Марта тихонько выдохнула.

— Почти полгода, — ответила она, чувствуя, что напряженность вокруг спала.

— Что вы говорите? А вы здесь работаете или отдыхаете?

— Я здесь рисую. — Девушка улыбнулась немного неуверенно, вряд ли ее неприбыльное занятие могло вызвать одобрение окружающих. — Я художница.

— Неужели? Как интересно.

Банкир на секунду прервал свой спор с Бьерном и взглянул на нее так, как будто она была очень редким зверьком.

— И что вы рисуете? — интересовалась банкирша. По всей видимости, ей нравилась эта тема.

— Много чего — портреты, пейзажи, натюрморты. Стокгольм меня вдохновляет, — добавила она, надеясь заслужить одобрение. — Очень красивый город.

— Полностью с вами согласна, — с готовностью ответила дама. — Действительно прелестный город.

— Так вы художница? — От Ван Дерека было не просто отделаться. Он покровительственно хохотнул. — И много картин вы продали?

Марта почувствовала, что Бьерн наступил ей на ногу. Мог бы этого и не делать — она бы в любом случае ответила: «Нет».

— Ничего страшного, даже Ван Гог при жизни не продал ни одной картины, — произнес он нарочито успокаивающим тоном. — Вспомните только, сколько стоят его картины сейчас.

Один автопортрет пошел больше чем за восемьдесят миллионов долларов. Ужасно, конечно, что его продали в Японию, — добавил он так, как будто картина исчезла в черной дыре. — Но настоящие деньги теперь только тау.

— Вы правы, — заметила немка. — Но по мне лучше пусть картина уходит за границу, чем если вокруг нее разворачивается такая возня, как было с его «Ирисами». Это было просто неприлично.

Банкир решил, что ему тоже пора принять участие в разговоре.

— Ах да, я понял, что картину купил музей Гетти, — вставил он свое веское слово. — Но, главное, что рынок стабилизировался.

— Да, конечно, — поддержал Ван Дерек. — Но вся эта история показала, что надо проявить большую осторожность, выбирая предметы искусства. Такая ситуация легко может подорвать рынок.

Марта слушала разговор со все возрастающим отвращением. Даже Бьерн, надо отдать ему должное, чувствовал себя не в своей тарелке, улыбка на его губах застыла.

Банкир серьезно кивнул.

— Галереи берут на себя большую ответственность, вкладывая средства в столь непрочный предмет.

— Сейчас надо вкладывать в молодых художников, — продолжил Ван Дерек, демонстрируя свое знание предмета. — Конечно, если вы знаете, на кого ставить. Цены на Яспера Джонса невероятно возросли после того, как этот американский издатель заплатил… сколько же он выложил, около восемнадцати миллионов? Очень умный шаг — у него теперь лучшая коллекция Джонса.

Марта больше не могла сдерживаться. — Это единственное, что вас волнует в искусстве? — выпалила она. — Что сколько стоит? Вы даже Сезанна не отличила бы от Сислея. — Люди вокруг оборачивались, но ее это не трогало. — Да, если бы я нарисовала что-нибудь на этой скатерти, вы бы не знали, что с этим делать — вывесить в музее или отправить в прачечную.

Опять в ней проснулся демон. Все эти жалкие люди, с виду такие добродетельные — они совсем такие же, как ее отец! Ей хотелось схватить их за дряблые шеи и швырнуть с набережной. Но кое-что она может сделать прямо сейчас.

Босая, девушка вскочила на стол и принялась быстро раздвигать тарелки. Снежно-белая скатерть будет прекрасным холстом. Из еды и соусов получатся отличные краски, а за неимением кистей она будет рисовать пальцами.

Это было так здорово — накладывать большие красные, оранжевые, коричневые мазки, создавать картину такую же дикую и необузданную, как ярость в ее душе.

— Готово! — Марта взглянула на шокированную публику, на этого мерзкого лысого типа. — Помещайте это в свои банки, следите, как растет ваш счет!

Бьерн стоял как вкопанный, он смотрел на нее с каким-то застывшим ужасом, но, сделав последний широкий приглашающий жест руками, Марта догадалась, что внутри у него все клокочет. Внезапно ярость, преполнявшая ее, исчезла, и она поняла, что выходка была детской и глупой.

Собрав все силы, девушка рассмотрела свое творение и решила, что чего-то не хватает. Добавила несколько капель желтого соуса — все равно скатерть безнадежно испорчена, а Бьерн се никогда не простит.

Он резко вышел вперед и, сжав ей запястье своими стальными пальцами, потащил ее от стола.

— Приношу свои искренние извинения за все это, — выпалил он, обращаясь к застывшей графине. — Разумеется, я заплачу за нанесенный ущерб и сделаю вклад в ваш фонд, чтобы компенсировать неудобства, причиненные вашим гостям. А теперь, если вы позволите…

Он выволок Марту на улицу, даже не остановившись, чтобы она успела надеть туфли. Он быстро шел по улице, не замечая или не заботясь о том, что ей приходилось почти бежать за ним. Но она молчала — возражать было бы опасно.

— Ты думаешь, что ты делаешь? — яростно кричал он. — Ты пьяна? Или у тебя с головой не в порядке? Мне надо позвонить твоему отцу, чтобы он приехал за тобой и забрал тебя в сумасшедший дом. Я никогда в жизни не видел такого поведения!

— Прости меня, — девушка задыхалась и всхлипывала, пытаясь поспеть за ним. — Прошу тебя, Бьерн, прости меня. Я не знаю, что произошло, в меня вселился какой-то бес. Этот мерзавец так пренебрежительно говорил об искусстве и все время ощупывал меня своим взглядом. У меня все поплыло перед глазами.

— Благодари Бога, что я тебя не выпорол, хотя это единственное, чего ты заслуживаешь. А может быть, ты именно этого и добиваешься? — бросил он, вдруг резко останавливаясь и поворачиваясь в ее сторону. Она чуть не врезалась в него. — Ты стала провоцировать меня с того момента, как только я тебя увидел. Или тебя это возбуждает? Когда тебя бьют?

— Нет! — она с ужасом смотрела на него. — Я не провоцировала тебя, Бьерн, честно. Я не хотела тебя сердить. — Ее руки упирались ему в грудь, чувствуя его жесткие мускулы. Марта внезапно ощутила себя очень слабой и беззащитной. — Прости меня, Бьерн, — прошептала она со слезами в голосе. — Прости меня, пожалуйста.

Он сердито притянул ее к себе, сжав в своих железных объятиях.

— Ты думаешь, что этого достаточно? — резко проговорил он. Бьерн был не только зол, к этому прибавилось сексуальное возбуждение. — Сказать: прости меня и посмотреть такими невинными глазами? И я сразу прощу тебе все и забуду, каким идиотом ты меня выставила?

От всех этих бурных эмоций сердце ее билось так быстро, что было трудно дышать. Сначала она испытала ярость, потом страх, а сейчас… сейчас она понимала, что хочет только одного — чтобы он ее поцеловал. Ее губы слегка приоткрылись, ресницы опустились, он склонился к ней… И вдруг резко оттолкнул ее от себя.

— Ну нет! Тебе не удастся окрутить меня вокруг своего тоненького пальчика, как ты делала со всеми другими. К тому же, мне не слишком нравятся «товары широкого потребления».

Марта не заметила, как они дошли до дома, пока Бьерн не открыл входную дверь. Он втолкнул ее внутрь так, что она чуть не упала. Потом повернулся и пошел по улице, глубоко засунув руки в карманы.

— Куда ты идешь? — пролепетала она вслед, чувствуя себя потерянной и сбитой с толку.

— Прогуляться, — буркнул он, не поворачиваясь.

— Но… а мне что делать?

— Не попадаться мне на глаза, — рявкнул он. — Иначе я за себя не ручаюсь. Глава 6

Доски пола немилосердно впивались в спину, тонкий спальник не мог защитить от этого. Марта застонала, ворочаясь и пытаясь найти более менее удобное положение. Она не хотела думать о том, кто мог прятаться по углам заброшенного склада — мыши, пауки, а может, что-нибудь еще похуже… Она вздрогнула, закрыла глаза и попыталась уснуть, не обращая внимания на группу молодых людей, сидевших вокруг единственного электрокамина в центре комнаты. Они бренчали на гитарах и напевали бунтарские песни.

— Марта, эй, вылезай, посиди с нами. Майк, тот самый приятель Оле, который постоянно сшивался на барже и принес туда наркотики, присел рядом. Она не открывала глаз, притворяясь, что спит, но он тряхнул ее за плечо.

— Эй, Марта, ну давай же. Мы классно тусуемся. Что ты сидишь в этом углу?

— Отойди, Майк, — проворчала она, не открывая глаз. — Я пытаюсь уснуть.

— Зачем? Сейчас еще рано. — Он противно засмеялся и начал расстегивать ее мешок. — Хотя, может, стоит присоединиться к тебе? Расстегни молнию и пусти меня к себе.

Она сердито хлопнула его по руке.

— Уходи! Оставь меня в покое, понял! У меня нет никакого желания болтать с тобой и уж тем более пускать тебя в свой спальник.

— Ну, что ты, Марта, — зашептал он вкрадчивым голосом, наклоняясь над ней. — Это не очень-то по-дружески…

— Я, кажется, слышал, что юная дама просила вас удалиться.

Марта чуть не вскрикнула от удивления, увидев, что над ними нависла высокая темная фигура.

— Бьерн! Что?..

— Что я здесь делаю? — сухо поинтересовался он. — Я пришел за тобой.

Майк предпочел исчезнуть, и теперь Бьерн опустился на колени рядом с ней. Сегодня он был не в костюме — на нем были узкие голубые джинсы, из-под полурасстегнутой кожаной куртки выглядывала черная майка. Выглядел он как обычно, но что-то в его глазах предупреждало об опасности.

— Как ты меня нашел? — спросила она неуверенно.

— Поспрашивал старых друзей. Я знал, где искать, — ведь когда-то я тоже был молодым. — Последнюю фразу он произнес с ироничной усмешкой, но то, как он выглядел этим вечером, заставило Марту осознать, что в сущности это было совсем недавно.

Она не ожидала, что он будет ее разыскивать. После той ужасной сцены прошлой ночью она вовсе не удивилась бы, если бы он окончательно махнул на нее рукой. Вчера, войдя в квартиру, она покидала какие-то вещи в сумку и убежала, собираясь исчезнуть, раствориться на узеньких улочках старой части Стокгольма среди таких же юных бунтарей, где он никогда бы не нашел ее.

Марта села в своем спальном мешке, крепко обхватив руками колени жестом бессознательной защиты. Она знала, что выглядит как настоящее пугало, — в этом полуразвалившемся строении негде было помыться.