Он улыбнулся, прикасаясь к ее волосам.

– Это был самый восхитительный поцелуй в моей жизни, – ответил он. – Но я должен кое-что объяснить вам, моя любимая. Любой мужчина для развлечения ищет женщину искушенную и ловкую, а жену желает иметь чистую, не знающую других мужских прикосновений – кроме его.

Сжав ее в объятиях, он с воодушевлением продолжал:

– Я убил бы любого мужчину, который дотрагивался до вас в прошлом, и, клянусь, уничтожу любого, кто попытается сделать это в будущем! – Он еще крепче сомкнул объятия и добавил: – И еще, моя милая: вы моя, и если я поймаю вас на том, что вы бросаете кокетливые взгляды из-под ресниц на кого-то кроме меня, – я вас поколочу!

Его властный тон удивил Лукрецию. Маркиз, которому, казалось, слова давались с трудом, сказал:

– А теперь, моя милая, я должен сообщить вам наши планы, пока я сам о них еще не забыл. Мы задержимся здесь еще на некоторое время, а потом выйдем в море и пойдем вдоль побережья до Дувра. Премьер-министр попросил меня заняться расследованием деятельности контрабандистов. Эти преступления приобретают такие масштабы, что не могут не вызывать тревогу. Ведь из-за них Наполеону достается наше золото, и на это золото он и продолжает вести войну.

Лукреция подняла голову.

– Насколько это опасно? – спросила она.

– Не настолько, чтобы вы могли волноваться, – заверил маркиз. – Мне поручено лишь расследовать их деятельность, а вот прекратить ее и схватить преступников – миссия военных.

Заметив, как страх исчезает из ее глаз, он добавил:

– Но если мне будет угрожать опасность, мне придется взять вас с собой для защиты!

Лукреция засмеялась, а он продолжал:

– А после этого мы, наверное, смогли бы провести лето в Мерлинкуре.

Заметив, как у нее от радости заблестели глаза, он добавил:

– Вам больше не придется оставаться за воротами, моя милая, вы будете в поместье, вместе со мной. У нас там будет так много дел! Особенно если мы хотим, чтобы сокровища, подаренные мне вашим отцом, заняли достойные места, которые принадлежат им по праву.

– Я была бы счастлива заниматься этим и жить в Мерлинкуре, если это не покажется вам скучным.

– Вы на самом деле думаете, что я буду с вами скучать? – спросил маркиз. – Милая моя, я влюблен. Впредь, находясь вместе со мной, вы никогда не должны бояться того, что у вас будет скучающий супруг.

Он поцеловал ее в щеку, потом коснулся губами ее нежной кожи на другой щеке и сказал:

– Вместе! Это важное слово. И ночью мы тоже будем вместе. Так что, вне сомнения, вам не будет одиноко и не понадобится телескоп!

Сжав ее в объятиях, он тихо добавил:

– И не нужна будет подушка, разделяющая нас.

– Вы… вы тогда ее забрали, – с упреком сказала Лукреция.

– Да, я ее убрал. Вы были такая теплая, нежная и восхитительная, что мне хотелось быть ближе к вам.

– А почему вы не сказали об этом мне? – спросила Лукреция. – Я думала, что вы меня не хотите. Вы и слова не сказали, чтобы дать мне понять, что я желанна… Ни слова за все то время, что мы были во Франции вместе. Вы ни разу не поцеловали меня. В то утро, проснувшись, я подумала, что потеряла вас навсегда.

– Это невозможно, моя драгоценная, – возразил маркиз. – И если б вы только знали, как трудно мне было сдерживаться и не дотрагиваться до вас, не целовать вас.

Он замолчал, почувствовав, что его слова вызвали в ней трепет, а затем продолжал:

– Я боялся, что напугаю вас, когда мы останемся наедине, и я не был уверен, что вы меня любите! Но мне почему-то было трудно сказать вам, что вы самая красивая женщина, которую я когда-либо видел!

– Вы правда так думаете?

– Вы красивее, чем может быть любая другая женщина! – воскликнул маркиз. – Когда я увидел вас впервые, вы напомнили мне мадонн на картинах ранних итальянских мастеров, я почувствовал, что открываю для себя нечто уникальное… Мне показалось, что я нашел то чудо, которое искал всю жизнь. Но когда вы дразнили и провоцировали меня, мне становилось страшно.

– Страшно?

– Что до меня вас могли любить другие мужчины…

– А это было для вас так важно?

Он прижал ее к себе с такой силой, что ей стало трудно дышать.

– Это было бы важно для меня. Я хотел, чтобы вы принадлежали только мне. Я мечтал, чтобы вы не были такой распущенной, как те женщины, которых я знал прежде.

Лукреция смотрела ему в глаза. Он нежно сказал:

– Когда эти пьяные негодяи оскорбили вас, а вы не поняли, чего от вас хотят, я понял, что вы лишь дитя. В то же время я убедился: вы та женщина, чей идеальный образ я ношу в своем сердце.

– Это мне не грезится? Это все происходит на самом деле? – спросила Лукреция. – Вы любите меня?

Это была фраза ребенка, который хочет, чтобы его ободрили.

– Я люблю вас всем сердцем, всей душой, – ответил маркиз. – Это то, что я рекомендовал вам требовать с любого мужчины, желающего «заняться с вами любовью». И эти чувства я обращаю к вам. – Он глубоко вздохнул и продолжил: – Когда мы лежали рядом на кровати на той французской ферме, и прошлой ночью, когда я вас раздевал, думая, что вы самое обворожительное создание, которое я видел когда-либо в жизни, я вел себя по-джентльменски – как обещал вам!

Он помолчал, а затем продолжил тихо:

– Но, Лукреция, мне очень наскучило вести себя по-джентльменски.

Маркиз ждал от нее ответа. Потом, покраснев и опустив глаза от смущения, она прошептала так, что только он мог слышать:

– Мне не хотелось бы, чтобы вы и дальше скучали, милорд.

Он вскрикнул, и это был возглас триумфа и восторга, восторга человека, который осознал, что он счастлив.

Потом он обнимал ее, прижимая к сердцу, и вынимал шпильки из ее волос, чтобы они рассыпались у нее по плечам, ниспадая до талии.

– Как ты прекрасна, моя милая! – глухо сказал он. – Я хочу целовать всю тебя – с макушки, пахнущей фиалками, до подошв твоих бедных, измученных крошечных ножек. Но пока я не могу оторваться от твоих зовущих губ, потому что они пленяют меня так, как ни одни женские губы не пленяли прежде!

Говоря это, он стал медленно расстегивать застежки ее платья, обнажив белые плечи, и провел губами по совершенным изгибам ее шеи, снова напомнившим ему о мерлинкурских лебедях.

Потом его пальцы стали ласкать ее маленькие острые груди, заставляя ее трепетать от блаженного, неведомого прежде чувства. Потом их губы встретились. Они впились друг в друга с восторгом и радостью, и он все теснее прижимал ее к себе, уже ни о чем не думая.

– Я люблю тебя! Боже, как я тебя люблю! – вскричал маркиз.

Лукреция заметила, что его глаза имеют то же выражение, которое так потрясло ее, когда она встала перед ним на колени, чтобы снять ему сапоги.

Это были глаза, полные любви и желания! Это была всепоглощающая, требовательная, властная, жгучая, пронзительная любовь! Лукреция на секунду отпрянула, испугавшись силы его страсти, словно опасаясь, что ее пламя сожжет ее дотла.

Это чувство уже не было тем нежным и уютным, которое она ожидала испытать. Оно было всепоглощающее, мощное, бурное. И это неизведанное прежде чувство ей предстояло испытать, когда она будет «заниматься любовью» с мужчиной, которого любит и который любит ее!

– Ты моя! – прошептал маркиз, сжимая ее в объятиях. – Моя! Я боготворю тебя! Ты моя единственная любовь, моя жена, вся моя жизнь!

Лукреция ощутила неистовое биение его сердца, и ее охватило страстное возбуждение, почти нестерпимое и болезненное.

И она поняла, что это и есть восторг, красота и триумф божественного экстаза, уносящего мужчину и женщину к самому солнцу.

– Я люблю… тебя… тоже, – прошептала она, но слова были им больше не нужны.