Стефани Лоуренс - Сколько стоит любовь?

Но вместо того чтобы направиться к террасе, как остальные парочки, он вывел ее в коридор, где не было ни души.

Диллон бывал у Кершо с раннего детства и хорошо знал все уголки дома. Редко посещаемая оранжерея в конце коридора, подальше от бального зала – идеальное место, в котором можно без помех ухаживать за мисс Даллинг…

Ведя ее по коридору, игнорируя слабое: «Куда мы?» – он остановился перед стеклянными дверями оранжереи, широко их распахнул и втащил ее внутрь.

– Мистер Кэкстон…

– Диллон. Если мы собираемся убеждать друг друга, это лучше делать наедине и при этом обращаться друг к другу по именам. – Продолжая вести ее между густыми зарослями, он обернулся: – Как вас зовут?

Она нахмурилась, сощурила глаза, но все же буркнула:

– Присцилла.

Его губы насмешливо дернулись.

– А как вас зовет брат? – неожиданно спросил он и, не дождавшись ответа, предположил: – Прис?

Она не стала ничего отрицать. Только растерянно огляделась, сообразив, что из коридора их не видно и вокруг – ни души.

Здесь не горели лампы, но лунные лучи проникали сквозь стеклянную крышу, создавая нечто вроде неверного освещения. Прис посмотрела в сторону сада, темневшего за стеклянными стенами, но экзотическая растительность скрывала и их. Прис строго свела брови.

– Мистер Кэкстон, не знаю, к каким методам «убеждения» вы собрались прибегнуть, но я все же попросила бы проводить меня назад в бальный зал.

Очевидно, пожатие руки не произвело ожидаемого действия. Диллон вздохнул, отпустил ее руку, потянулся к Прис и рывком привлек ее к себе.

Она, охнув, упала ему на грудь. Ему не было нужды смотреть в широко раскрытые изумрудные глаза, чтобы понять, какой пожар желания немедленно охватил ее. Этот пожар сжигал и его.

Сцепив руки кольцом, прижимая ее к себе, он наклонил голову и завладел полуоткрытыми губами. Пробился языком в пещерку рта и стал исследовать, завладевать, завоевывать, дразнить, пока ее руки не запутались в его волосах. Губы отвердели, тело напряглось, языки встретились: огонь и страсть.

Напомнив себе, что на этот раз он не должен забываться, ни в коем случае не должен забываться, что этим поцелуем он преследует определенную цель, не имеющую ничего общего с нарастающим наслаждением, что, как только она окончательно потеряет разум и, по его прикидкам, отбросит всякую сдержанность и отбросит всякие сомнения относительно столь опасного флирта, он мысленно отстранится, чтобы как можно точнее оценить ее состояние.

Ему необходимо очаровать ее, довести до безумия, поднять до тех высот чувственности, где ожидание следующего прикосновения, нового ощущения станет единственным смыслом жизни. Хорошо ли она сознавала, чем рискует, встречаясь с ним, чтобы он без помех смог ее увлечь в царство ошеломляющей, мучительной потребности?

Оставалось молиться, чтобы она не догадалась, что он рискует не меньше.

Но Прис уже почувствовала его отчужденность. И посчитала ее осторожностью. Запоздалым осознанием того, что чересчур сильный жар, чересчур безоглядная страсть опасны.

Напрасно.

Она дерзко прильнула к нему, так что их тела впечатались друг в друга. Если он воображал, что сможет подразнить ее, предложив всего лишь крошечный глоток наслаждения, а потом отпрянуть и поманить ее новыми ласками, это ему не удастся.

Крошечная часть еще функционировавшего сознания подсказывала, что подобная реакция с ее стороны по меньшей мере безрассудна. Но ей было все равно. Он обнял ее еще крепче, и она едва не задохнулась от счастья. Его ладони легли ей на спину… и тут он заколебался.

Но она стала жадно целовать его, поддаваясь искушению, которым он ее манил. Диллон пытался держаться отстранение Отчужденно. Холодно. Но выдержать это долго не было возможности, и он стал отвечать.

Пылко. Исступленно. Яростно.

Его ладони затвердели, скользнули ниже, сжимая ее бедра.

Прис едва не потеряла сознание, когда он стал безжалостно целовать ее, завладев всеми чувствами, смело увлекая в самый центр бушующего урагана страсти.

И удерживал ее там, пока чувственные ветра уносили ее, терзали нервы, разум, искушая и обещая.

Когда он чуть приподнял голову, ровно настолько, чтобы вымолвить слово, обдавая горячим дыханием ее обожженные губы, она продолжала льнуть к нему, цепляться за остатки разума, все еще крутясь в водовороте нарастающей потребности.

– Ты нашла команду, которую искала?

Слова, лишенные смысла, не оставляли следа в мозгу. Она моргнула… осознала… вспомнила.

– Э… нет.

Он снова поцеловал ее, возродив угасающее пламя, пока каждый нерв не отозвался на ласку, пока бурливший в венах жар не сгустился. Пока мир не исчез за туманом желания и на всей земле остались лишь они вдвоем.

Снова подняв голову, он прикусил ее нижнюю губу, слегка потянул, отпустил и пробормотал:

– Оберегаешь своего брата?

На этот раз она дольше собиралась с мыслями, дольше искала в себе силы мыслить здраво. Она попыталась нахмуриться, но ничего не получалось. Ресницы чуть затрепетали, словно она мучительно искала нужные слова… Нет? Да?

И только потому, что не успела решить, нашла время сосредоточиться и сообразить, что он задумал. Усилия, потребовавшиеся, чтобы порвать чувственную паутину, ослабили ее. Прис едва не упала. К счастью, он все еще держал ее.

– Понятия не имею, о чем вы.

Ее ответ был лишен убедительности, но и этого оказалось достаточно, чтобы он раздраженно вздохнул.

Она едва не улыбнулась, но тут Диллон снова поцеловал ее. На какой-то долгий момент она, не сопротивляясь, позволила увлечь себя в золотистые волны желания, после чего мысленно отстранилась и, в свою очередь, прошептала:

– Что находится в конфиденциальном разделе реестра?

Единственным ответом было проклятие. Она широко улыбалась, когда он снова поцеловал ее. Но на этот раз все было по-иному. Теперь она не даст ему взять над собой верх, выпытать ее тайны.

Она было снова отстранилась, но тут же передумала и прильнула к нему. Позволила его вздыбленной плоти вжаться в свой живот и вальяжно, как кошка, стала тереться о его бедра своими.

Он задохнулся, закрыл глаза, как от боли.

Очередной способ убеждения.

Она искусно ласкала его, пустив в ход все приемы обольщения.

– Каким образом эти конфиденциальные детали помогают разоблачить аферы на скачках? Это какой-то способ описания? – мягко, почти нежно поинтересовалась она, по опыту зная, как разительно действует подобный тон на мужчин Правда, раньше она никогда не пользовалась своим телом, своим голосом намеренно. И она испытала невыразимое удовольствие, когда он мрачно проворчал:

– Именно.

И осекся. К ее полнейшему восторгу, он сражался сам с собой.

– Большего я открыть не могу. Может. Если захочет.

Она положила ладони ему на плечи и уже хотела погладить грудь, когда он опустил глаза.

– В жизни не видел шали уродливее!

Дернув за узел, Диллон развязал шаль, и прежде чем она успела подхватить скользкий шелк, он упал на пол, обнажив плечи Прис, настоящей Прис, затянутой в темно-зеленое платье, с откровенным вырезом. И хотя в ее наряде не было ничего непристойного, у нее перехватило дыхание и сердце тревожно забилось. Он смотрел на нее: на грудь, вздымающуюся над низко опущенным, прямым краем лифа. На обнаженную белоснежную кожу… И в глазах пылало пламя. И его взгляд тоже ласкал, как это пламя. Касался. Гладил. Угрожал поглотить.

И прежде чем она успела совершить разумный поступок и отступить, он поднял руки и почти благоговейно сомкнул пальцы вокруг упругих холмиков.

Ощущения, острые, неописуемо шокирующие, пронзили ее.

Колени подогнулись.

Он обхватил ее, прижал к себе и снова стал ласкать. Прис с шумом выдохнула и закрыла глаза, но тут же, вынудив себя поднять отяжелевшие веки, взглянула в его лицо. Некое неясное выражение промелькнуло и исчезло: в слабом свете было невозможно определить, о чем он думает.

Куда легче оказалось почувствовать его физическую реакцию: внезапно застывшие стальные мышцы, бугрившиеся на спине, тонкую линию губ.

Еще легче было ощутить, как он очарован телом, упругой плотью, которую мяли его ладони, набухшими сосками, которые нашли его ловкие пальцы.

Потом он снова приник к губам Прис, безжалостно бросив ее в омут желания, в огонь, угрожавший пожрать Прис… если она капитулирует. Окончательно потеряет рассудок.

Позволит ему взять над собой верх.

Но она знала, что не сумеет. Не сможет. Не посмеет. Не станет рисковать.

Поцелуй превратился в битву характеров, умов, в дуэль чувств. Он наступал, она парировала каждый удар, пытаясь уберечь разум от обольстительной игры его пальцев на груди.

Когда она воспротивилась чувственному выпаду его бедер, свободная рука Диллона скользнула по ее спине к бедрам и ягодицам. Сжала соблазнительное полушарие и стала мять, одновременно прижимая ее бедра к мужской плоти.

Он настоящий дьявол. Искушенный дьявол. Не привыкший к отказам. И имел в своем арсенале куда больше оружия, чем ей представлялось. И все это время вовсе не собирался терять самообладание, хотя всячески убеждал ее в этом. Но, судя по нежеланию пустить в ход более мощное оружие, которым Диллон, несомненно, обладал, сейчас он ступал по такому же тонкому льду, что и она.

Она сжала ладонями его лицо и поцеловала, смело встречая очередной выпад языком и с бесшабашным самозабвением втягивая этот язык как можно глубже.

Его самоконтроль явно пошатнулся.

Она вдруг обнаружила, что привела их обоих к самому, краю чувственной пропасти и теперь они балансируют над обрывом.

Но у нее не осталось сил оттащить их в безопасное место. Так же, как и у него.

Его руки вдруг стали еще более требовательными.

– Да, Милдред, уверяю, концы ее лепестков ярко-фиолетовые.

Надменный тон леди Кершо невозможно было спутать ни с каким иным. Резко выдернутая из чувственного тумана парочка замерла. Оба мгновенно отрезвели, осторожно, едва двигаясь, оборвали поцелуй, после чего подняли головы и огляделись.