Кристина встала на цыпочки и нагнув голову Якова впилась в его губы долгожданным поцелуем. Его губы дрогнули и она почувствовала солоноватый вкус крови из его разбитой нижней губы. В ту же секунду она испуганно отстранилась, боясь причинить ему боль, но Яков прижав ее руками к решетке, со всей страстью ответил на поцелуй, Они дарили друг другу дозволенную ласку не надеясь на завтрашний день. Они жили лишь этим самым счастливым моментом, который скорее всего станет последним. Голова Кристины закружилась от неземного наслаждения, от чистоты и невинности поцелуя своего избранника. Когда они со вздохом разомкнули уста, она прошептала

— Я не могу обещать тебе то, что не намерена выполнить. Если суждено, я пойду за тобой на смерть, потому что жизнь без тебя не имеет смысла. Я давно хотела тебе сказать это. Но боялась…А теперь пока еще не поздно…

Яков молча смотрел на нее. Он не находил слов.

— Завтра, умолю, скажи судьям правду. Я же выступлю свидетелем защиты. Не захочешь ты, расскажу я. Они снимут с тебя осуждение в богоотступничестве. — горячо зашептала Кристина

Художник сокрушенно поник головой. Его лицо сковала скорбь.

— Милая моя, глупая девочка. Никто никогда не был оправдан инквизицией. Попасть в их паучьи лапы значит закончить жизнь или на костре или в лучшем случае на виселице. Спасай себя, умоляю!


В конце коридора вновь показался охранник и схватив Кристину за руку, грубо вытолкал в освещенный факелами коридор. Она жалобно и испуганно вскрикнув поймала в последний момент отчаянный взгляд Якова и тут же исчезла, влекомая наверх железной рукой стражника.

— Благодари Бога, глупая курица, что никто более не слышал слова твоего гнусного еретика о священной инквизиции. Незаслуженного наказания — не бывает — запомни!! — прогремели над ее головой грозные слова. И тяжелая дверь теремного подвала с лязгом захлопнулась.


Кристина без сил опустилась на колени на холодную мостовую прямо перед закрытой дверью темницы и воздев глаза и руки к небу, впервые заговорила с Богом. Не зная ни одной молитвы она просила его о спасении самой дорогой для нее души, ее любимого Якова. Она говорила с ним простыми словами, идущими из глубины сердца, как учил ее мудрый Иоахим. Не чувствуя ни холода камня под ногами, ни порывистого ветра, принесшего с Рейна колючий снегопад, она погрузилась в странное состояние блаженства, распространившееся по всему телу теплой ласковой волной. Она потеряла счет времени.

— Я не оставлю тебя, дитя мое, — внезапно прошептал в ее голове ласковый голос, похожий на голос святого отца из Марцелля. — Встань и иди, я благословляю тебя — услышала она его напутствие.

Медленно поднявшись с ледяного камня, впервые исполнившись веры в Божественное присутствие Кристина направилась в сторону приюта. В ее сердце засветился маленький огонек надежды, которая как светоч вела ее через мир мрака и боли, в котором она неожиданно оказалась. Но усталость неумолимо овладевала ее телом.


Конрад Макленбургский взглянул на ясное, полностью расчистившееся после вчерашней непогоды небо над свободным городом. Из окна его опочивальни открывался прекрасный вид на остроконечные черепичные шпили красного города и на долину реки Драйзам, спокойная водная гладь который блистала в восходящем солнце подобно чешуе извилистого змея…

Прекрасный день, чтобы воспользоваться уникальным случаем и ущемить власть зарвавшейся, бесцеремонной испанской инквизиции, раскинувшей свои жадные щупальца по всем франко алеманским землям, дотянувшиеся до Швабии.

Хозяином Фрайбурга был Конрад Справедливый, и лишь от него зависели судьбы и помыслы многочисленных жителей города. Лишь он решал — кому позволено жить, а кому гореть в гиене огненной. И этим правом Конрад не намерен делиться с посланником Римской католической церкви, иноземцем, не знающим швабского наречия и пользующегося услугами клирика шептальника.

Эпископ заранее приготовил необходимые жертвы на престол Господень, ими оказались прелюбодей и недалекий хвастун сапожник, нашедший в лесу под корнями деревьев зарытый клад и разнесший радостную новость по округе. За удовольствие и глупость надобно платить. Для красавца художника была уготована участь кумира женских сердец, его разбитое несчастной любовью сердце станет шансом на спасение. Сердобольные женские особи, воспевающие страдания Изольды и Тристана, будут умолять суд простить влюбленного богомаза и тогда, он, Конрад вновь подтвердит свое прозвище — Справедливый, даровав Якову Циммерманну высочайшее прощение.

На мгновение в голове епископа промелькнула еще одна удачная мысль, и он, проследив ее развитие и последствия реализации, довольно улыбнулся.

— Да, неплохо — и это так же сыграем мне на руку. Ты сам, того не подозревая, заслужишь волну народного презрения, досточтимый синьор Баттиста дель Комо. Власть и авторитет ненавистной инквизиции пошатнется по твоей вине.


Через несколько часов, сидя радом с выходцем из Толедо, синьором Баттистой, за спиной которого на небольшом табурете расположился переводчик, эпископ радушно делился с инквизитором новыми великосветскими сплетнями. За испанцем на другом краю стола зевал во весь рот, не выспавшийся бургомистр, обязанный председательствовать на гражданских судах.

Испанец, высохший, морщинистый словно ствол столетней оливы, острыми звериными глазками ощупал каждого сидевшего в зале суда. Его тонкие губы несоизмеримо огромного на узком вытянутом лице рта жадно змеились в предвкушении пиршества. Высокий, скошенный назад яйце подобный лысый череп обтягивала тончайшая пергаментная кожа, сквозь которую просвечивали мельчайшие кровеносные сосуды. Конрад поморщился в отвращении, разглядывая анатомию возглавившего трибунал от лица церкви инквизитора и отвел взгляд.

Среди собравшейся в зале суда публики его интересовало лишь одно существо — маленькая, закутанная в темный шерстяной плащ светловолосая женщина, просочившаяся внутрь ранее других зевак, предварительно умаслив охранника небольшим подношением. Она, пока слушались гражданские дела, тихо словно мышь сидела в углу и терпеливо ждала. Порой ее веки смыкались, и женщина погружалась в дрему, но громкие крики безумных соседей заставляли ее вздрогнуть и очнуться от забытья.

После небольшого перерыва суд вернулся к дознанию по обвинению в колдовстве и богоотступничестве. Как только распахнулась боковая дверь и оттуда показался первый осужденный, женщина вскочила со скамьи и вытянувшись в струнку вся поддалась вперед.

Потом вновь вернулась на свое место и на время затихла.

Началось слушание по делу Стефана Кугелькопфа, обвиненного в соитии с суккубом.

Конрад терпеливо вынес до оскомины надоевший ритуал допроса недалеких свидетелей, произносящих заведомо желанные для инквизиции речи, порой его веки тяжелели, и он незаметно от присутствующих погружался в собственные раздумья, уносившие его прочь от опостылевшего зала суда. Он вновь был молод, полон сил и несбыточных надежд, в его сердце пылал огонь, оно билось, оно прокачивало кровь. Оно любило. Он вновь шел по затаенным лесным тропам с любимой женщиной. Которая…

— Свободный город против Стефана Кугелькопфа постановил привлечь подозреваемого в колдовстве к публичному испытанию водой, дабы он, наконец, сознался в предписываемых ему преступлениях — ворвался в его воспоминания занудный голос клирика- секретаря, оглашающего решения суда. Жадная до чужих страданий толпа восторженно взревела.

Конрад вздрогнул и вернулся в реальность.

Первого несчастного, жалобно стенающего и молящего о пощаде каменные сердца, стражники вытолкали из зала суда. Следом за ним проследовало несколько десятков любопытных глаз, желающих насладиться зрелищем. Пытка водой порой приносила неожиданные результаты.

В тот момент, как стражники закрывали за уходящими двери, в них успел проскользнуть богато одетый вельможа. Протянув ближайшему стражнику небольшой кошелек, он приказал жестом расчистить ему место на скамье. Что было сделано незамедлительно. Но незнакомец не собирался садиться, заняв место, он, поднявшись на цыпочки, внимательно высматривал лица людей, оставшихся в судебном зале для дальнейших слушаний.

Епископ, сидя довольно далеко от входа был вынужден прищурить глаза, но расстояние и тусклое освящение зала не позволило ему узнать вошедшего. По нетерпеливым жестам, он понял лишь, что незнакомец сильно взволнован, пристальный взгляд молодого мужчины сейчас направлен в тот угол зала, где сидит белокурая незнакомка. Но он не торопится протиснуться к ней, немного успокаивается и присаживается на свободное место на скамье. Так…

— Интересно, о существовании любовного треугольника я и не мечтал, — прошептал себе под нос епископ и довольно потянулся в предвкушении грядущего наслаждения.

Вторым слушалось дело Якова Циммерманна. Объявивший об этом обыденным сонным голосом клирик прикрыл рот, чтобы подавить невольный зевок. Время заседаний близилось к обеду и уставшему послушнику требовался перерыв.

Как все относительно, — мелькнула в голове мысль у Конрада — стоило сейчас недалекого писаку заковать в кандалы и обвинить в нелепости, противоречащей священному писанию, как его стремления были бы о глотке свежего воздуха и об ясном небе, сияющем над нашей головой сегодняшним днем.

Представив воочию эту картину, эпископ по детски засмеялся, но почувствовав на себе косой колючий инквизиторский взгляд, наигранно смутившись, вернулся к действительности.

— Не откажите, святой отец принять мое искренне предложение разделить сегодняшнюю вечернюю трапезу в моем кабинете. Полагаю, что за приятным занятием мы не примнем обсудить несколько насущных злободневных проблем, касаемых наметившего еретического раскола в судебном праве, насаждаемых достопочтимым месье Кольбером.

Длинные змеиные губы инквизитора двусмысленно сжались в тонкие линии. Бегающие жадные глазки на секунду замерли в нерешительности. Поразмыслив о последствиях отказа, он нехотя принял приглашение на ужин. Епископ довольно улыбнулся, манипулировать людьми доставляло ему не меньшее удовольствие как и отправлять из на виселицу.