— Подожжем его вместе с машиной. Как и планировали. Кто виноват, что он выжил?

— Ты бредишь? — перевел на него взгляд Павел.

— А что ты предлагаешь? Давай, может, еще посидим, подумаем? Пока до нас менты не доберутся? Шторм, пора жечь все к чертям и валить! Как договаривались!

— М-м-м, — Паша встретился со мной взглядом.

Я не мог ничего сделать. Я молча смотрел на него сквозь выступившие слезы.

— Сука, Шторм, если ты ни с того ни с сего очеловечился, давай вырубим его, чтоб было не больно! Пора валить! Блять! Или все к чертям полетит!

— Закрой рот! — вскрикнул Паша. — Так… — вновь посмотрев на меня, он на секунду остановился.

Это необъяснимо. Я не могу передать словами свои чувства. Моя жизнь полностью зависела от человека, пытавшегося меня убить. Который почти сумел это сделать. Но я не хотел умирать. Не хотел. В этот момент у меня не осталось гордости. Я молил его о пощаде. О спасении.

Он не отрывал от меня глаз. Смотрел мне в глаза и думал. Думал.

Секунды его размышлений доставляли мне невыносимую боль. Я не в силах был сдерживать слезы.

— Так. Похуй. Зови ребят, — отвернувшись от меня, проговорил он. — Вытаскиваете его. И тащите к машине.

— Ты ебанулся? Шторм!

— Что? Что, блять, тебе непонятного? Пока я еще тут главный! Я сказал, вытаскивайте и перетаскивайте его! А потом поджигайте!

Шторм схватил меня за лицо. Без особых усилий раскрыл рот и…

— А-а…

— Не ори, красавец. Твои зубы и так еле держатся. Что стонать-то? Франк, надеюсь, я не пожалею о принятом решении.

— Блять, Шторм, это… это…

— Двух тебе хватит? Для опознания им сгодится.

— Пиздец! Ты ебанулся? Тебе делать больше нечего, чем с ним возиться?

— Если бы я его грохнул в гонке — одно дело, но я не убийца! Я не буду сжигать его заживо! Все уяснил? — он поднялся и пошел прочь.

— Да он не передвигаемый! К нему не прикоснуться же!

— Уж… Прикоснись как-нибудь!

— Он подохнет, пока мы его тащить будем!

— Ты не рассуждай, а делай! И быстрее! А уж если он не выдержит и скончается, то… и пускай. Его проблемы.

Дальнейшее запомнилось мне частично. Парни, которые вызвались вытащить меня из тачки, не особо церемонились. Пару раз я терял сознание, затем приходил в себя от резкой боли. Снова падал в темноту, вновь выбирался. Когда меня оттащили от машины, один из них, перед этим облив мою машину бензином, чиркнул спичкой. Сквозь слезы наблюдая за этим, я в последний раз посмотрел на свою покореженную красотку. Я знал. Я верил в то, что это она спала меня. Она могла беспощадно убить, раздавить меня. Но… Я выжил. И…

Бах!!!

Меня оглушило.

Ее не стало. За одно мгновение я ее лишился. Я лишился ее.

Терпя неимоверную боль от каждого движения, я наблюдал за Штормом, который, подойдя к своей машине, которая непонятно с чего оказалась раскореженной о строительное заграждение, замер, сжимая что-то в руке.

Это была зажигалка. Выждав несколько минут, отойдя подальше, он бросил маленький огонек в сторону своей спортивной Ауди.

Бах!!!

Не оглядываясь в сторону полыхающей машины, он спешил в мою сторону. Наконец-таки меня донесли. От небрежного удара головой о сидение я вырубился. Сил на борьбу не осталось. Осталась лишь темнота.

Никогда бы не поверил, что это правда. Это было удивительно. Мозг играл со мной в жестокую игру. Он не давал мне забыться. Не отпускал. Не давал уйти. Вместо того, чтобы просто отпустить, оставить в покое, дать умереть, он издевался, напоминая мне, сколько плохого я сотворил за свою короткую жизнь.

Я не понимал, где нахожусь, не ощущал ничего вокруг. Скорее всего, я спал. Мой сон был настолько реалистичным, что я испугался. Перед глазами мелькали моменты, вырванные из моего прошлого.

Мое детство, мальчишечьи проказы, бунты.

Я с самого рождения вставлял родителям палки в колеса. Почему? Сам не знаю. Родился таким. Во мне таилось что-то странное, темное, порой оно вырывалось наружу, и я не мог его контролировать.

Итак, родители.

Лица матери и отца настойчиво мелькали передо мной, а ведь я не хотел их видеть. Только не их. Нет!

Слава Богу… Рядом со мной возникли лица моих самых близких друзей, все они были тут. Рядом со мной. Я перестал бояться. Среди них был мой младший брат.

Он смотрел на меня с глубочайшей горечью и разочарованием.

— Нет! Нет!!!

Я не хотел, чтобы он так смотрел на меня.

— А чего ты хочешь? Что ты ждешь от него?

Макс. Максим. Мой брат. Брат.

Я любил его всем сердцем, любил так сильно, что врал ему с того самого момента, как он оказался в моей квартире тем утром.

Я увидел его в коридоре: мелкого, испуганного, заплаканного…

Он сказал, что ему некуда идти. Что он остался один. Родители бросили его. Что я его единственная надежда, что он любит меня. Сжимая его голову в своих руках, проводя пальцами по взлохмаченным волосам, я понял, что буду врать ему. Буду.

Рассказав ему довольно искореженную, грустную историю о своих и его родителях, я предложил ему остаться со мной. Я чувствовал вину. Я был обязан ему всем. Но я не мог рассказать ему правду. Иначе бы он возненавидел меня.

А правда заключалась в том, что во всем был виноват мой отец. Мой отец был зачинщиком неразберих случившихся в клубе. Он воровал деньги, уводил их прям из под носа у тех, кому был обязан шикарной зарплатой. Он воровал все больше и больше, постепенно теряя над собой контроль. Он. Только он.

Отец Макса, пытавшийся его урезонить, пытавшийся покрыть брата, также попал под удар.

На тот момент я давным-давно докопался до истины и знал, что делает мой отец вне дома. Для меня это казалось жутью. Двухсторонней жутью. Наблюдая издалека за проводившими гонками, я каждый раз боялся за тех, кто гонял на огромной скорости. Мне было отвратно наблюдать за тем как некоторые люди бились, бились нарочно, дабы доказать кому-то что-то. Наблюдая за всем этим, я постепенно осознал, что не могу спокойно смотреть на проезжающих мимо меня машин, казалось, смотря на них, я заглядывал внутрь, чувствовал характер каждой.

Не рассказывая отцу, о том, что в курсе его обязанностей, я попросился к нему в мастерскую. Эта была та самая мастерская. Именно та, которая сейчас принадлежала мне. Как бы мне. Отец, довольно спокойно восприняв мой интерес, пустил меня к тачкам, показал азы вождения и… и понеслось. Едва получив права, я гонял по городу, сутками высиживал в гараже, пытаясь докопаться до самой тайной занавесы каждой из испробованных мною тачек.

Когда я уже мог спокойно собрать и разобрать любую из доставленных в салон машин, отец всерьез заинтересовался моими способностями.

Тот день. Улыбнувшись, он притащил меня в гараж. Оказывается, там у него было куплено еще одно помещение. Открыв ворота, он показал мне ее. Ее. Ту, в которую я влюбился, которую полюбил за красивые глаза, неповторимую фигуру, за великолепный тембр мотора, за… за все.

Откуда? Он сказал, что ему подарили ее, прислали из-за заграницы за отличную работу.

Отец, так глупо было полагать, что я мог поверить в это. В этот же день совершенно случайно я наткнулся в газете на маленькую заметку, о том, как одна довольно темная фигура нашего города совершенно случайно погибла за рулем своего автомобиля. Видимо, отец хорошо поработал.

Находясь в гараже, имея возможность наблюдать, присматриваться, я видел, как он складывает доход в свой карман.

Поначалу мне было пофигу. Но, подслушав однажды его разговор с отцом Макса, я напрягся. Тот просил его больше не подвергать их опасности, просил, чтобы он утихомирился, ведь если владельцы наткнутся на расхождениях в сумме, будет плохо всем! Кому всем? Я так и не понял.

Минул месяц.

Протирая только что вымытый автомобиль, я обернулся на шум открываемой двери. К нам в салон зашло около пяти человек. Все они никаким местом не напоминали обыденных посетителей нашей забегаловки. Один из них направился в мою сторону, попутно поинтересовавшись, где сейчас мой отец. Указав на второй этаж, я отвернулся, решив вернуться к работе. Удар в спину застал меня врасплох. Размазавшись по машине, я едва устоял на ногах. Один из посетителей схватил меня за шкирку и, подтянув к себе, прошептал мне прямо в лицо, оставляя на нем остатки своих слюней: — Если это твой папаша облажался, если выяснится, что это он отмыл у нас такое большое количества бабла, тебе, парень, придется расплачиваться за него всю жизнь!

Выпустив меня, он направился в сторону лестницы, на которой возник испуганный отец. Я был напуган. Мне было страшно. Не помню, как я умудрился унести оттуда свои ноги. Трясясь от страха, я прибежал домой и набросился с криками на мать.

Для нее я с самого начала родился с клеймом «неудачный ребенок», ее всегда больше тянуло к племяннику, она могла баловать Макса часами, мне не было обидно. Если же отец хоть как-то занимался мной, видимо узрев талант, решив очередной раз сделать лишние деньги, то мать не особо утруждала меня своим вниманием.

Я был сложным подростком. Мне не очень была понятна суть школы, я считал себя гораздо более развитым тех, кому пришлось учиться со мной в одном классе. Высказывая это в открытую, я получал обычные для меня трояки — со словами «не портить же из-за тебя школьную репутацию».

Похуй. Мне было насрать.

Я мог без особого труда решить любую контрольную по алгебре, либо же по физике, не готовясь. Уж чего-чего, но этих предметов в жизни, в мастерской, в устройстве машинах у меня было порядочно. Но учителя не желали ставить мне что-либо положительное. Это… Было неправильно, по их мнению. По гуманитарным предметам было куда больше проблем: мои мысли о поступке Анны Карениной никого не порадовали, а фанатизм от Родиона Раскольникова, параллельно с высказанным мной преподавателю: «Я бы с радостью замочил вас топором!», и вовсе обеспечил мне несколько неудов подряд.