Две змейки, обвивающие друг друга, казалось, слились в последнем смертельном поцелуе- укусе. Какой странный кулон, подумала маленькая девочка и дотронулась до него маленькими пальчиками, чтобы получше рассмотреть. Она вытащила куклу из корзинки и поднесла поближе к глазам. Регина молча наблюдала, возвышаясь над ребенком.

— Какие красивые змейки!! Смотрите, кажется, они светлеют у меня на руке! А почему, госпожа?

Регина продолжала смотреть в восторженные глаза ребенка и молчала. Не дождавшись ответа, девочка опять начала разглядывать куклу

— И глазки у тебя разные, и туфелек парчовых нет. Тебя, наверное, все дразнят, Да? Подружки твои такие красивые… а ты по ночам плачешь, я знаю… ты, как и я — одна…

Девочка робко подняла на Регину глаза

— Госпожа — можно я возьму вот эту бедняжку? — и, боясь, что женщина передумает, малышка испуганно прижала к груди выбранную куклу.

Изогнув левую бровь, и слегка улыбнувшись, Регина присела на траву, чтобы ее лицо сравнялось с лицом ребенка. Она с трудом вытащила куклу из ее рук и посмотрев на свое произведение как будто впервые, весело рассмеялась.

— Бери, Маленькая Птичка. Ты сделала правильный выбор. Если бы ты выбрала сначала не эту куклу, я бы тебя отговорила, но ты сама ее увидела, значит она действительно Твоя. Только скажи, почему именно ее ты хочешь забрать?

— А Вы не будет смеяться?

— Ну что ты такое говоришь? Конечно, не буду, говори как на духу.

— Она мне прошептала свое имя, а другие молчали — тихо произнесла девочка, стыдливо потупив глаза. — Хотите — скажу — как ее зовут??

— Нет. Что ты!! Никому чужому никогда не говори Имя своей куклы, иначе, она перестанет быть твоей, станет обычной тряпицей. Запомни мои слова, Птичка! Запомнила? Повтори.

— Никому не говорить имя, а почему? Почему нельзя называть имя, что такого страшного произойдет?

Регина погладила девочку по светлым кудряшкам, уже полностью подсохшим и развивающимся на солнце подобно шлейфу от летящих зонтиков одуванчика.

— Ничего страшного, если только ты потеряешь главное. Эта кукла будет тебе настоящей подругой, которой до сих пор не было, защитницей, собеседницей, но только при условии, что никто из людей и никогда не будет знать ее имени и слышать, как ты с ней разговариваешь. Скажи мне. Маленькая Птичка, ты часто слышишь странные голоса?

— Голоса?

— Я имею в виду, ты видишь или слышишь что-то, что не видят и не слышат твои сестры или взрослые вокруг?

— Да, но только они мне не верят! Я сколько раз говорила им, что в чулане живет Старик, а в доме под притолокой — красавчик Модник. Но в последний раз поделом досталось от них гадкому Густаву, он то больше всего мне не верил и издевался!

— Таак… — протянула Регина. — И что же натворили твои приятели?

— Они наставили Густаву шишек! Столько сколько их на этой сосне! Он надолго меня запомнит и не будет больше издеваться!

— Как бы не так глупая девочка. Теперь ты его еще больше разозлила и взбучки тебе не миновать… Ладно, пришло время охладить его пыл… Пришло мое время вмешаться. Не бойся, больше ничего худого, этот злобный гоблин тебе не сделает, обещаю.

А теперь, ты мне пообещай, Маленькая Птичка, крепко накрепко пообещай. Повторяй за мной — слово в слово и ничего не бойся.

Регина цепко взглянула в глаза девочки, взяла ее мягкие маленькие ручки в свои, и, полностью притянув внимание ребенка, начала говорить тихим грудным голосом.

— Повторяй за мной. Я, Кристина Кляйнфогель, дочь Вильгельма и Иоланты, этим майским днем, перед лицом Черной Регины, перед водами горного ручья, перед шумящими надо мной соснами и елями, перед травой и цветами, птицами и тварями лесными клянусь, что более никто из рода людского не узнает моей тайны, а именно той, что слышу я голоса, вижу неведомых существ и вступаю с ними в беседы. Стоит мне нарушить клятву, грозит суровая кара, гореть мне в огне…..

Да. Моя девочка — повторяй до конца, гореть мне в огне. Потому что я особенная. Рожденная от ведьмы и принятая на этот свет руками ведьмы. Услышьте слова моей клятвы, Лес и Ручей, птицы и звери, трава и цветы. Бог и Богиня, примите меня под защиту, помогите избежать зла людского. Да будет так!


Не отводя взгляда от расширенных черных как сама ночь глаз Регины, девочка слово за слово повторяла странную и непонятную ей клятву, и лишь произнеся последнюю просьбу, испуганно сглотнула пересохшим от волнения ртом.

Она быстро оглянулась по сторонам, боясь, что кто-то посторонний мог услышать ее, но нет, они были одни, и лишь легкий порыв теплого весеннего ветерка прошелестел по изумрудной траве, качнул еловые ветки, пробежался мягкой рябью по поверхности ручья и унес вдаль слова только что произнесенной клятвы. Через несколько мгновений лес вокруг тихо вздохнул в ответ, приняв обещанное, и пообещав испрошенное, и опять наступила звенящая тишина.

Регина не торопясь, переодела девочку в высохшее платье.

— Вот и все, малышка, забирай мой подарок и помни о сказанном.

Будет скучно или грустно на душе — просто согрей кулон в руках и поговори со своей новой подружкой. А мне пора в путь, в Марцелль, на ярмарку, продавать своих красавиц таким же как ты умненьким девочкам. Прощай.

Регина наклонилась и нежно поцеловала девочку в лоб.


Кристина впервые шла в Марцелль одна. Пешком через лес. Время подошло, девочка выросла и Вильгельм скрепя сердце уступил просьбе, отпустить ее в соседний город одну.

— Отец, мне уже пятнадцать, ну что со мной может произойти, Вы сами подумайте? Сколько раз мы вместе с Вами были в Марцелле, приезжали на Пасху и Вознесение, на рождественские ярмарки, я знаю там каждый дом, каждую ремесленную лавку, ничего со мной не случится. И в лесу обещаю быть осторожной, я не ступлю в сторону от обоза, обещаю, отец.

Вильгельм грустно смотрел на Кристину, как быстро прошло время, пятнадцать лет пролетели незаметно, его малышка превратилась в необычайно привлекательную девушку, с белокурыми волосами и глазами, сверкающими, словно лесные озера. Как она похожа сейчас на его любимую Иоланту, на ту, которую давным- давно повстречал в Бамберге и потерял сердце навсегда. Все, что от нее осталось — малышка Кристина, родившаяся ценой жизни его любимой жены. Но время действительно пришло, маленькой птичке пора вылетать из родного гнезда, да спасет ее Бог от нечаянных опасностей и бед.

Скрепя сердце, дав последние наставления и написав несколько строк знакомому в Марцелле трактирщику, Вильгельм вручил дочери деньги на покупку канифоли и закончившихся эмалей. Потом перекрестил Кристину на прощанье и сказал.

— Слушай меня внимательно — если все успеешь купить засветло, то постарайся найти кого-нибудь из Фогельбаха, знаю, что наш кузнец вместе с сыном отправился в город пару дней назад, лавочница Гертруда должна так же вести галантерейные товары из Фрайбурга, она может заночевать в Марцелле, найди их, не возвращайся одна. Если никого не встретишь, прошу — останься у Дитриха, того трактирщика, где мы с тобой всегда обедали, он помнит тебя, скажи, что Вильгельм попросил дать ночлег и передай мое письмо… Только не смей возвращаться одна на ночь глядя. Завтра из Фрайбурга через Марцелль к нам пройдет обоз со скобяными товарами. Вернешься с ним. Ты все поняла, дочка?

— Да. Отец, не беспокойтесь Вы так. Все будет хорошо. Обещаю. — Кристина ласково посмотрела на осунувшегося Вильгельма. Отец сильно устал последнее время, выполняя заказ герцогини фон Бэрен. Осталось совсем немного, он скоро завершит прекрасный резной триптих для стоящейся в ее имении часовни. А пока необходимо пополнить запас закончившейся дорогой эмали для его отделки. (Кристина зажмурилась и замечталась) И тогда на обещанное вознаграждение отец купит мольберт и краски, ей не терпится начать рисовать, не угольком на обрывках бумаги или досках, а по настоящему, как именитые художники, в лавки которых она с благоговением заглядывает в Марцелле, и сегодня, обязательно, хоть на несколько минут, но забежит. Вдохнет волшебный запах сухих красок, лаков и свежих загрунтованных холстов и на миг почувствует себя волшебницей. Только где это видано, чтобы девушке доверили кисть и позволили рисовать, это удел мужчин. Кристине оставалось лишь надеяться, что сегодня в лавке будет работать Яков Циммерман, молодой портретист, учившийся живописи в самом Фрайбурге. Он порой разрешал девочке присутствовать при работе и даже просил помыть мастихины, а порой, если повезет, растереть краски и смешать нужный оттенок. Это было первым большим секретом Кристины, ее отец ни в коем случае не должен был знать, где пропадаем дочь, когда он засиживается в трактире у Дитриха за галлоном доброго пшеничного пива.

А вторым большим секретом Кристины Кляйнфогель, вернее сказать великой тайной от всех людей, скрепленной клятвой, данной лесной ведьме одним майским днем на опушке, было то, что она уже очень давно жила не одна в этом Мире. Только отца она не могла успокоить, что у нее много друзей и подруг. Вильгельм Кляйнфогель был обыкновенным человеком и не мог видеть того, что с самого рождения видела его маленькая дочь, рожденная весенним днем от Иоланты Шенборн, уроженце Бамберга, бежавшей из города вместе с матерью страшной ноябрьской ночью 1660 года, когда в нем запылали первые костры.

Вот и сегодня, выйдя за окраину Фогельбаха, Кристина, присела на поваленное, все заросшее мягким как перина мхом дерево и оглядевшись по сторонам, тихо сказала

— Петер, хватит прятаться, выходи. Я одна, и мы можем поболтать!

Стройный молодой человек, одетый в зеленый, расшитый золотом сюртук, короткие штанишки болотного цвета и изумрудные туфли с загнутыми мысами, вышел из — за ближайший разлапистой елки и почтительно снял шляпу, длинное фазановое перо прочертило затейливый узор на земле.