Уитни Гаскелл - Скоро тридцать

В конце концов я заснула. Все-таки когда наплачешься так, что жжет в глазах и больно дышать, можно провалиться в тяжелый сон и на какое-то время освободиться от терзающих дум. Проснувшись на следующее утро и увидев солнечный свет, пробивающийся между пластинками жалюзи, с минуту я испытывала чувство покоя и странного изнеможения. А потом вспомнила. Вчерашняя боль захлестнула меня с новой силой, обожгла сердце, разлилась в животе, заставив скрючиться на кровати.

Как правило, в подобных ситуациях я звонила Нине, она приходила, выталкивала меня в душ, мы отправлялись в кино на какой-нибудь легкий фильм, просто чтобы развеяться, после чего шли в «Бенниганз» или другой недорогой ресторанчик, где заказывали горы хрустящих куриных крылышек и поджаристых грудок в сухарях, наедались до одури, и завершали все это холестериновое пиршество пломбиром и шоколадными пирожными с орехами. Это было самым надежным и эффективным лекарством от разбитого сердца, хотя то, что я принимала за сердечные страдания раньше, и на сотую долю не приближалось к той боли, которую я испытывала сейчас. Но я не могла позвонить Нине – она со мной не разговаривала. Горечь пронзила меня, оседая в измученной душе. С одной стороны, я испытывала искушение по звонить ей вопреки всему, в надежде, что наша дружба вы держит любые испытания и мы сможем простить и забыть взаимные обиды. С другой стороны, если я позвоню ей, она может воспользоваться этим и сказать мне, что больше не хочет меня знать. Или, того хуже, повесит трубку. Нет, Нина на такое не способна, решила я. Только не сейчас, когда я так в ней нуждаюсь. Я тут же набрала ее номер, пока самообладание не покинуло меня окончательно.

– Алло, – прозвучал слегка гнусавый голос.

О, черт. Джосайя. Я уже хотела бросить трубку, но, когда мой палец потянулся к рычагу, вспомнила, что у Нины стоит определитель номера. Выхода не было.

– Привет… Я могу услышать Нину? – спросила я.

– Кто это?

Я просто онемела от такой наглости.

– Гм. Л это Элли. Подруга Нины. Она… э-э… познакомила нас с тобой на вечеринке, – сказала я фальшивым, чересчур дружелюбным тоном.

– Я помню. Нина не хочет с тобой разговаривать. У меня упало сердце.

– Пожалуйста… это очень важно, – попросила я, с не выносимым трудом подавляя раздражение. Я знала, что если сейчас сорвусь, то никогда больше не услышу Нину.

Последовала пауза. Джосайя прикрыл трубку ладонью, и до меня донеслись приглушенные голоса.

– Ее сейчас нет.

Мерзкий лгун! По его тону я поняла, что Нина дома и скорее всего сидит в паре сантиметров от него. Она знала, как болезненно я это восприму, и… практически послала меня куда подальше.

– А, понятно. Когда она вернется, пожалуйста, передай ей, чтобы перезвонила мне. И скажи, что это очень важно.

Вместо ответа Джосайя повесил трубку. Я уставилась на телефон, взбешенная поведением этого хама и уязвленная предательством Нины. Неужели за одну неделю я лишилась и любимого человека, и лучшей подруги? Рассчитывая хоть на какое-то женское сочувствие, я позвонила Хармони – сначала домой, а потом – не застав ее там – на работу.

– Алло, – ответила Хармони своим обычным бодрым, деловым тоном.

– Что ты делаешь на работе в воскресенье утром?

– Элли, ты? Привет. Я просто заглянула, чтобы немного разобрать бумаги. Как съездила домой?

– Кошмарно, – сообщила я и рассказала ей про Марка и Кейт.

– О нет, – вздохнула Хармони. – Просто не верится.

– И это еще не все. Когда я вернулась домой… в город… – Я запнулась, попыталась начать снова и опять остановилась, а затем, вспомнив Элис в халате Теда и лицо самого Теда, когда он увидел меня в дверях, разрыдалась.

– В чем дело? Что случилось?

Я поведала Хармони всю грязную историю, время от времени прерываясь, чтобы икнуть или высморкаться. Когда я закончила на том, как Тед пришел ко мне и звонил в дверь, желая объясниться, она издала тихий, короткий стон, полный сострадания.

– Ужасно. Не представляю, как ты только все это вы терпела.

Я знала, о чем сейчас думает Хармони, – она ведь предупреждала меня, что отношения с Тедом закончатся для меня печально. Но в этом вся Хармони: даже если она и говорила об этом, то сейчас ни в коем случае не упомянет о своей проницательности.

– Не обижайся, Элли, но я пыталась предупредить тебя, что вы с Тедом – не самая лучшая пара.

Надо же, я была не права.

– Знаю. – В моем голосе проскользнула нотка оправдания.

– Не хочу повторяться, скажу одно: не следует принимать слишком близко к сердцу все, что между вами про изошло. Я понимаю, тебе очень неприятно, но по крайней мере хорошо, что это открылось сейчас, а не позже и ты не успела увлечься Тедом всерьез, – выразила свое мнение Хармони.

Я молчала. Да, в словах моей подруги был резон, хотя она не совсем ориентировалась в ситуации, – я уже потеряла голову из-за Теда. И как бы я ни старалась убедить себя, что это очередной короткий роман, мимолетное увлечение человеком, не оправдавшим моих ожиданий, это не слишком облегчало резкую боль – она пронзала меня всякий раз, как я вспоминала колючий взгляд Теда, неизменно теплевший, когда он смотрел на меня, или то, как я засыпала, прижимаясь к его обнаженной груди.

– Может, зайдешь ко мне? Мы могли бы сходить в кино или перекусить где-нибудь, – с надеждой в голосе спросила я.

– О, Элли, я бы с удовольствием, но, боюсь, не получится. У меня полно срочной работы, а вчерашний вечер я опять провела с Гарри, поэтому никак не могу позволить себе еще один выходной.

– Ладно, – вздохнула я.

– Давай встретимся за ленчем среди недели, а? – предложила она.

– Завтра?

– Хм. Понимаешь, завтра днем я встречаюсь с Гарри. Я бы отменила свидание, но он уезжает из города до конца недели, и это наш последний шанс увидеться до его отъезда, – объяснила Хармони.

Из меня словно выкачали весь воздух. После того как Нина превратилась в девушку с обложки еженедельника «Моногамная жизнь», из незамужних подруг у меня осталась только Хармони. А теперь и она кого-то нашла. За исключением нескольких приятельниц по работе (которых я уж точно не стала бы посвящать в свои сердечные проблемы), все мои подруги были замужем, помолвлены либо просто с кем-то жили. Только я до сих пор оставалась одна. Одна.

– Кто такой Гарри? Тот адвокат по налогам, с которым ты встречаешься?

– Да. Он просто замечательный. Я обязательно тебя с ним познакомлю, – пообещала Хармони.

– Было бы здорово, – без воодушевления отозвалась я. Хармони, конечно, умница, но иногда поражает меня своей бестолковостью. Ни одна девушка с разбитым сердцем не захочет слушать рассказы подруги о том, какой замечательный у нее ухажер, и тем более знакомиться с ним. – Ладно, мне пора. Пойду прогуляюсь, – соврала я.

Мы договорились встретиться за ленчем во вторник, а потом я снова бухнулась на кровать и уставилась в потолок.

Этот день мне предстояло провести в одиночестве. В полном одиночестве. Одна мысль о долгом, пустом дне – прообразе тоскливой, одинокой жизни, на которую я отныне обречена, – заставила меня свернуться в позу зародыша. Так бы я и лежала, если бы Салли не начала громко скулить, энергично протестуя против задержки с завтраком. Я нехотя встала и поплелась на кухню. Распластавшись на полу возле своей миски, моя собака жалобно подвывала. Я хотела было намекнуть Салли, что жировые складки на ее сарделькообразном туловище несколько не соответствуют роли бедной сиротки, да что толку спорить с дивой? Я по кормила ее и, поскольку уже вылезла из кровати, решила больше не ложиться. Приняла душ, а потом отправилась в магазин, чтобы пополнить запасы шоколада, бумажных носовых платков и журналов – самых действенных средств от несчастной любви.

Я утешала себя тем, что в разрыве отношений с любимым человеком есть своя хорошая сторона: высвобождается куча времени на все остальное, чем тебе хотелось бы заниматься в жизни и до чего в пылу любовной лихорадки никак не доходили руки. Поэтому, позволив себе денек по бездельничать – я побродила по квартире, пересмотрела уйму старых черно-белых фильмов и подчистила холодильник, слопав всю еду, которая еще не заплесневела, – я решила стереть из памяти воспоминания о Теде, встряхнуться и начать новую жизнь. Во-первых, я запланировала полностью уйти в работу и стать лучшим специалистом по судебным тяжбам в этой чертовой конторе. Не важно, что я ненавижу судебные тяжбы; если мне суждено остаться горемычной старой девой, по крайней мере добьюсь успеха в карьере. Элли Уинтерс преобразится: сбросит десять фунтов, займется спортом – может быть, начнет готовиться к марафонскому забегу! – станет участвовать в благотвори тельных программах по спасению животных, отправится в путешествие по далеким экзотическим странам, найдет себе необычное хобби вроде парасейлинга или бразильского джиу-джитсу и, возможно, даже выучит иностранный язык. Японский там или русский. Один день скорби, и вперед, к новым горизонтам. В гордом одиночестве. До конца жизни. И больше никогда не прижиматься к обнаженной груди Теда, слушая ровный, умиротворяющий стук его сердца…

Нет, так дело не пойдет. Лучше вообще не думать о Теде. Нужно выбросить его из головы и не вспоминать, как шикарно он выглядит в своем кашемировом пальто и как приятно разговаривать с ним, зная, что он внимательно тебя слушает. Не вспоминать его запах – такой земной, пряный аромат, в который мне просто хотелось закутаться. Нет, лучше совсем не думать об этом. Плохо было и то, что Тед не давал о себе забыть. Он звонил мне все воскресенье, а когда я не поднимала трубку, оставлял сообщения на автоответчике. Я прослушала только первое – Тед опять лепетал оправдания насчет того, что у них, мол, вовсе не было интимного празднества по поводу воссоединения семьи и что я все неправильно поняла и т. д. и т. п. «Ха!» – только и сказала я. Не желая слушать дальнейших объяснений, я стерла пленку, а придя на работу в понедельник утром уничтожила и те сообщения, что пришли от Теда по голосовой почте. Он также писал мне письма по электронике, и я уже подумывала, не прочесть ли их, но затем вспомнила про присохший пластырь и удалила все письма.