр Джошуа. – У него, как ты прекрасно знаешь, репутация очень общительного человека, который вращается в самом избранном обществе, сосредотачивающемся вокруг Карлтон-хауса. Эти люди определенно не приветствовали бы появления в своем кругу юной девицы твоего возраста!

– Я тоже об этом слышала, – пробормотала Лукреция, припоминая свой недавний разговор с Элизабет.

– И чтобы маркиз обратил на тебя внимание, мне нужно было вести мою партию очень осторожно.

– И что же это за партия? – поинтересовалась Лукреция.

– У меня было два козыря, – ответил сэр Джошуа, глаза которого сияли от воодушевления. – Первым были деньги, а вторым – Джереми Руки!

– Джереми Руки! – воскликнула Лукреция. – А он-то здесь при чем?

Сэр Джошуа рассмеялся. Это был тихий смех непослушного озорного мальчишки.

– При том, что я сделал так, что все общество и сам маркиз поверили, что вот-вот будет объявлено о твоей помолвке с презумптивным наследником – то есть с Джереми.

– Элизабет сказала мне сегодня утром, что про это все говорят! – воскликнула Лукреция. – Папа, как вы могли затеять подобную нелепость? Вы же знаете, что я скорее умру, чем выйду за Джереми Руки!

– Да я сам скорее увижу тебя в гробу, чем замужем за этим невообразимым негодяем!

Лукреция смотрела на отца с удивлением, а тот между тем продолжал:

– Но наша с тобой неприязнь по отношению к Руки не идет ни в какое сравнение с чувствами его семьи. Я знаю, что молодой маркиз выплачивал по его долгам не однажды, а десятки раз! Мне известно, что графине Брора отвратителен сам звук его имени! Ни один из его родственников не скажет о нем доброго слова!

Сэр Джошуа помолчал, прежде чем закончил свой рассказ.

– А поэтому, моя милая, я был убежден, что воцарения Руки здесь, в Дауэр-хаусе, его семья не допустит!

– Так вы рассчитываете, что маркиз сам сделает мне предложение, чтобы спасти меня от Джереми Руки! – вскричала Лукреция. – Папа, простите, но это самая абсурдная мысль, какая могла прийти вам в голову!

– Не такая уж абсурдная, – возразил сэр Джошуа, – потому что полчаса назад я получил от маркиза письмо. Он попросил меня о встрече по делу, которое, как он уверен, представляет для нас обоих самый серьезный интерес.

– Он так выразился? – недоверчиво спросила Лукреция.

– Он написал это собственной рукой, – ответил сэр Джошуа. – Ты понимаешь, Лукреция, он в первый раз признал само мое существование! – Он засмеялся. – О да, я прекрасно знал, что делаю, уговаривая старого маркиза, что единственный способ погасить его огромный долг и, более того, получить в долг еще большую сумму – уступить мне дом с пятьюстами акрами земли! Для родственников Руки эта земля священна, и, конечно, вся семья против меня ополчилась.

– А вы это игнорировали? – предположила Лукреция.

– Это обстоятельство меня не смущало, – ответил сэр Джошуа. – Я был здесь, владел недвижимостью, я был у них на пороге! Как бы молодой маркиз ни отвергал встречи со мной, он не мог не считаться с моим присутствием. А потом, когда я познакомился с Джереми Руки, я понял, что судьба дала мне в руки самый главный козырь.

– Я полагаю, Джереми тоже польстился на деньги? – саркастично заметила Лукреция.

– Более того, он отчаянно в них нуждался! – подтвердил сэр Джошуа. – Но к нему я не проявлял особой щедрости. Немножко здесь, немножко там! Настоящей наживкой, которую я для него держал, был брак с моей единственной дочерью, которая получит огромное приданое и, после моей смерти, все мое состояние.

– Продолжайте, отец. – Лукреция говорила спокойно, но была очень бледна.

– Я знал, что сама мысль об этом будет непереносима для маркиза и его семьи, – сказал сэр Джошуа, – и, видишь, Лукреция, как всегда, я оказался прав в своих предположениях. Маркиз приехал ко мне! Я встречусь с ним сегодня после полудня, и я готов поспорить на любую сумму, если кто-то решится со мной поспорить, что он сегодня официально попросит твоей руки.