– Мы должны в первую очередь думать о титуле, об имении и о доме.

Ее голос смягчился, когда она произнесла последнее слово. Да она сумасшедшая, сказал я себе, она помешалась на своей любви, обожании и поклонении тому, что я называю домом.

Я не произнес больше ни слова и просто развернулся и покинул ее для того, чтобы подняться наверх и взглянуть на холодное безжизненное тело своего брата. Я любил его, но теперь он ушел, оставив меня жить под бременем преступления, совершенного моей матерью, и с сознанием того, что я стал инструментом для его совершения.

Голос Роберта дрогнул. Сильвия не произнесла ни слова, и через какое-то мгновение он продолжил свой рассказ.

– Можешь себе представить, что было потом. Я не мог забыть о том, что случилось. Да и как я мог, когда меня постоянно преследовала мысль о том, что мой брат был принесен в жертву ради меня. Разве такое могло принести кому-нибудь счастье? Очень скоро я наскучил своей жене, что вообще-то было неизбежным. Я был мрачным и неразговорчивым мужем, постоянно угнетенным сознанием своего несчастья. Меня раздражала ее веселость, ее жажда жизни и страстная тяга к развлечениям. Я понимал, что рано или поздно та жизнь, которую мы вели, станет невыносимой, и я совершенно не был удивлен, когда она сбежала, хотя у меня есть догадки, что в том, что случилось, моя мать сыграла не последнюю роль. Ее раздражало то, что у нас не было детей, а еще то, что Алиса не любила Шелдон-Холл.

Все остальное ты знаешь. Но я никогда не говорил тебе, как многое для меня значит то, что я нашел тебя. Я ведь потерял веру в людей. И если я искал женщин, то только оттого, что надеялся в их объятиях, хоть ненадолго забыть о тех ужасах, которые меня окружали. Я пробовал пить, я предавался всевозможным наслаждениям и порокам, но никогда, ни на минуту я не мог забыть… Так продолжалось до тех пор, пока я не увидел и не полюбил тебя. Я представлял себе твой юный, доверчивый взгляд, твою неуловимую, неуверенную улыбку, и то, как ты поднимаешь подбородок, когда слегка пугаешься, или стесняешься. А затем я понял, что, думая о тебе, могу убегать от самого себя – правда, на совсем незначительное время, потому, что стоило мне взглянуть на тебя, как я сразу вспоминал, что ты никогда не будешь моей. Как я мог предложить тебе, такой доверчивой в своей наивности, жизнь, омраченную грехом, и прошлое, запятнанное самым ужасным преступлением, которое когда-либо было совершено во имя другого. Если бы я был более сильным, более честным и более выдержанным во всех отношениях, то Эдвард мог бы жить и по нынешний день.

– Ты мучаешь себя.

– Я заслужил эту муку.

Его лицо неожиданно стало очень печальным. Роберт посмотрел на Сильвию, и она поняла, что в ожидании того момента, когда его заберут, чтобы казнить за преступление, совершенное другим человеком, он мысленно прощается с ней. Его глаза пристально изучали ее лицо, как будто стараясь запомнить все до мельчайшей подробности на то время, пока они будут в разлуке. Сильвии хотелось заплакать, хотелось броситься к Роберту с мольбами о том, чтобы он хоть как-то попытался спасти себя, но слова почему-то не шли. Не могла она просить того, кто так презирал бесчестье, совершить его ради нее.

Она неосознанно подняла подбородок и заметила, как он затаил дыхание, зачарованно любуясь ею, затем наклонился и очень нежно и трепетно дотронулся до ее губ своими.

– Что бы ни случилось, моя дорогая, моя любимая, – сказал он, – у нас еще есть возможность побыть вдвоем. Иди и собирайся. Мы должны посвятить кого-нибудь в нашу тайну. Думаю, что разумнее всего будет сказать Бейтсону или Нэнни.

Сильвия, подняв голову, доверчиво посмотрела на Роберта. Несколько секунд она стояла без движения, а затем с глубоким вздохом повернулась и уже собралась выполнять его приказание, как неожиданно раздался стук в дверь. Повисла напряженная пауза.

– Войдите, – наконец произнес сэр Роберт.

Дверь открылась, и они увидели знакомое лицо. Это была Нэнни.

– Входи, Нэнни. Я рад, что ты пришла, я как раз собирался послать за тобой.

Нэнни вошла в комнату и закрыла за собой дверь.

– Я хотела поговорить с вами, сэр Роберт.

– Проходи и присаживайся.

Он указал на стул, а затем взглянул на Сильвию, которая замерла в нерешительности.

– Прошу тебя подождать одну минуту, – сказал он ей. – Я бы хотел, чтобы ты была здесь, пока я расскажу Нэнни о наших планах.

– О планах? – повторила за ним Нэнни, и они посмотрели друг на друга.

Роберт вложил руку Сильвии в свою.

– Нэнни, мисс Уэйс пообещала стать моей женой. У нас очень мало времени, чтобы обвенчаться. Это должно произойти быстро и втайне от всех, поэтому нам нужна твоя помощь.

Глаза Нэнни неожиданно наполнились слезами, и она улыбнулась слегка подрагивающими губами.

– Я рада! О, как я рада! – произнесла она. – Теперь, мастер Бобби, вы, наконец, будете счастливы.

Она назвала его тем именем, которым называла, когда он был еще ребенком. Прошло уже, очень много времени с тех пор, как он в последний раз слышал его от нее, и теперь оно тронуло его до глубины души.

– Спасибо, Нэнни.

Какое-то время старая женщина была не в силах произнести ни слова, но потом сказала:

– Я догадывалась, что вы и мисс Уэйс любите друг друга. Но я так боялась, что вы никогда не сможете быть вместе из-за тех страшных вещей, которые стояли между вами.

– Ты, конечно же, с самого начала знала обо всем?

– С самого начала, – подтвердила Нэнни. – Но вы не должны опасаться, мастер Бобби. Это никоим образом не касается вас.

Роберт удивленно взглянул на нее, как будто она зажгла в нем искорку надежды. Она загорелась, но тут же, погасла, и он устало сказал:

– Не думаю, что ты знаешь, что произошло на самом деле, Нэнни, и что явилось причиной смерти моей матери.

– Я знаю, – ответила Нэнни. – Мистер Бейтсон рассказал мне. Я заставила его сделать это, – добавила она поспешно, увидев, как нахмурился сэр Роберт, узнав о подобной болтливости слуги. – Я лучше всех знала, что была только одна причина, которая могла заставить ее милость подняться с постели. Когда я поинтересовалась, кто приезжал к вам с визитом, и мне сказали, что это был начальник полиции, я сразу поняла, что это означает.

– Значит, вы понимаете, почему мисс Уэйс и я должны срочно пожениться, как только мы пересечем границу Шотландии. И ты должна нам помочь, Нэнни, потому что если обнаружат, что я покинул дом, то решат, что я сбежал.

– В моей помощи нет никакой необходимости, – сказала Нэнни. – А вам вовсе не надо так спешить, мастер Бобби. У вас есть время, много времени, чтобы пожениться достойно, без скандала, без всяких сплетен, которые обычно сопутствуют тайным бракам. Есть время, чтобы спокойно обосноваться, чтобы завести детей, вырастить их и гордиться своими наследниками. Правда, делать это не с таким фанатизмом, как леди Клементина.

– Слушай, Нэнни, – перебил ее Роберт, – ты не понимаешь. Разве ты не знаешь, что тело Эдварда эксгумировано? Его забрали с кладбища у церкви. Сейчас, по всей вероятности, они уже обнаружили, что… что стало причиной его смерти.

– Они ничего не смогут обнаружить, – сказала Нэнни.

Она произнесла это уверенным голосом.

Сильвия испуганно ахнула, но сэр Роберт нетерпеливо отвернулся и, подойдя к своему столу, сел так, чтобы видеть обеих женщин.

– Ты все еще не понимаешь, Нэнни, – сказал он. В его глазах и голосе ощущалась неимоверная усталость. – Я могу сказать это только тебе, потому что ты – одна из нас. Моя мать призналась, что дала Эдварду мышьяк – вот это и обнаружит полиция. Мышьяк. А когда обнаружит, меня арестуют за убийство брата.

Нэнни горестно улыбнулась.

– Они ничего не найдут, – с упорством повторила она. – Я знаю, как вы страдали все эти годы, но я была не в состоянии рассказать вам правду. Да и, честно говоря, думала, что вам не помешает немного пострадать. А то, что страдая, вы поступали наперекор своей матери и немножко осложняли ей жизнь, то это ей поделом. Это было справедливым возмездием. Может быть, мне не следовало молчать. Я ведь простая старая женщина и не имею права судить никого. А меньше всего вас или ее милость.

Наконец-то Роберт заинтересовался. Его взгляд неожиданно посветлел, и он, не скрывая явного волнения, наклонился вперед и спросил:

– О чем ты говоришь, Нэнни? Скажи мне, что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что хоть они и выкопали косточки моего бедного ребенка, хоть и исследовали их, стараясь найти яд, будучи в полной уверенности, что он там есть, они ничего не найдут… Как бы ни старались. И они вынуждены будут сообщить вам, что он умер естественной смертью, такой же естественной, какой мог умереть любой ненормальный с рождения человек.

– Но я не понимаю… – сказал Роберт. При этом он взглянул на Сильвию, а затем, медленно протянув руку, положил ее перед собой на стол. Сильвия же села на стул напротив него и положила свою руку сверху. Несмотря на то, что пальцы у обоих были ледяными, соприкосновение подействовало на них успокоительно, потому что они боялись поверить в надежду, которая, подобно птице Феникс, возрождалась из пепла их сердец.

Нэнни вытерла глаза.

– Я как-то никогда не думала, что настанет момент, когда я смогу рассказать о том, что знаю, – сказала она. – Я столько лет молчала. За это время моя обида и негодование поутихли, и сейчас, когда ее светлости не стало, я уже не могу ненавидеть ее так, как когда-то. – Нэнни снова вытерла глаза. – Я любила своего ребенка. Я любила вас обоих, когда вы были маленькими, но не буду скрывать от вас, мастера Эдварда я любила больше. Он был моим. Никому больше он не был нужен, даже его собственной матери. И он тоже любил меня. Временами я почти забывала, что он был не моим ребенком. Хотя и знаю, что это нехорошо, но я радовалась его болезни, потому что знала: он никогда не вырастет, и всегда будет нуждаться во мне. Он не мог ходить в школу, не мог обходиться без меня, как это делали вы, мастер Бобби, не мог сказать: «Я уже очень большой, чтобы за мной ухаживала Нэнни. Я хочу, чтобы это был мужчина». Нет, мастер Эдвард всегда ждал только меня. Когда я приходила к нему, он всегда встречал меня с улыбкой и начинал показывать свои игрушки и ждал, что я похвалю его за то, что он делает. А если я надолго уходила из его комнаты, то слышала, как он зовет: «Нэнни, Нэнни, где ты?» – и тогда я быстрей возвращалась к нему, потому что он был мой, а я была его. Я радовалась, что иногда проходило несколько недель, а ее милость не заходила навестить его. Она только расстраивала его. Она разговаривала с ним резким, отрывистым голосом, от которого он съеживался и казался еще глупее, чем был на самом деле.