Тьфу — плюнул с отвращением в ее сторону молодой человек и вынужденно свернув из проулка, попав таки на ратушную площадь.

Она почти опустела, лишь несколько зевак продолжали исступленно наблюдать за мучениями колесованного сегодня вора. Его тело, распятое на огромном круге, было поднято высоко вверх на растерзание крылатым каркающим палачам, сужающим круги и бросающимся за очередным куском мяса, вырываемого из еще трепещущего живого тела. Несчастный пока сохранял признаки жизни, каждое падение птицы на его печень вызывало глухие стоны и мольбы о пощаде.

Глупец!!! У кого ты просил милости? У обезумевших от радости наблюдать твою кончину двуногих существ?

Михаэль с омерзением ответ глаза от пары влюбленных молодых людей, стоящих в обнимку и не отрываясь смотрящих вверх. Глаза девушки налились кровью от предвкушения скорой смерти колесованного, а рука ее сопровождающего невольно потянулась к паху, стараясь скрыть признаки возбуждения.

Подступившая тошнота заставила Михаэля согнуться и присесть прямо на мостовую. Восстановив дыхание, направился в ближайший переулок, могущий вывести на окраину города, как внимание его привлек следующий персонаж человеческого апокалипсиса.

Повешенный за одну ногу бродяга, уже потерявший сознание, а возможно жизнь из — за разрыва кровеносных сосудов, отчего его раздувшаяся голова напоминала распухший синюшный бурдюк, болтался на виселице, раскинув руки, напоминая, издали чудовищное насекомое. Скорее всего он был уже мертв, потому что ворон, сидевший на его груди, изогнув шею, одним мощным ударом клюва достал из глазницы кровавый глаз и с утробным клекотом немедля проглотил. Повешенный не дернулся.

Михаэль, не выдержав, изверг на камни мостовой свой незамысловатый ужин. Вытершись платком, под издевательский смех зевак, он трусливо шмыгнул в переулок и не разбирая пути бросился прочь.

Постепенно холодный вечерний воздух придал ему сил, вернув к жизни. Не помня, как добрался до городских ворот, он с облегчением взглянул на освященный факелами желанный трактир с медвежьим чучелом на крыше. У его ворот лежали подгулявшие бродяги и несколько нищих, рассчитывающих на милостыню, терпеливо терлись у окон заведения, подглядывая за выходившими на улицу.

Михаэль, шатаясь, словно пьяный направился к входу.

В этот момент яркая вспышка ослепила его, невольно зажмурив глаза, он сжался от страха. До его слуха донесся глухой раскатистый звук приближающейся грозы, рокочущий звук грома пронесся по небесам, заставивший Михаэля испуганно поднять глаза вверх. Мальчиком он безумно боялся молний и грохочущих небес, полагая, что именно так великий и справедливый Бог наказывает провинившихся грешников.

Отчаянные, истошные крики заставили его оглянуться. Несколько человек стояли к нему спиной и показывали пальцами в небо. Михаэль поднял в указанном направлении глаза и ужаснулся.

Молния попала в башню Южных ворот, вызвав на сторожевом пункте пожар. Стражники, отталкивая друг друга, в спешке покидали форпост. По каменной стене здания змеей пробежала трещина и одна из половин башни медленно поползла вниз.

Старясь не слышать крики обезумевших о страха людей, под ногами которых разверзлась пропасть, Михаэль стремглав бросился к зазывающим уютным огням трактира и скрылся внутри.

Его место, свято охраняемое толстушкой Магдой, ждало вместе с добродушной и глупой хозяйской дочерью. Девушка с одобрения отца, хозяина заведения была приставлена для увеселения богатого и важного гостя. Вот и сейчас румяная красавица, улыбнувшись ямочками на аппетитных щеках, расцвела при виде влетевшего в трактир испуганного Михаэля.

Усадив его в уютный уголок, отгороженный от общего зала небольшой занавесью, расторопная трактирщица бросилась за любимым напитком завсегдатая.

Через полчаса Михаэль, наслаждаясь согревающим его кровь хмелем смотрел на царящий в кабачке разгул полусонными глазами. Услужливая Магда, подливая пенную бражку, нескромно прижавшись к плечу не давала усомниться в своих намерениях. Ее пухлая наливная грудь, предусмотрительно выскользнувшая наружу из слегка расшнурованного корсета, жадно прикасалась к локтю Михаэля, вызывая в нем неясное томление. Эта девушка была нежеланна, но его тело имело другое мнение. Низ живота налился кровью и пульсировал от жажды пронзить доступную наливную плоть, высосать из нее жизнь. Он ненавидел и жаждал ее одновременно. Магда, исподволь почувствовав его расположение, стала еще более смелой. Ее рука, ненароком легла на его пах и мягко сжала его. Михаэль закрыл глаза и прикусил нижнюю губу от невольного наслаждения. Перед глазами змейкой замелькали отпечатки воспоминаний: налившаяся молоком грудь Кристины, сжимаемая в руке, влажный полуоткрытый манящий рот, следом протяжные стоны умирающего на колесе бродяги, торчащая возбужденная плоть зеваки, клекот насытившейся птицы… В тоже мгновение разум покинул его. Он злобно впился в красные пухлые губы Магды, его рука требовательно разорвала шнурок на корсете и стиснула набухшую от бесстыдного желания грудь. Появившийся невесть откуда хозяин трактира предусмотрительно задернул занавесь, скрывая наслаждающихся страстью людей от чужих похотливых взглядов.

Удовлетворив взбунтовавшуюся плоть на том же столе, где только что пил и ел, Михаэль довольно откинулся спиной к стене и зашнуровал гульфик. Изматывающая боль отпустила, но на место ее пришла пустота, верная подруга смерти. Дочь трактирщика, которую от только что под властью безумия и хмеля лишил невинности, тихонько постанывала в уголке, не сводя с него преданных собачьих глаз, продолжая поглаживать пухлыми пальцами розовый сосок. Она могла отныне рассчитывать на милость вельможи, которому подарила девственность. Михаэль воспринял это как должное. Ему внезапно стало все безразлично. Осознание истины настигло его, расставив все по местам и дав ответы на мучавшие вопросы.

Смерть. Его смерть решит все. Поставит последнюю точку. Разрубил запутанные узлы.

Ему внезапно стало легко на душе. Единственное правильное решение позволило его сердцу забиться с прежней силой, вернуло силы.

Поднявшись из-за стола, не обращая внимания на мольбу томящейся от желания девицы, Михаэль, шатаясь, прошел к выходу, потом, словно опомнившись вернулся к стойке хозяина, и отрезав ножом кошелек, набитый золотыми гульденами, положил его перед ним. Это была достойная плата за поруганную честь его дочери. И через мгновение он уже стоял под зимними звездами и наслаждался январским ветром, трепавшим волосы.

Пожелать умереть легче, чем это осуществить. Михаэль мучительно перебирал в голове способы лишить себя жизни.

Самый лучший, испить чудесного настоя Регины, и обернувшись, в последний раз в восторге повыть на полную луну, отдаться свободе сильного волчьего тела. А потом, вдоволь навалявшись в снегу, выбежать навстречу охотникам и умереть под пулями их аркебуз.

Но все эликсиры, настои, отвары, превращающие и врачующие безвозвратно погибли в огне.

Что сейчас? Повеситься на собственном кушаке? Утопиться в проруби в Драйцене? Купить в лавке яду для травли крыс и испить его?

Нет… Мучительная смерть не входила в планы Михаэля. Оставался шанс умереть в драке. Ничего не стоит найти подвыпивших горожан и нагло задрав, вызвать их на рукопашную.

В поиске собственных палачей Михаэль прошел через городские ворота. За городской стеной царила кромешная тьма, обступившая его плотной стеной, через которую пробирались лишь раскаты и всполохи удаляющейся грозы. Постепенно глаза привыкли к темноте и стали различать окружающие предметы. Он дотянулся рукой до темнеющего вблизи толстого ствола дерева, крона которого терялась среди зубцов городской стены. Он обошел его на ощупь и без сил опустился на корточки.

— Осторожнее, сынок! Не дотронься до меня… - хриплый шамкающий голос из темноты заставил Михаэля вздрогнуть от неожиданности.

Отпрянув в сторону он спрятался за стволом и оттуда разглядывал странную сгорбленную фигуру, которую он вначале принял за обычный валун. Камень внезапно подал признаки жизни. Одетый в отрепья, полностью закрывающий тело и лицо человек, страшным каркающим голосом продолжил.

— Искать смерти должен я, ведь ее мерзкие следы расползлись по моему телу синими бесчувственными пятнами, но страх совершить непоправимое лишает меня свободы выбора.

Что говорить о молодом человеке, у которого всего то побаливает сердце, пронзенное несчастной любовью…

Немного придя в себя, Михаэль осмелился приблизиться к прокаженному. Мысль дотронуться до его больных рук и получив смертельную заразу, отойти в мир иной — разве не выход? Но медленно умирать, теряя по очереди пальцы, увольте!

— Искать смерть, разве не грех? Зачем? Сынок, когда она захочет, то сама тебя найдет. Я то знаю… Она моя верная подружка, доверяет все свои секреты, она мой единственный собеседник, после того страшного дня как первая синяя точка появилась на моем теле… Я знаю о ней все… Или почти все… А вот о тебе я узнаю сейчас. Подойди еще на шаг, не бойся, это безопасно… Вот здесь лежит затушенный факел, держи огниво — подожги огонь. Посвяти, я погадаю тебе. Стой!!! Спусти рукава, или одень перчатки, не бери огниво и древко голыми руками, я держал их…

Михаэль испуганно отпрянул в сторону. Раскатав рукава шелковой сорочки, он разжег искрой трут, потом осторожно взял факел и развел огонь, освятивший несчастного калеку.

Его холщевая хламида, грязная, превратившаяся в лохмотья полностью скрывала страждущее тело, лицо пряталось в глубоко надвинутом капюшоне. Михаэль видел лишь покрытые язвами губы, изогнувшиеся в нелепой страшной гримасе, должной служить улыбкой.

Руки несчастного, были замотаны узкими болтающимися на ветру полосками ткани, которые скрывали искореженные проказой пальцы.

Незнакомец восседал на стволе огромного срубленного дерева, ствол которого лежал вдоль городской стены, напоминая сказочного уснувшего дракона. Холод был недоступен больному телу. Сгорбленный человек не дрожал, несмотря на стужу и ледяной ветер, развивающую во все стороны его жалкие лохмотья.