Алька поднесла поближе к глазам розоватую пену кружев — справа на блестящем воротничке отчетливо виднелось прожженное пятно. Она опустилась на кровать. Как же это? Ленка была здесь, у Кретова, это ее, неведомые Альке вещи лежат битком в огромном шкафу. На ее канифоль только что наступила Алька. Незнакомка Инга — всегда в тонированных очках, молодая и таинственная, молчаливая и высокая — неужели это Ленка, ее Ленка, веселая, уютная, надежная и безотказная, которую за год знакомства Алька изучила как свои пять пальцев? Значит, плохо изучила. Черные волосы — это, конечно, парик. Подслеповатая Кретова видит перед собой не дальше чем на два шага. Изящные руки с длинными, как у музыканта, пальцами, — ха, так она и есть музыкант. И юбка, которая сейчас плотно, слишком плотно обхватывает Алькины бедра, будет в самый раз тоненькой, стройной, как тростинка, Ленке.

Вот почему во время разговора с Кретовой она помалкивала, вот отчего крикнула Альке «Осторожно!», перед тем как та шагнула на отсутствующую ступеньку — знала давно про нее, может, сама падала. Получается, Ленка обманула Альку, вернее, рассказала ей не все про свои отношения с Кретовым.

Яснее ясного, что Ленка до последнего времени была его любовницей! Алька вспомнила, какое белое лицо было у нее в тот момент, когда она узнала о смерти дирижера. Точно у покойника — для нее это был удар. Но почему же она скрыла все от Альки, своей лучшей подруги? Отговаривала ее ехать на дачу, намекала, что не в Инге дело.

Алька отыскала в шкафу пакет, сунула туда пеньюар, быстро оглядела спальню, ища еще каких-нибудь Ленкиных следов, ничего не нашла и выбежала из комнаты. Спустилась вниз, застегнула куртку, повесила на плечо скрипку, заперла дверь на замок. Осторожно просунула голову в отверстие в заборе. На соседнем дворе снова завывала пила, никого из ее недавних обидчиков видно не было. Кому же ей отдать ключи? Хозяину? Опять придется плести историю о том, как ее прислала Вертухова и как она потеряла сумочку.

— Тарас! Эй, Тарас! — вполголоса позвала Алька, высунувшись за ограду. — Ты где там?

Ей никто не отвечал. Алька вздохнула, повесила ключи на гвоздь, торчавший из забора, и с грустью подумала, что сейчас ей придется в третий раз за сегодняшний день рисковать колготками, перелезая через забор обратно на улицу.

— Ага, попалась! — Ястребиный нос появился из дыры, прыгнул навстречу Альке, но не тронул. Встал, прислонившись к забору, оглядел ее. — Ну вот видишь, все путем, — одобрительно проговорил он, кивая на Алькину обновку. — Даже лучше прежней. Долго ты больно наряжалась — никак выбрать не могла, что ль? — Он захохотал, слегка сдерживая голос, и обернулся назад, на участок, вероятно опасаясь хозяина.

— Ключи вон висят, — указала Алька на гвоздь. — А мне идти нужно. У тебя от калитки нет ключей?

— Нет. А ты сюда-то как забралась?

— «Как», «как»! Через забор!

— Ну и обратно так же полезай, — укатывался парень.

Алька молча развернулась и зашагала к ограде. Сзади затопал Ястребиный нос, догнал, ухватил за руку:

— Да погоди, не серчай! Выведу я тебя, пойдем. Не бойся, не трону. Никто и не заметит. Чего ты, пошутить нельзя?

— Шутник, — презрительно хмыкнула Алька, но все же пошла следом за парнем. Тот провел ее краем участка, еще более огромного, чем кретовский, до самой калитки.

— Беги давай. — Он вышел за забор вместе с Алькой, прикрыл калитку и, понизив голос, зашептал: — А то, хошь, оставайся! У меня в бытовке тепло, обогреватель есть, мужики уйдут. Колян, тот из деревни, у него есть где ночевать, а Петро в сарае ляжет. Оставайся, а? Чего на ночь глядя?

— Как-нибудь потом, — засмеялась Алька. — Будь здоров, Тарас.

— Я ждать буду. — Он подмигнул Альке и скрылся за оградой.

22

Ленка сидела на диване, откинувшись на спинку, вытянув туго перебинтованную ногу перед собой. Лицо у нее было растерянным и виноватым. Мимо нее по комнатке взад-вперед ходила, как тигр в клетке, мрачная Алька.

— Ты совсем дура, да? Ты мне что, сказать не могла? Смотрит, как я надрываюсь, ищу-свищу эту Ингу, ходит со мной и молчит! Да как ты могла?!

Алька на секунду остановилась и тут же продолжила свой марш от стены до окошка и обратно.

— Я тебя убить готова! Стала бы я ездить на эту дачу! Вруша несчастная!

— Погоди. — Ленка попыталась поймать Альку за руку, но та яростно вырвалась и отскочила. Глаза ее совсем почернели и метали молнии.

— Знаешь, что со мной могло из-за тебя быть? Я и так еле ноги унесла, а если бы меня в ментовку сдали? Тогда что?

— Но, Аль, я ж не думала, что ты полезешь на запертый участок, — робко вставила Лена.

— Не думала! А что я должна была делать, если вокруг ни души, кроме этих придурков строителей? Потратить столько времени — и обратно ехать ни с чем?

Алька наконец выпустила пар и села. Ее начал разбирать нервный смех. Нечего сказать, сыщица — искала, искала и нашла. Правда, не совсем то, что ожидала.

— И давно возобновились ваши отношения? — спросила она.

— Давно. — Ленка тяжело вздохнула. — Когда Кретов ушел от нас с мамой, мы ничего о нем не знали. Долго, много лет. Он ведь прожил с нами год всего. Ни общих знакомых, никого, кто бы связывал нас с ним. Я училась — сначала в училище, потом в Гнесинской академии. На последнем курсе пришла играть конкурс в Московский муниципальный, даже не зная фамилии дирижера. Зашла в зал и увидела его.

— Он тебя узнал? — поинтересовалась Алька.

— Сначала не узнал. Или сделал вид, что не узнал. Потом… Как-то после репетиции он попросил меня остаться. Сказал, что хочет попробовать дать мне сольную партию в одном из концертов Вивальди. Все ушли. Мы были с ним вдвоем в пустом зале. Он действительно поставил передо мной ноты. Партия была несложная, я сыграла ее без труда. Он пришел в восторг, не скупился на комплименты и говорил, что гордится мною. Что было дальше, ты, наверное, понимаешь… — Ленка усмехнулась, быстрым движением поправила волосы. — Мы поехали прямо к нему домой. Я была на седьмом небе от счастья. Мне казалось, что, с тех пор как он ушел, я только и ждала этого момента. Даже не знаю, как прожила без него все эти годы…

Ленка поглядела на Альку подозрительно блестящими глазами. Всегда бледное лицо ее порозовело.

— Все стало так же, как и в юности. Я ничего не могла против него, понимаешь, ничего! Да где тебе! — Ленка поспешно смахнула с глаз слезы. — Ты привыкла напирать, как бык, послушание не твоя стихия. А я не могла! Он врал мне, обещал, что женится, что мы уедем вдвоем, клял себя за то, что исковеркал мою юность. Я верила, как полная дура. Мне ничего не нужно было, ни его извинений, ни женитьбы, ни поездок в райские страны. Только быть рядом с ним. Что-то такое в нем чувствовалось, не могу тебе объяснить. Что-то необыкновенно властное, заставляющее полностью подчиниться. И делающее счастливой.

Ленка опустила руки, выпрямилась на диване и вся вытянулась в струнку, будто готовясь улететь вверх.

— Он не относился ко мне серьезно. Я, как и мать в свое время, была для него лишь забавной игрушкой, в которую иногда можно поиграть. Думаешь, я весь этот маскарад затеяла — с париками, очками, одеждой? Ничуть. Все он. Упаси бог, кто-нибудь в оркестре узнает, что я с ним. Шмотки, правда, покупал и деньги давал, денег у него куры не клевали.

— Это я уже поняла, — задумчиво кивнула Алька.

— Я и про переложения его первый раз от Вертуховой услышала, честное слово. Так что ты ничего не потеряла, свидетель из меня никакой.

— Могла хоть сказать, чтоб я не искала эту бабу! — Несмотря на жалость к подруге, Алька почувствовала, как в ней снова закипает гнев.

— Это я-то не говорила? Ты что-нибудь вообще слышишь? Я и сейчас тебя прошу: оставь это дело. Я правда боюсь. Они ведь не станут разбираться, знала я о Пашином архиве или нет. Когда выяснят, будет уже поздно. Слава богу, что никто про меня не знает, пусть себе ищут Ингу, только меня не трогают. Если честно, мы все под топором ходим: и я, и Вертухова, и блаженная Софья Тимофеевна. Все.

Ленка говорила негромко, серьезно, и Алька ощутила, как по спине ползет холодок.

— Никто не знает, — постаралась успокоить она Ленку. — Тебя не станут искать. Может быть, они вообще уже нашли то, что им было нужно, и больше ничего не будет.

— Может быть, — согласилась Ленка. — Но лучше не суетиться, не злить.

— Тебе больше записок не присылали?

— Нет. Но мы же ничего и не делали. До сегодняшнего дня.

— Верно.

Алька замолчала, погрузившись в свои думы. Единственная ниточка, за которую можно было бы уцепиться, оборвана. Она сама виновата. Почему она решила, что смерть Кретова обязательно связана с его молодой любовницей? Потому что больше никаких версий не было. И что теперь? Теперь по крайней мере она знает, из-за чего убили Кретова — из-за его работ. Ленке, как предполагаемой свидетельнице, действительно грозит опасность. Валерка так и будет сидеть в тюрьме, а сама Алька уже сегодня вечером или завтра может получить очередную записку с угрозой. Очень милая картинка.

— Может, он гений был, твой Кретов? — угрюмо проговорила она. — Создал нечто, а мы просто не в силах это оценить? А кто-то умный это просек, убрал Крета и теперь воспользуется его творчеством?

— Может, все и так, — устало сказала Ленка, пошевелила ногой и поморщилась. — Да только следов наемного убийцы нам никогда не найти, понимаешь?

— Понимаю, — упавшим голосом произнесла Алька. — Что с ногой-то оказалось?

— Растяжение. В травмопункте больничный дали. Завтра одна будешь отдуваться и послезавтра.

— Ничего себе!

У самой Альки после железной хватки «дяди Коли» ныли плечи и руки. Она вспомнила Тараса с ястребиным носом и невольно усмехнулась — как еще повезло, что вернулся владелец соседней дачи.